Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 4 - Вальтер Скотт

   Их окликнул часовой, меланхолично расхаживавший взад и вперед перед въездом в деревню; спросив их имена и занимаемые в повстанческом войске должности, он молча пропустил их в деревню. Перед одним из домов они заметили еще одного часового; они предположили, что именно здесь заключен лорд Эвендел, так как напротив была воздвигнута виселица такой высоты, чтобы ее можно было видеть со стен Тиллитудлема; это подтверждало печальные новости миссис Уилсон.[42] Мортон пожелал немедленно встретиться с Берли, и их проводили к нему на квартиру. Они застали его за чтением библии; рядом с ним лежало его оружие, которое он всегда держал наготове. Заметив входивших, он вздрогнул и вскочил на ноги.

   —      Что привело вас сюда? — спросил торопливо Берли. — Или дурные вести из армии?

   —      Нет, — ответил Мортон, — но, сколько мы знаем, здесь готовятся кое-какие события, от которых в очень большой мере зависит благополучие армии; вы захватили в плен лорда Эвендела?

   —      Господь, — сказал Берли, — отдал его в наши руки.

   —      И вы хотите воспользоваться успехом, дарованным вам небесами, чтобы, подвергнув пленника незаслуженной казни, очернить наше дело перед всем миром?

   —      Если Тиллитудлем на рассвете не сдастся,— ответил Берли, — лорд Эвендел умрет той самою смертью, которой его начальник и покровитель предал столько божьих страдальцев. И пусть со мной случится то же и даже худшее, если я не выполню этого.

   —      Мы взялись за оружие, — ответил Мортон, — чтобы положить конец этим жестокостям, а не для того, чтобы подражать нашим гонителям и карать невинных людей за преступления тех, кто в них повинен. Какими законами сможете вы оправдать это зверство?

   —      Если ты в этом несведущ, — ответил Берли, — то твой товарищ и спутник хорошо знает закон, предавший жителей Иерихона мечу Иисуса, сына Навинова.

   —      Однако, — ответил священник, — мы живем, руководствуясь высшим законом, и этот закон велит добром воздавать за зло и молиться за тех, кто притесняет и преследует нас.

   —      Значит ли это, что ты объединяешь свои седины с его зеленою юностью, чтобы перечить мне в этом?             

   —      Мы двое из тех, — возразил Паундтекст, — которым вместе с тобой вручена власть над этою ратью, и мы не допустим, чтобы хоть один волос упал с головы пленного. Кто знает, не назначено ли ему господом способствовать прекращению этих злосчастных раздоров в нашем Израиле.

   —      Я это предвидел, — ответил Берли, — еще тогда, когда такого, как ты, избрали в совет старейшин.

   —      Такого, как я? — повторил Паундтекст. — Кто же я, что вы позволяете себе отзываться обо мне с подобным презрением? Не охранял ли я от волков на протяжении тридцати лет доверенных мне овец? И даже тогда, когда ты, Джон Белфур, сражался на стороне необрезанных и сам был филистимлянином с надменным челом и залитыми кровью руками! Кто же я, по-твоему, говори!

   —      Раз ты этого хочешь, я тебе скажу, кто ты,— ответил на это Берли. — Ты один из тех, кто хотел бы пожинать там, где не сеял, и принимать участие в разделе добычи, хотя бились и победили другие; ты один из тех, кто последовал за словом божиим ради рыб и хлебов, один из тех, кто любит дом свой больше, чем церковь господню, кто готов скорее брать мзду из рук прелатистов или язычников, чем разделить судьбу с теми благородными душами, которые отреклись от всего ради священного ковенанта.

   —      И я также тебе скажу, Джон Белфур, — воскликнул в порыве справедливого негодования Паундтекст,— я также скажу, кто ты. Ты один из тех, чьи кровожадность и бессердечие ложатся пятном на церковь этого несчастного королевства; злодейства и насилия могут отвратить от нас провидение и сделать безуспешными наши возвышенные усилия вернуть себе религиозную и гражданскую свободу.

   —      Господа, — сказал Мортон, — прекратите эту злобную и ненужную перебранку; мистер Белфур, соблаговолите ответить, будете ли вы возражать против освобождения лорда Эвендела, которое при настоящем положении дел представляется нам желательной и полезной мерой?

   —      Здесь два ваших голоса против моего одного,— ответил на это Берли, — но вы не откажетесь подождать, пока совет в полном составе разберет это дело?

   —      Мы бы этому не противились, — сказал Мортон, — если бы могли положиться на тех, на кого оставляем пленника. Вам отлично известно, — продолжал он, угрюмо взглянув на Берли, — что однажды вы уже меня обманули.

   —      Вот как! — презрительно бросил Берли. — Ты легкомысленный и вздорный мальчишка; ты готов отдать за черные брови глупой девчонки и свою веру, и свою честь, и дело господа бога, и благо отчизны!

   —      Мистер Белфур, — оказал Мортон, положив руку на эфес шпаги, — за подобные речи полагается отвечать.

   —      И я готов это сделать, юноша, где и когда ты на это отважишься, — ответил Берли, — слово мое в том порукою.

   Тут наступила очередь Паундтекста напомнить, что ссориться в такое время — безумие, и он добился, правда не без труда, подобия примирения между ними.

   —      Что касается пленного, — сказал Берли, — поступайте с ним как вам угодно. Я умываю руки и снимаю с себя ответственность за последствия. Он мой пленник, он захвачен моим мечом и копьем в то время, когда вы, мистер Мортон, занимались парадами и муштрою, а вы, мистер Паундтекст, искажали писание в духе эрастианства. И все-таки берите его на свое попечение и делайте с ним что хотите. Дингуолл! — крикнул он, вызывая одного из повстанцев, бывшего при нем чем-то вроде адъютанта и спавшего в комнате рядом. — Пусть охрана, приставленная к этому негодяю Эвенделу, сдаст свой пост часовым, которых мистер Мортон назначит на смену. Пленный,—продолжал он, снова обращаясь к Паундтексту и Мортону,— в вашем распоряжении, господа. Но прошу помнить, что за ваши дела вам рано или поздно придется ответить.

   Произнеся эти слова, он твердыми, большими шагами вышел в соседнюю комнату, сочтя излишним пожелать своим посетителям доброй ночи. Мортон и Паундтекст, посовещавшись, решили ради безопасности пленного приставить к нему дополнительную охрану из людей их прихода. Случилось, что в деревушке был размещен в это время отряд, набранный из прихожан Паундтекста и временно отданный под начальство Берли (их оставили поближе к домам в награду за храбрость, проявленную при штурме старого замка). Живые, предприимчивые молодые ребята, они получили от товарищей прозвище милнвудских стрелков. По указанию Мортона четверо из них охотно приняли на себя обязанности часовых; он оставил вместе с ними и Кадди, на верность которого мог положиться, приказав немедленно его известить, если случится что-нибудь неожиданное.

    Покончив с этим, Мортон и его спутник отправились ночевать в предоставленные им жалкие комнатушки, но в этой переполненной и нищей деревне нужно было радоваться и такому ночлегу. Прежде чем разойтись, они набросали памятную записку, в которой изложили жалобы умеренных пресвитериан; в заключение они требовали свободы исповедания их религии и чтобы им было позволено беспрепятственно посещать богослужения, отправляемые духовными лицами из числа их самих. Их петиция настаивала на созыве всесословного парламента для устройства церковных и государственных дел и для подтверждения бесстыдно попиравшихся до этого времени прав гражданина, а также на амнистии для всех тех, кто с оружием в руках отстаивал или отстаивает эти права. Мортон рассчитывал, что эти условия, свободные от фанатизма и нетерпимости и содержащие в себе только то, к чему стремились наиболее умеренные среди повстанцев, могут встретить сторонников даже в среде роялистов, поскольку дело идет исключительно об обычных и давних правах свободных граждан Шотландии.

    Мортон тем более надеялся на успех, что герцог Монмут, которому Карл поручил подавить восстание, был, как говорили, человек мягкий, спокойный и снисходительный; говорили также, что он благожелательно относится к пресвитерианам и обладает широкими полномочиями принимать меры для умиротворения Шотландии. Мортон считал, что можно будет добиться его благосклонности только в том случае, если будет найдено подходящее и уважаемое лицо, которое сможет положить начало переговорам; и он полагал, что таким лицом может быть лорд Эвендел. Поэтому он решил посетить пленного завтра с утра и выяснить, возьмет ли он на себя роль посредника.

   Однако, одно происшествие заставило его поспешить.

Глава XXVIII

«Отдайте ваш замок, — сказал он, — миледи,Отдайте ваш замок мне».

                                           «Эдом из Гордона»