Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

3) проследить фактическую внешнюю политику императора после памятной аудиенции.

Рассмотрим первый из этих пунктов. Новый император вступил на престол с репутацией германофоба. По-видимому, это чувство, резко отличавшее его от его венценосных предшественников, было в нем искренним. Не исключено, что у него еще в бытность наследником появились мысли об изменении внешнеполитического курса, но, придя к власти, он первое время приглядывался к обстановке и еще не предпринимал в этой сфере решительных шагов… Именно на это время приходится деятельность Скобелева, который прожил при новом монархе немногим более года.

Чтобы представить личность и убеждения Александра III и понять, чего ожидало общество от нового царствования, приведем выдержки из статьи И.С.Тургенева, который познакомился с Александром III, когда тот был наследником.

Статья опубликована во Франции в «La revue politique et litteraire» 26 марта 1881 г. Осведомленность Тургенева во внутренней и внешней политике, в знании придворных и личных отношений, даже быта и интересов Александра III объясняется его знакомством с некоторыми лицами из ближайшего окружения царя, прежде всего с послом во Франции князем Н.А.Орловым.

«Александр III обладает многими из тех существенных качеств, которые создают если не великих, то, по крайней мере, хороших и настоящих государей, — писал И.С.Тургенев. — …Он в расцвете сил, здоров телом и духом, у него величественные манеры, царственный вид. Характер у него спокойный, рассудительный, энергичный и уравновешенный. Отличительная черта его… это честность, честность щепетильная, абсолютная, без компромиссов и без примесей… чрезвычайная прямота не лишена оттенка упрямства». Отметив такие качества нового царя как «широкий и светлый ум», скромность, целомудрие и отвращение к распущенности, искренность, Тургенев далее говорит о национальных симпатиях и антипатиях: «…он русский и только русский… в его жилах течет едва несколько капель русской крови и, однако, он до того слился с этим народом, что все в нем — язык, привычки, манеры, даже самая физиономия отмечены отличительными чертами расы… Утверждают, что он ненавидит немцев. Но при этом смешивают немцев из Германии с русскими немцами: этих последних он действительно не любит. Уверяют, что Францию он любит больше всех других наций. В этом французский шовинизм, может быть, преувеличивает». Тургенев разъясняет, что царь действительно симпатизировал французским республиканцам, что было главным образом обусловлено отвращением к Наполеону III, но после Коммуны «на него нашел яростный гнев против всех делателей кровавых революций… Только с тех пор, как республика начала проявлять благоразумие, в нем произошел, как кажется, новый возврат симпатии к Франции». И, наконец, прогноз о политике: «Те, кто ожидает от нового царя парламентской конституции, скоро утратят свои иллюзии… Его весьма близкие отношения с ультра-национальной партией, напротив, указывают как будто на известное недоверие к конституционалистам. Что касается внешних отношений, то можно утверждать, что царь будет придерживаться политики совершенно мирной…» С Германией будут сохранены добрые связи, к Франции выразится большая, чем прежде, симпатия, к Австрии сохранится недоверие, с Англией следует ожидать сближения.

При оценке статьи следует учитывать, что Тургенев сознательно польстил царю в расчете повлиять на него в то время, когда он еще выбирал политический курс и форму правления. Но в том, что касалось внешней политики, прогноз писателя оправдался, хотя и не полностью. Тургенев, в частности, оказался неправ в оценке отношения Александра III к немцам. Его неприязнь к немцам распространялась не только на русских немцев, но и на Германию и ее руководителей. Это и есть тот фактор, который важен для понимания отношения царя к внешнеполитическим идеям Скобелева и его речам.

Известно, например, что, будучи наследником, он во время франко-прусской войны в отличие от отца сочувствовал не немцам, а французам. Император относился к Германии настороженно, подозрительно, а Вильгельма II просто не переваривал. Об отношении его к германскому собрату рассказывает знаменитый физик Н.П.Лебедев со слов генерала П.А.Черевина, начальника охраны, личного друга царя. «Вот кого Александр III терпеть не мог, это Черевин изъяснял откровенно и без малейшей застенчивости. По его словам, величайшей личной антипатией царя был Вильгельм II. И не то, чтобы Александр III его ненавидел, а просто — именно — терпеть его не мог: претило ему от Вильгельма, органически этот последний был противен царю. Настолько, например, что когда Александру III подали к утверждению какой-то церемониал, скопированный с германского двора, царь возвратил его перечеркнутым с надписанием: я не мальчишка и не обезьяна!» Не больше симпатий Александр III испытывал к Бисмарку, которого он на полях дипломатического документа наградил эпитетом «оберскот».

Опасавшийся продолжения в русской политике прежнего германофильского курса, Скобелев в начале нового царствования делал попытки зондажа настроений Александра III. Возможно, с этой целью он завел следующий разговор с А.Ф.Тютчевой, о близости которой ко двору и ее осведомленности во всем, что касалось жизни и настроений царской семьи, он, конечно, хорошо знал. 9 января 1882 г. Тютчева записала в дневнике о первой встрече и знакомстве со Скобелевым, которого она узнала по виденному ею раньше портрету: «Когда в прошлом году при вступлении на престол государя мы присягали в верности самодержавию, мы делали это в надежде и с твердым убеждением, что новое царствование откроет эру национальной политики и что правительство не будет больше продавать Германии интересов России. И что же, — с жаром говорил он, — мы опять на том же скользком пути; и накануне того, чтобы принести в жертву Пруссии и Австрии Россию и ее интересы в славянских землях. Я ему отвечала, что не думаю этого, что, зная государя с детства, я уверена, что он чрезвычайно тверд в своих взглядах и убеждениях», то есть патриотических и антигерманских.

Таким образом, по первому из поставленных пунктов можно сделать вполне определенный вывод: речи Скобелева, прежде всего их антигерманский смысл, пали на благодатную почву. Они нашли отклик в сознании антигермански настроенного императора. Конечно, это вовсе не означает, что он под влиянием речей Скобелева готов был к немедленной перестройке внешней политики и что он мог одобрительно относиться к партизанскому и, в сущности, незаконному вмешательству в эту область слишком инициативного и горячего генерала. Почему Скобелеву такое сошло с рук, — об этом ниже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});