Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Марк Солонин

Вдоль северного обвода «Белостокского выступа» противник ограничился сковывающими действиями, при этом одна из трех дивизий 42 АК еще не переходила границу, две другие продвинулись на несколько км в глубь советской территории, имея перед собой две стрелковые (2-я и 8-я) и одну кавалерийскую (6-я кд) дивизии Красной Армии. Вдоль южного обвода «Белостокского выступа» 9 пехотных дивизий вермахта, отбросив от границы 4 советские стрелковые дивизии (13, 86, 113, 49), успешно развивали наступление в северо-восточном направлении. На линии Брест, Кобрин начинался катастрофический разгром 4-й Армии.

Такой была ситуация в действительности. Информация, которой располагало к тому моменту командование Западного фронта, не соответствовала реальности в двух важных моментах: не было выявлено сосредоточение самой мощной танковой группировки противника (2-я ТГр) на брестском направлении и, напротив, были «обнаружены» две несуществующие танковые дивизии, наступающие на Бельск. Наконец, поздним вечером 22 июня в штаб фронта поступила из Москвы Директива № 3 Главного Военного совета КА, в которой ставилась задача «сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации фронта во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки». [99] Отправкой директивы дело не ограничилось, «поздно вечером 22.6 в штаб фронта прибыл Маршал Советского Союза т. Шапошников и Маршал Советского Союза т. Кулик. Маршал Кулик выехал в 10-ю Армию, куда ранее около 12.00 выехал для руководства действиями 6 МК и 6 КК замкомвойсками генерал-лейтенант Болдин И.В.». [416]

Имеющиеся документы не позволяют с точностью определить — когда (до или после получения Директивы № 3) было принято решение о наступлении конно-механизированной группы (КМГ) на Гродно и существовал ли в реальности приказ командования фронта о нанесении контрудара в противоположном направлении, на юг к Бельску. В любом случае, Оперсводка № 2 штаба 10-й Армии от 9.00 23 июня подтверждает, что фактического выдвижения дивизий 6 МК на юг не было: «6-й механизированный корпус в ночь на 23.6.41 г. вышел в район: 29-я моторизованная дивизия занимает рубеж для обороны по р. Лососна на фронте Кузница, Сокулка фронтом на северо-запад, 4-я и 7-я танковые дивизии сосредоточились в район лесов севернее Грудек». [417]

Также необходимо отметить, что уже днем 22 июня, не дожидаясь и не имея на то санкции из Москвы, командование Западного фронта приняло решение об отводе частей 10-й Армии на 60–80 км от границы, на рубеж р. Нарев. В упомянутом выше докладе (справке) начальника штаба 10-й Армии генерал-майора Ляпина об этом сказано вполне конкретно: «Приказ об отходе на р. Нарев был получен от НШ фронта Климовских генералом Ляпиным по телефону ВЧ в следующем содержании: «Всех отводить на Нарев в ночь на 23.6.» Время получения этого приказа — между 14 и 16 22 июня» . [418] Оперсводка № 2 штаба 10-й Армии констатирует, что «части армии в течение ночи отходили на восточный берег р. Нарев, прикрываясь ночной темнотой». Далеко не факт, что это сообщение во всем соответствует действительности (в начинающемся хаосе приказ об отводе войск мог и не дойти до соответствующих штабов), но сомневаться в том, что Павлов быстро и самостоятельно принял адекватное ситуации решение, не приходится [135].

Незадолго до полуночи, в 23.40, 22 июня Павлов связался со своим заместителем, генерал-лейтенантом Болдиным, прибывшим к тому времени в Белосток, в штаб 10-й Армии. С этого момента и начинается одна из самых драматичных и темных историй первых дней войны:

«У аппарата тов. Болдин.

Вопрос: Познакомились ли с обстановкой и какие решения приняли?

Ответ: С обстановкой ознакомился. Ваши решения, которые начальник штаба передал Голубеву, о том, что Голубев должен быть в Нареве (т. е. об отводе 10-й Армии на рубеж р. Нарев. — М.С. ) , а Хацкелевич южнее Сокулка (сосредоточение 6-го мехкорпуса в лесах северо-восточнее Белостока. — М.С. ) , считаю верными.

Выслушать приказ:

Вам надлежит организовать ударную группу в составе корпуса Хацкелевича плюс 36-я кавалерийская дивизия, части Мостовенко (т. е. 11-й мехкорпус) и нанести удар в общем направлении Белосток, Липск, южнее Гродно с задачей уничтожить противника на левом берегу р. Неман и не допустить выхода его частей район Волковыск, после этого вся группа перейдет в подчинение Кузнецова. Это ваша ближайшая задача. Возглавьте ее лично…» [419]

В сравнении с задачей, поставленной в Директиве № 3, Павлов «довернул» острие наступления на северо-восток, и это была, вне всякого сомнения, разумная инициатива. Попытка наступать от Белостока на Сувалки означала необходимость протолкнуть огромную массу танков через заболоченную долину реки Бебжа (что одинаково сложно как в направлении с севера на юг, так и с юга на север), а в дальнейшем наступающие части оказались бы на территории «Сувалкского выступа», который немцы заблаговременно готовили к обороне. Наступление же на Гродно означало движение по относительно открытой местности, при наличии полноценного шоссе на участке Сокулка, Гродно и в отсутствие каких-либо оборонительных сооружений противника (см. рис. 14).

Парадоксальным образом успеху запланированного контрудара способствовали успешные действия противника: 8-й армейский корпус и дивизии 3-й Танковой группы уже форсировали Неман севернее Гродно и стремительно продвигались на восток, соответственно, к тому моменту, когда КМГ Болдина могла сосредоточиться и перейти в наступление, на левом берегу Немана немцев бы уже не было. Таким образом открывалась возможность пройти «как нож сквозь масло» через оголенный фланг и тыл основной группировки противника и перерезать его коммуникации.

В скобках заметим, что в мае 1942 г. в точности такая же по замыслу операция была проведена немцами. Тогда, в ходе ставшей печально знаменитой Харьковской наступательной операции, советские войска форсировали Северский Донец и, наступая в западном направлении, вышли к пригородам Харькова. После чего немецкая танковая группировка нанесла удар с юга на север и, продвигаясь по обеим берегам Северского Донца, перерезала коммуникации советских войск, оказавшихся в итоге в гигантском «котле». Конечным результатом стал разгром пяти советских армий, при этом более 200 тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказалось в немецком плену. Можно спорить о том, чем — принимая во внимание реальную боеспособность противоборствующих сторон — могла закончиться задуманная Павловым операция, но на начальном ее этапе КМГ Болдина, казалось, была «обречена на успех».

Главной ударной силой КМГ Болдина был 6-й мехкорпус (4-я и 7-я танковые, 29-я моторизованная дивизия), одно из самых мощных танковых соединений Красной Армии. Корпус создавался в «первой волне» формирования (июль — август 1940 г.) и к июню 41-го был «под завязку» укомплектован боевой и вспомогательной техникой. В корпусе числилось 3504 грузовых и 894 специальные автомашины (абсолютное первое место среди всех мехкорпусов Красной Армии), а с учетом 108 легковых машин на восемь человек личного состава приходился один автомобиль — и это не считая 1042 мотоцикла.

Мехкорпус получил 260 гусеничных тягачей, включая 22 мощнейших «Ворошиловца» и 40 легких бронированных «Комсомольцев», 135 пушечных бронеавтомобилей БА-10 (также первое место во всей Красной Армии) и 91 разведывательный бронеавтомобиль БА-20. Средства радиосвязи были представлены (не считая рации на танках) в количестве 51 мощной радиостанции (5 РСБ и 46 5-АК) и 64 «батальонных» (РБ, РРУ, 6-ПК).

Танков в 6 МК было много, порядка тысячи единиц. Точные цифры назвать невозможно, т. к. в корпус потоком шли новые, только с завода, танки КВ и Т-34, и одновременно с этим происходило списание морально устаревших легких танков. Суммарное количество тяжелых монстров КВ разночтений не вызывает — их в 6-м мехкорпусе было 114 единиц (63 в 4-й тд и 51 в 7-й тд). Танков Т-34 к 1 июня числилось 238 единиц, такая цифра присутствует в большинстве документов. Распределены они на тот момент были так: 160 в 4-й тд и 78 в 7-й тд. В дальнейшем, в течение июня в Белосток с заводов было доставлено еще 114 «тридцатьчетверок», и можно предположить, что именно эти поставки объясняют появление в докладе командира 7-й танковой дивизии цифры в 150 танков Т-34. В конечном счете количество танков «новых типов» оказывается в диапазоне от 352 до 466, с наиболее правдоподобной оценкой в 424 единицы.

Танками «новых типов» перечень вооружения 6-го мехкорпуса отнюдь не исчерпывался. Было еще 19 трехбашенных Т-28 в исправном состоянии (всего же их числилось 58 единиц), порядка 420 БТ (не считая изношенные БТ-2), 67 Т-26 (не считая пулеметные) и как минимум 44 огнеметных ХТ-26 (есть сведения, что в составе 29-й мд было еще 17 сверхштатных ХТ-26). Вот такой получился мехкорпус, с двумя полнокомплектными танковыми дивизиями, имеющими порядка 370 танков (включая две сотни КВ и Т-34) каждая, и моторизованной дивизией, по количеству танков (180–200 ед.) превосходящей многие немецкие танковые.