Земная оболочка - Рейнолдс Прайс

Лампа, горевшая в холле, и фонарь на углу давали возможность Мин разглядеть выражение его лица. Она этой возможностью воспользовалась. Он сидел лицом к улице, спокойный, немного усталый. Никого обидеть он не хотел, просто сказал правду — да он и на самом деле выглядел неплохо. Этот человек (двадцати пяти лет от роду, ничем не лучше любого своего сверстника в округе, к тому же замаранный всем, что ему удалось ухватить, соприкасаясь с чужими жизнями, отнять ради удовлетворения собственных эгоистических потребностей) всю жизнь был предметом ее желаний. Собственно, одного-единственного желания, не притупившегося после того, как в течение восьми лет она старательно подавляла его, бежала от него. Что же делать? — заговорить или ждать, пока он повернется и посмотрит на нее? Она сказала: — Тебе нравится твоя работа, — утверждение, а не вопрос, хотя ответа она не знала.

Роб неспешно обдумывал ее слова, как всегда испытывая удивление: а что тут, собственно, думать — ему могла поправиться какая-нибудь собака или продавщица в магазине, какое это имеет значение? — В общем-то, она мне помогает, — сказал он. И тут же пожалел — сейчас она начнет разглагольствовать на эту тему, и опять ему придется сделать ей больно. Ладно, пусть ведет разговор, как хочет.

Она не отстала: — А что еще?

Он взглянул на нее в страхе, который хотел замаскировать удивлением.

— Что еще тебе помогает? — сказала она. — Ты же говоришь, что излечился.

— Просто я сказал, что мне теперь лучше. Ты знала меня, когда я был в довольно-таки жалком состоянии.

— Но что-то ведь помогло?

— Многое, Мин.

— Вот я и прошу тебя сказать — что.

Роб внимательно смотрел на нее. До сих пор она казалась ему серьезной, как в детстве, — прилежная девочка, с головой, вечно занятой какими-то проблемами, решение которых доставляло ей радость, пусть мимолетную, и вдруг увидел, что она в полном исступлении — отвергнутая, с ущемленным самолюбием. Такой он ее не знал — новая сигнальная вспышка угасающего костра. Но никаких сигналов от нее он не примет. Однако от усталости, от нежелания говорить и еще потому, что Мин по-прежнему была прямо у него пород глазами, он продолжал сидеть и смотреть на нее, пока ему не стало ясно, что предлагает она ему нечто вполне заурядное, то единственное, как учил его недолгий жизненный опыт, что только и норовят предложить ему женщины — окружить его заботой и лаской; сколько подобных предложений получил он уже за свою короткую жизнь: от Рины, от Сильви даже, Хэт Шортер, Рейчел. Он вспомнил Полли, поставившую себя в полную зависимость от его отца. Деллу в темной комнатушке, ее широкую одинокую кровать. У каждой были свои беды, и все они хотели, чтобы он принял в них участие, призывали его (все, кроме не нуждавшейся ни в ком Евы, которая и пальцем не пошевелила, чтобы кого-то позвать, да еще Грейси, вечно дразнящей Грейнджера). Он отозвался одной Рейчел, вернее, пытался отозваться — вчера во время их медленного соития, лишенного всех преград и, следовательно, чреватого опасностью. Он не понимал, почему это так, и был не из тех, кто доискивается причин; он просто чувствовал, что сделал правильный выбор, решив вложить всю силу, имеющуюся в его худощавом теле, в один загадочный сосуд — девушку по имени Рейчел, темпераментом никому не уступающую, так что ни на кого другого у него уже сил не оставалось — ни на Рину, ни на Грейнджера, ни (на удивление!) на Еву. Ни на Мин, сидящую перед ним. Он улыбнулся и сказал: — Я отвечу тебе, Мин, — я любим.

— Любим ты был всегда.

— Может быть, — сказал Роб. — Но сейчас это дает мне счастье.

Помолчав некоторое время, Мин сказала: — Ты не против, что я так пристаю к тебе?

— Сделай одолжение, — сказал он. Но немного погодя спросил: — Ты имеешь в виду — сейчас или в будущем?

— В будущем, — ответила она.

— Тогда возражаю, — сказал он. — Лучше не надо. Это нас обоих до добра не доведет.

Она снова помолчала. Затем рассмеялась, с удивлением обнаружив, что смех ее звучит вполне естественно. — Раз так, не надо, — сказала она.

Роб сказал: — Тебе же лучше будет, — и тоже рассмеялся. — Ты себя просто не узнаешь.

— Господи, хоть бы! — сказала Мин. И это их немного отрезвило.

8

Устав после тяжелого дня (четыре часа в жарком, душном вагоне, похороны, толчея в доме), Рейчел поднялась наверх раньше Роба и до его прихода успела уснуть и увидеть сон — во сне она лежала на спине на той же кровати, только кровать находилась глубоко под водой, а откуда-то сверху на нее смотрела темнокожая женщина (может, и Грейси? лица разглядеть она не могла) и что-то ей кричала, только слова разобрать было невозможно. Рейчел подумала во сне: «Что бы она ни накаркала, мне не страшно», — и казалось, ей действительно ничто не грозит. Под водой можно было дышать, а можно было и задержать дыхание и часами лежать с закрытыми глазами — когда-нибудь темнокожая женщина да исчезнет. Во сне Рейчел была счастлива — почти так же, как в жизни, как обязательно будет счастлива в жизни. Скоро. С помощью Роба.

Он пришел в половине одиннадцатого, ступая так тихо, что Рейчел проснулась, только когда он стал открывать окно. Тогда она выбралась из глубины сна и увидела Роба; слабый свет от многих источников — уличного фонаря, луны, фар проезжающих машин — проникал с улицы в комнату и освещал его — он стоял у окна, совершенно голый, повернувшись к Рейчел боком. Совсем еще юный, всегда казавшийся ей выше, чем был на самом деле, правая рука лежала на ссутуленном левом плече, вес, казалось, полностью переместился на левую ногу. Он был, по-видимому, погружен в свои мысли, отключен от всего остального, и она воспользовалась этим, чтобы хорошенько рассмотреть его — это удавалось ей нечасто: голый он обычно не бывал в состоянии покоя. Прошло довольно много времени, а он продолжал стоять. Рейчел наслаждалась зрелищем, которое он — сам того не ведая — дарил ей. Она не знала его мыслей, и тем радостней у нее было на душе: частица жизни, заключенная в определенную форму (совсем особенную, со своими достоинствами и недостатками) пробилась сквозь толщу окружающего мира и предстала перед ней, предназначенная именно ей, как раз в тот момент, когда она, замирая от страха, почти укрепилась в уверенности, что никто никогда не придет или придет, но не тот, или не вовремя. Она прошептала: — Добрый вечер!

Он не повернулся.

— Добрый вечер!

Он стоял на месте, не обращая на нее никакого внимания.

Она достаточно хорошо знала его и потому оставалась спокойной. Он здесь, он мой, просто он хочет ослабить напряжение, разве ему нужен кто-то, кроме меня? Но спокойствие ее было хрупким и улетучивалось с каждой секундой. Вот сейчас он повернется и скажет, чтобы я уезжала без него. Куда уезжала? Подальше. Она крепко сжала кулаки. Это же безумие какое-то! Окликни его, назови по имени. Она громко позвала: — Роб!

Он остался стоять, как стоял, только голову слегка повернул.

— Добрый вечер! — повторила она.

Он потряс головой. — Не такой уж добрый.

— Мама?

— Все.

— По этой причине я и приехала из Ричмонда.

— По какой причине?

— Я думала, что тебе будет тяжело.

— Ты не ошиблась. — Продолжая смотреть на нее сквозь мрак, Роб сказал после недолгого молчания: — Только скажи на милость, почему ты решила, что твое присутствие может помочь мне? Каким образом?

Она понимала, что основная тяжесть сегодняшнего дня легла на него, и хоть и допускала, что с тех пор, как они расстались, он успел каким-то образом по отношению к ней измениться, сказала все же: — Я думала поддержать тебя. Развеселить немного. Я знала, что все тут будут очень уж постными и торжественными.

— Так давай посмеши меня, — сказал Роб.

Она молчала.

— Ну, скорее.

— Ладно, — сказала она. — Все, что у меня есть, — это моя теплая отзывчивая кожа, я привезла ее тебе. Она ждала тебя. Насладись же ею.

— Говори тише, — сказал он, до этого она не понижала голос.

Она прошептала: — Насладись! — и коротко рассмеялась.

Он повернулся к ней.

Когда они немного остыли и Рейчел натянула на себя простыню, Роб сказал: — Как ты думаешь, что ждет нас?

— Сон без сновидений.

— Нет, не сию минуту, а дальше, в будущем?

Рейчел повернулась на спину — до этого она лежала на боку, лицом к нему — и устремила, как и он, взгляд в потолок. — Ну, обычная жизнь.

— Что значит обычная?

— Хотя бы такая, как у нас с тобой, как мы жили последнее время, — жизнь людей, решивших вместе коротать век, у которых всё пополам, и горе и радость; а потом, может, у них дети пойдут и их на задний план оттеснят.