Последний очевидец - Василий Шульгин

Вот что рассказывает Апушкин о времени появления В. А. Сухомлинова в столице, в связи с его новым назначением:

«Бутович, вконец измученный преследованиями Сухомлинова, обманутый симуляцией покушения на самоубийство своей жены, дал ей согласие на развод. Началось бракоразводное дело. Появились «достоверные лжесвидетели и лжесвидетельства» супружеской неверности Бутовича.

Разгадав обман своей жены, вырвавшей у него согласие на развод, возмущенный возводимыми на него обвинениями, Бутович взял свое согласие обратно и возбудил дело о лжесвидетельстве…

С грузом этого неприятного дела на плечах Сухомлинов и явился в Петербург, сразу став здесь в двусмысленное, ложное и тягостное положение.

Только один петербургский салон открыл ему и госпоже Бутович двери. Это был салон госпожи В., одной из тех милых, бойких, с добрым сердцем женщин, которые любят устраивать чужие дела, считают себя вправе говорить что думают и пренебрегают условностями света. Она сама была в двусмысленном положении, будучи женой сенатора, но не живя с ним, а находясь в долголетней связи с генералом М.

В ее небольшой гостеприимной квартире собиралось самое разнообразное общество. Здесь встречались и знакомились нужные друг другу люди, здесь сватали, женили, выдавали замуж, покровительствовали романам, проводили на службу, выводили в люди. Здесь на Сухомлинова смотрели как на восходящее светило, и потому он и госпожа Бутович были приняты радушно, находили здесь поддержку и сочувствие и знакомились с закулисной и интимной стороной жизни петербургского «большого света».

Так что, как видите, Сухомлинову было не до государственной обороны России. Ему надо было покончить с бракоразводным делом своей будущей жены. Последнее принимало благодаря упрямству и настойчивости Бутовича все более и более грозный для его жены и Сухомлинова оборот. Отвратить его, привести к благоприятному исходу могла только высочайшая воля, а заслужить ее могла только приятность и угодливость монарху. К завоеванию расположения последнего Сухомлинов и направил все свои усилия.

* * *

Тогдашний военный министр, генерал от инфантерии Александр Федорович Редигер, занимавший этот пост с 1905 года, был человек честный, почтенный, трудолюбивый и деловой, но с тяжелым, сухим умом, канцелярски-деловой речью, с некрасивым лицом, лишенный всякой светскости. Государь тяготился им, так как не по любил его долгих, обстоятельных докладов, но не знал, как заменить.

Слухи об отставке военного министра возникли еще в 1908 году. Они совпали с пребыванием в Петербурге Сухомлинова. Живой, поверхностный, игривый ум, скользящий по предметам, бойкая речь, меткие словечки, светские манеры, приятная готовность выполнить все, что угодно Его Величеству, угадывание, что именно угодно и что — нет, делали из Сухомлинова интересного и остроумного собеседника царя. Новый начальник Генерального штаба являл собою полный контраст генералу А. Ф. Редигеру. Замена нашлась.

И вот 11 марта 1909 года будущий супруг Екатерины Викторовны вступил в управление Военным министерством.

* * *

Вспомним теперь елку для детей наборщиков и разносчиков газеты «Киевлянин». Ее украшали два лица, совершенно никому неизвестные. Я говорю о широком мире. Но хотя одно из них, то есть Екатерина Викторовна, было убийственно равнодушно к другому, то есть к Василию Витальевичу, однако обозначился некий параллелизм в их судьбе. Почти одновременно они стали подниматься по лестнице, не той лестнице, на которой я глупо сидел верхом, а по лестнице социальной.

Она, выйдя замуж за военного министра, оказалась в Петербурге большой дамой, хотя и не всеми почитаемой. Я стал членом Государственной Думы, нередко взбирался на кафедру, и потому меня знала если не вся Россия, то все политиканы, читающие газеты.

Однако мы с ней в Петербурге не встречались до некоего дня. Словом, мы встретились с ней совершенно неожиданно на Скеттинг-ринге.

* * *

Тут надо сказать, что такое был Скеттинг-ринг на Марсовом поле. Был другой Скеттинг-ринг, там, где-то на Каменноостровском. Там бегали только мальчишки, неистово грохоча на деревянном полу в облаках пыли. Но нечто совершенно другое было на Скеттирнг-ринге на Марсовом поле. Тут, в некоторые будни, когда на треке было почти пусто, вы могли встретить аристократию.

Я видел там однажды Великого князя Дмитрия Павловича, стройного офицера, внука Императора Александра II и двоюродного брата Государя. Говорили, что он ухаживает за некоей Лазаревой. Во всяком случае, он бегал с нею, как полагалось, перекрестив руки. Это была пара, которая могла нравиться тем, кто любил изящное. Была ли Лазарева красива? Пожалуй. Во всяком случае, одевалась хорошо. В лице ее было нечто… Оставим это.

* * *

В Государственной Думе я влачил довольно печальное существование. На думу взирала вся Россия, но, в конце концов, это была только глухая провинция. В каком смысле? Дело в том, что мы были совершенно оторваны от блестящей столицы, — не было времени.

Например, за десять лет я был в опере не больше трех раз. В балете не был совсем, даже не видел знаменитого «Лебединого озера». Точно так же и в драме. Единственное, что я себе позволял, это на полчаса пойти в какой-нибудь кинематограф или на Скеттинг-ринг на Марсовом поле.

В воскресенье тут была толкучка. Я забегал иногда выпить стакан чаю, но навсегда запомнил одно белое перо, чудо природы. Вот говорят, что эфир совершенно свободно проходит через воздух. Так и эта «незнакомка». О ней можно сказать словами Александра Блока:

Всегда без спутников, одна…

А каким образом у нее могли быть спутники, ежели она проскальзывала в толчее с головокружительной быстротой, где никто, кроме нее, не мог двигаться? Перо здесь, перо там. В глазах рябит от непроходимой толкучки тяжелых, «весомых» людей обоего пола, а она мчится, бестелесная, с космической быстротой.

Так было по воскресеньям. А в будни было пусто, и тогда я забегал на полчаса, чтобы размять бренное тело, совершенно изнывавшее от вечного сидения в «курульных» креслах.

И вот в такой будний день я увидел красивую даму, окруженную изящными молодыми офицерами. Она меня узнала и приветливо улыбнулась. Первый раз в жизни.

Разумеется, я приблизился. Она протянула мне руки, и мы побежали по треку, как и полагается.

Я сказал:

— Елку для наборщиков и разносчиков помните?

— Еще бы. Но как все переменилось. Что ваш племянник?

— Здесь. Он учится в Академии художеств. Скульптор, по композиции получает первые категории.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});