Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После произнесения своей речи Скобелев недолго пробыл в Париже. В те дни он имел еще одну продолжительную беседу с Гамбеттой в присутствии генерала Галифе. О содержании этих бесед со слов Скобелева сообщал Аксаков. «Согласия», как подозревала Европа, тут быть не могло, был простой обмен мнениями, писал Аксаков. Скобелев резко критиковал традиционную политику Франции, поддерживавшей Турцию против России и славян, и ее проводника Тьера, убеждал, что Франции следует признать наряду с миром латинским и германским мир славянский и его права, а Россию — как его представительницу и покровительницу. Гамбетта с этим согласился, может быть, лишь в силу текущих интересов.
По возвращении Скобелев хотел пространно изложить редактору «Руси» свои впечатления, но не закончил их и передал только шесть страниц черновой рукописи. Процитируем несколько отрывков из материала, напечатанного Аксаковым.
«Сознаюсь, я переехал французскую границу, глубоко раздраженный и огорченный особенно той бесцеремонностью, с которою немцы преподавали австрийцам: не щадить (в Боснии и Герцеговине. — В.М.) православной крови (следует цитата из немецкой газеты. — В.М.)… Во Франции, напротив, я встретил много инстинктивного, хотя еще и не выяснившегося сочувствия… в таком настроении сердца и головы я сближался с известною частью печати, желающей нам сочувствовать, более страстно, чем осторожно… Этим воспользовались — с целью доброю, и, как мне теперь ни трудно, мне не жаль случившегося… C.Farcy напечатал то, что ему показалось интересным для пробуждения французского общества, со слов студентов, меня не спросясь. Я мог бы формально отказаться, но переубедили меня и Гамбетта, и m-me Adam. Первый особенно настаивал на ее полезном впечатлении в молодежи, армии и флоте. Так как в конце концов все сказанное в газете «France» сущая правда, и по-моему могло повести не к войне, а к миру, доказав, что Русский Царь — сила, то я решился не обращать внимания на последствия лично для меня, и молчанием дать развиться полезному, т. е. как у нас, так и во Франции, законному и естественному недоверию к соседу».
Когда скандал, вызванный речью Скобелева, дошел до Петербурга, правительство прервало его отпуск, предложив немедленно вернуться домой. Этому решению предшествовала информация со стороны посла во Франции князя Н.А.Орлова и других сотрудников русского дипломатического представительства. Сравнивая белого генерала с Гарибальди, Орлов в письме управляющему министерства иностранных дел Н.К.Гирсу от того же 6 февраля приложил вырезку с речью Скобелева и комментариями К.Фаргта из «France», сопроводив ее выводом: «В них (словах Скобелева. — В.М.) от государя требуется незамедлительное объявление войны, иначе он, якобы, будет вынужден к тому волей своих подчиненных… Офицерам всех степеней повсеместно запрещается законом произносить политические речи (во Франции. — В.М.)… Но в высших берлинских кругах определенно хотят придти с нами к мирному и сердечному соглашению».
О том, каково было настроение в Германии после речи Скобелева, дает представление рассказ Марвина, находившегося проездом в Берлине в конце февраля: «По всему пути в разговорах только и слышалось, что имя Скобелева. В Берлине имя его повторялось в речах и беседах всех классов общества. Я остановился перед окном магазина, в котором висела карта России. К окну подбежала толпа школьников.
— Вот дорога, по которой мы доберемся до Петербурга и проучим Скобелева, — говорил один.
— А если они придут в Берлин?
— О, это невозможно!
Мальчишек сменила группа пожилых людей, которые в кратких восклицаниях выражали свою ненависть к славянам и к Скобелеву. На гауптвахте, находящейся на аристократической оконечности улицы Унтер ден Линден, солдаты вели воинственный разговор о России».
Скобелев и сам был осведомлен об этих настроениях. «Очень уж эти шнельклопсы разозлились на меня, — рассказывал он в одном из частных писем. — То какой-нибудь унтер-офицер вызывает меня на дуэль, то сантиментальная берлинская вдова посылает мне проповедь о сладостях дружбы и мира, то изобретатель особенного намордника для собак назовет его «Скобелевым» и обязательно сообщает об этом, то юмористические журналы их изображают меня в том или ином гнусном виде…»
Понятно, что при такой обстановке Скобелеву не следовало показываться в Германии. Орлов рекомендовал ему ехать через Голландию и Швецию, но 12 февраля Скобелев выехал более коротким путем через Вену и Варшаву. Благополучно миновав враждебную Австро-Венгрию, он прибыл в столицу Царства Польского. Здесь он снова выступал с речью.
Варшавская речь Скобелева не сохранилась, но и о ней было немало толков среди современников. Известно лишь, что в ней Скобелев проводил ту же идею: необходимость единства славян в борьбе против общего врага. О содержании речи можно приблизительно судить по следующему письму Скобелева: «В Варшаве как офицеры, так и солдаты меня встретили восторженно. Был в офицерском собрании Австрийского полка[12]. Опять заставили говорить… В течение нескольких часов пребывания в Варшаве я был поставлен в соприкосновение с представителями тамошней печати. Люди всех оттенков в Привислянском крае, по-видимому, крайне опасаются германского нашествия. Даже тяготение к Австро-Венгрии как будто слабее, ибо «все-таки нам будет еще хуже, чем теперь, так что лучше из трех зол выбирать меньшее…»» Еще одно авторское свидетельство варшавских впечатлений Скобелева — его письмо г-же Адан, с которой он, срочно вызванный в Россию, уехал, не попрощавшись: «Я люблю поляков. Это — народ, сохранивший героические традиции… Волей-неволей поляки будут с нами во время войны с немцами. Они не смогут бороться с антигерманским инстинктом своей расы».
Между тем в Петербурге белого генерала ждала гроза. Зная о гневе царя, симпатизировавший Скобелеву великий князь Константин Николаевич не посмел за него вступиться. Государственный секретарь Е.А.Перетц 20 февраля записал в дневнике: «Великий князь желал переговорить с государем о Скобелеве, но не решился, выжидая, не заговорит ли о нем сам государь. Несмотря на то, что они гуляли по парку около полутора часа, вопрос о Скобелеве так и не был затронут». О настроениях при дворе говорят дневники и воспоминания других сановников. П.А.Валуев, например, формулировал свое мнение в следующих неприязненных выражениях: «После речи здесь Скобелев сервировал новую поджигательную речь в Париже, выбрав слушателями сербских студентов».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Неповторимое. Том 1 - Валентин Иванович Варенников - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Анатолий Корольченко - Биографии и Мемуары
- Краснов-Власов.Воспоминания - Иван Поляков - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность - Михаил Филиппов - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Мальчики войны - Михаил Кириллов - Биографии и Мемуары
- Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 - Александр Свисюк - Биографии и Мемуары