Дом среди сосен - Анатолий Злобин

Нет покоя! Да, вы угадали, со мной случилось ЧП, чрезвычайное происшествие, несчастье или катастрофа, личное или общественное — сам не могу разобраться. Во всяком случае, я уже предупрежден нашим директором о своем служебном несоответствии. Вы, разумеется, понимаете, что означает такой приказ, он у меня в кармане. Надо спасаться самому или спасать общее дело, тут я тоже сам не знаю... Сам-то я не пропаду. Наш Тяжмаш не один на свете, перейду в легкую промышленность, не ради легкой жизни, естественно. А вот общее дело...

Я уже говорил вам, что работаю на Тяжмаше в Энске ведущим конструктором. Буровые машины, дробилки, экскаваторы, прокатные станы, блюминги — ведем огромное дело! Каждая машина уникальна и не похожа на предыдущую. А если смотреть по отчетам и планам? Тонны механоизделий. Иной раз такую тонну изобретем, что от такого делания волосы на голове дыбом...

Простите, я, может быть, несколько бессвязен, перескакиваю мыслью, но сейчас вы все поймете. Вот вы показали мне ваш главный эталон из платины и иридия. Он у вас хранится в условиях полной термостатики, за тремя дверьми, под семью замками. Точность вашего килограмма исключительна — единица в минус девятой степени, так? Я не ошибся? К нему никто руками не смеет прикоснуться, вы дыхнуть на него боитесь. А мы? Что мы делаем с металлом? Как мы это делаем?..

Теперь, посмотрев на ваш килограмм, я хочу задать вам всего один-единственный вопрос: сколько, по-вашему, весит тонна?

Вы улыбаетесь. Ну, разумеется, я понимаю, вопрос на первый взгляд звучит нелепо. Все знают, сколько она весит, дети это во втором классе проходят. Помимо того, вес и масса — это различные физические понятия, можете не поправлять. Все верно, но оказывается, что общепринятая метрическая система на нашем Тяжмаше не имеет силы закона. Знаете ли вы о том, что у нас имеются самые разные тонны: тяжелые, легкие и даже наилегчайшие, которые вообще не имеют веса. Это вам уже не желанная общая польза, о которой говорил Дмитрий Иванович, а полная бесполезность, словом, наш тяжмашевский разновес.

Как? Вы еще сомневаетесь? Да я на заводе с этими тоннами четверть века работаю.

Я недаром о станах заговорил, как раз их я и проектирую. Металла мы не жалеем. А у меня родилась мечта — пожалеть. Сконструировать такой стан, чтобы он был мощный, прочный и одновременно легкий, сэкономить металл стране. Это же розово-голубая мечта всей жизни. Пять лет горел своей идеей, вынашивал, искал, не буду вдаваться в технические подробности, они для моей исповеди не суть важны.

Наконец проект готов. Общий вес стана сократился против обычного на 18 процентов, все-таки цифра. Получил авторское свидетельство, иду к нашему директору, чтобы он восхитился моей работой и дал бы на нее свое добро. Наш директор, Иван Иванович, властный человек, про себя мы его зовем Иван II, потому что до него у нас тоже был Иван, только Петрович.

Короче, пришел. А у него как раз совещание, вернее, даже не совещание, а, как у нас говорят: аукцион, дешевая распродажа. Запускают в производство блюминг.

Директор спрашивает:

— Переходим к следующей позиции. Сколько весит рама?

— Полторы тысячи тонн, — отвечает главный инженер проекта. Иван II постепенно вскипает:

— Мало! На такой раме мы плана не вытянем. Кто даст больше? Раз, два... — и карандашиком по столу постукивает. — Кто больше?

— Одна тысяча семьсот.

— Одна семьсот, принято. Кто больше? Раз, два...

— Тысяча восемьсот пятьдесят.

— Раз, два... Больше нет? Три! Принято. Переходим к станине. Сколько?

— Две двести...

— О чем вы думали? Или не знаете, что план есть государственный закон и мы должны уметь бороться за тонны? Раз, два...

— Две четыреста, — кричит главный инженер проекта, а сам покраснел как рак.

— Еще! Еще!

— Две с половиной, больше не натянем.

— Даю вам две шестьсот. Это же не швейная машина, а блюминг. Какие там нагрузки. Раз, два...

— Хорошо, Иван Иванович, постараемся сделать две шестьсот.

Вот так наши тонны делаются, а вы мне про свой эталон.

Понял я, что в грозную минуту явился, решил в другой раз.

А в другой раз — новый аукцион. Предлагается дать такую тонну, чтобы в ней было не меньше двух. Тут одна команда — утяжелить. Снова ретируюсь на исходные позиции.

В конце месяца обратная картина: штурм! Тут уже нужны легкие тонны, в которых меньше трудоемкости и больше весу. Иван II бушует из кабинета по всем телефонам:

— Кузница? С вас причитается к концу дня пятьсот сорок тонн.

— Никак, не сможем, Иван Иванович.

— А рейки для буровых?

— Они на тот квартал запланированы. И без того весь склад завален рейками.

— Я дважды повторять не привык. Чтоб рейки были, ясно?

— Уж куда яснее, Иван Иванович.

Звонок в литейку: немедленно дать самые доходные отливки. И будут они потом на складе ржаветь. Зато тонн набрали на полный план.

Простите, о чем вы спросили? Вам не ясно, для чего устраивается подобный аукцион? Проще простого. Ваш эталон — килограмм. А у нас свой кумир — тонна. В ней и планируется наш план: дать, скажем, за год двести тысяч тонн механоизделий — и баста! Вот мы и гонимся за весом, а не за изделиями. Даем машины тяжелее, чем они могли бы быть — а нам за это прогрессивка, почет. Дали тяжелый стан. На нем будут катать лист. У прокатчиков план тоже в тоннах, и лист, который они катают, имеет плюсовые и минусовые допуски, это называется поле допусков. Значит, и прокатчикам выгоднее дать лист потяжелее, они и гуляют по плюсовому полю. Потом из этого листа будут делать трубы, там тоже выгодно иметь лист потолще, у трубников-то ведь тот же кумир — тонна.

Теперь ясно? Получается настоящая цепная реакция взаимной «выгоды» и всеобщего расточительства. Я утверждаю, что вес любой нашей машины, любого проката, любых труб безо всякого ущерба можно снизить на 5—10 процентов. Страна получит на этом экономию 10 миллионов тонн металла. Кстати, академик Целиков сделал тот же расчет и получил схожую цифру — только с обратной стороны: ежегодный перерасход металла в стране те же 10 миллионов.

Что же было дальше с моим станом, да? Выбрал час подобрее, решился пойти. Развернул листы, докладную. Наш директор был действительно в добром расположении: кончилось полугодие, дали победный рапорт, получили премии за все свои утяжеления. Выслушал мой Иван II, посмотрел и говорит:

— Хорошо, Сергей Петрович, я лично займусь вашей плодотворной деятельностью. Авторское, говорите, получили? Хорошо, хорошо. Пока можете идти.

И через день получаю приказ о служебном несоответствии. Я-де плохой патриот завода, ставлю «дядины» интересы выше заводских и так далее. Сформулировано, конечно, по-другому, но смысл именно таков, не преувеличиваю.

Получил приказ через курьера. Слава богу, что на стенку не вывесили, а то ведь сраму на весь Тяжмаш.

Стороной прослышал, что буду прощен и даже повышен, если увеличу вес стана в полтора раза. Ну, для этого никакого конструкторского таланта не надо: вешай тонны, где только можно.

Тем же путем я передал Ивану II, что ни на какие компромиссы не пойду.

Война объявлена.

Получил приказ, забрал проект и поехал к вам за истиной. У вас эталон килограмма. А нельзя ли с его помощью и тонну сделать эталоном? А то как наш труд мерить? Никто не знает. Одни предлагают в качестве измерителя условную тонну, другие говорят: надо мерить тонну по ее трудоемкости. И доказывают: тонна тонне — рознь. Одно изделие весом в тонну будешь неделю делать, а другую тонну за день сварганишь... Третьи утверждают, что просто тонна и без того хороша, не надо никаких перемен. Так и получается, что наша тонна вообще определенного веса не имеет, будто она в невесомости.

Мне мой приятель говорит:

— На кого ты полез, Сергей? На что замахнулся? Раз нам планируют тонны, значит, это и есть определяющий эталон. Разве у нас металла в стране нет? Даем стали больше, чем Америка. Что с этим металлом делать? Солить его, что ли? Вот и гоним его в дело.

— Если бы, — отвечаю ему, — самолеты планировались бы тоже в тоннах — ни один не взлетел бы.

— У нас, слава богу, не самолеты, а Тяжмаш. Наши машины не летают. Они на земле стоят. И обязаны стоять прочно. А земля любой вес выдержит. Так что наш эталон от земли идет.

— Абсолютный вес стана не имеет никакого значения. Если ты действительно хочешь экономию навести, то экономь на серийной продукции: на ножах, вилках, ложках. Их же выпускают сотни миллионов штук, миллиарды... На каждой вилке хотя бы по грамму, знаешь, сколько это получится? Вилка вообще должна быть невесомой, такую вилку и в руки приятно взять...

— А вдруг ножи и вилки тоже в тоннах планируются? Как же быть тогда с вилочным планом?

— Ты проверь и внеси предложение. Дарю. Еще одно авторское свидетельство заработаешь.