Доводы нежных чувств - Яна Завгородняя

что наш доктор оказался нормальным мужиком. Теперь добрее станет, не будет больше на нас орать.

— С чего ты взял?

— Ну, сами понимаете, — Гарри глупо захихикал.

— Я не понимаю, Гарри, — Патриция уже злилась. — Будь добр, объясни! Похоже, я чего-то не знаю, так просвети меня!

Улыбка сползла с лица солдата, и он огляделся по сторонам.

— Ну как же… Доктор сказал капитану, что вы с ним ну… это… Вместе.

Пати закрыла глаза. Ей казалось, что, если сейчас она не заорёт во всю глотку, то взорвётся и окружающим не поздоровится. Но всё же, она впервые в жизни сдержалась. Эти люди были ни в чём не виноваты и зачем обрушивать на них свой гнев? Пусть его получит со всей полнотой тот, кто действительно его заслужил.

Хорес намеревался отправить Адалин с Кевином домой пораньше, чтобы успела собраться и выспаться перед дорогой. Он долго не мог проститься с малышом и в какой-то момент мисс Виндлоу пришлось отнимать у него ребёнка. За эти два месяца они хорошо сработались и никому не хотелось расставаться. Впервые за всё время их совместного пребывания Габриэль с Адалин обнялись, как самые настоящие друзья, пребывая в надежде на то, что когда-нибудь ещё обязательно встретятся. Девушка была благодарна ему за то, что в эти часы расставания с миром, который за короткое время стал ей близким и родным, она не мучалась тоской по утерянной любви. Для девушки её работа была отдушиной, позволявшей не унывать и не отчаиваться, хотя на самом деле нужно было признать — именно работа лишила её того, чего так жаждали тело и душа.

Когда Габриэль остался один, он по давно заведённой традиции набил табаком трубку и потонул в кресле возле открытого окна. Как бы сильно он ни уставал, и какие бы дела ни намечались у него на ночь глядя, этому своему ритуалу он сохранял верность на протяжении уже четырёх лет. Отдых требовался ему сегодня особо, ведь Габе понимал, что тяжелого разговора с Патрицией не избежать. Свидетелей их мордобоя с капитаном было достаточно, а потому он сидел и ждал.

Время лечит. А ещё оно способно успокоить даже такую вспыльчивую натуру, как Пати. Окажись Габе рядом с ней раньше, она бы скорее всего убила его, но теперь она спокойно шла по направлению к медпункту с результатами длительных размышлений, кои намеревалась предъявить начальнику. Она не торопясь взобралась по лестнице, отворила дверь, прошагала к столу и опустилась на жёсткий стул. Габе сидел прямо перед ней, потягивая трубку. Он ничем не выдавал волнения и выглядел как всегда грозным и сосредоточенным. Пати молча буравила его взглядом. Выждав несколько минут, она начала:

— Как вы потеряли глаз?

Габе ожидал чего угодно, только не такого захода издалека.

— Выбили в тюрьме.

— И вас призвали в таком состоянии?

— О, нет, не в таком, — он сделал затяжку. — Было гораздо хуже. Зачем спрашиваешь?

Патриция ответила не сразу:

— Сегодня мне сообщили, что наши с вами отношения перешли рамки профессиональных, — голос её потяжелел, — а я ничего о вас не знаю. Вдруг спросят, тогда вся легенда рухнет.

— Её не зачем поддерживать, ведь вы завтра уедете.

— И как вы это себе представляете?

— Что именно?

— То, что я уеду после вашего признания. Это будет выглядеть глупо и неправдоподобно. Вы либо дурак набитый, Габриэль, либо наоборот. Скажите, вы сделали это, чтобы я осталась?

— Как ты со мной разговариваешь, лейтенант Шарк? — в его голосе вопреки ожиданию звучала насмешка.

— Зовите меня Патриция, — девушка и не думала сдаваться. — Разве к женщине, которую любишь, можно обращаться по фамилии?

Они замолчали. Обоим было интересно, чем закончится этот разговор, но торопиться завершать его они не собирались.

— Патриция, — протянул Габе, смакуя каждый слог. — Ты хотела, чтобы капитан от тебя отстал. Скажи, он отстал?

— Вы знаете ответ.

Хорес вынул трубку изо рта и возвёл вверх указательный палец, завладевая вниманием девушки.

— К любимому мужчине не обращаются на вы, — уточнил он.

Пати тяжело вздохнула, но выдержала эту ремарку.

— Тогда скажи мне, Габриэль, стоило ли всё это ссоры с человеком, которого ты считал другом, за которого готов был отдать жизнь?

— Стоило, — быстро ответил Габе. — Он отойдёт. А если ты уедешь, моя жизнь снова превратится в кромешный ад.

Патриция поднялась с места. Она медленно, не отводя взгляда от лица Хореса, подошла к нему и уперев руки в подлокотники по обе стороны от мужчины, приблизилась к нему настолько, что трубку пришлось отложить.

— Со мной твоя жизнь превратится в ад куда быстрее, — её дыхание обдавало жаром лицо Габе.

— Если ты будешь гореть в этом аду вместе со мной, то я не против, — он говорил тяжело и видно было, какого труда стоило ему не наброситься тут же на девушку. Пати была хоть и бойкая, но маленькая и хрупкая. А потому, окажись она во власти такого, как Хорес, ей нечего было бы противопоставить ему. Конечно, всегда можно было извернуться и ударить между ног, но могло и не повезти. Пати склонилась ещё и почти коснулась своими губами губ мужчины. Этого вполне хватило, чтобы зверь сорвался с цепи.

Они не успели опомниться. В коротких проблесках сознания Пати чувствовала, как сильные руки срывают с неё китель и расстёгивают ремень. Она ощущала жадные поцелуи на губах, шее и груди. Оставшуюся в одной рубашке, её бережно, но нетерпеливо уложили на мягкую постель. От тяжести мужского тела в смеси с неведомыми до этого дня возбуждением плоти девушка чуть не задохнулась. Габриэль не умел быть ласковым, но его животная грубость не отталкивала, напротив, Патриции казалось, что никакого другого проявления любви ей не требуется. Миг боли от первого проникновения сменился волнами наслаждения, которые одна за другой пронзали тело девушки. Габриэль сжимал её в объятиях до удушья. Он хрипло рычал от каждого нового толчка и с каждой секундой движения становились всё более частым и настойчивым. Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Но обоим хватило этого взрыва страсти. Габе тяжело откинулся на спину, позволяя Патриции наконец вздохнуть полной