Ельцин - Тимоти Колтон

Злословие осталось бы безрезультатным, если бы Ельцин не терзался сомнениями. Они были связаны с подоплекой существования совета, которая, как позже честно признался Станкевич, состояла в том, чтобы «компенсировать» ельцинские «недостатки» и его недостаточное «видение будущего»[1251]. Известный своей нелюбовью к наставлениям, Ельцин всячески уклонялся от совместной с Госсоветом работы. Он не придерживался твердого расписания, не назначал новых советников и пропускал большую часть ранних заседаний. Их приходилось вести Бурбулису, что было нелегко с учетом того, что за столом собирались политические тяжеловесы. Прочитав в прессе о том, что совет поднимает работу правительства на новую высоту и что Бурбулис превратился в «серого кардинала», который дергает за ниточки из-за кулис, Ельцин оскорбился: «Это, конечно, чушь: для того чтобы быть „кардиналом“, надо иметь в кресле президента безвольную фигуру, мягкую и апатичную» — прилагательные, несовместимые с характером президента России[1252]. Госсовет собирался дважды в месяц, пока в мае 1992 года Ельцин его не распустил. Среди государственных советников, теперь называвшихся «президентскими», самую удачную карьеру сделал Шахрай, который стал министром; Лахова занялась избирательной политикой, а Скоков остался в Совете безопасности, созданном по указу Ельцина в апреле 1992 года. Бурбулис и Старовойтова были уволены в ноябре 1992 года, а потерявший кремлевский кабинет и связь с президентом Станкевич — в декабре 1993 года[1253]. Президентский совет под председательством Ельцина продолжал функционировать на общественных началах в течение его первого срока. В состав совета входили около тридцати «законодателей мнений», и работа в нем представляла собой нечто вроде смотрин для будущих помощников.

Время от времени журналисты и аналитики заявляли, что какой-нибудь другой орган добился успеха там, где это не удалось Госсовету. Рассуждения на эту тему неизбежно всем наскучили. От скромных просьб сотрудников о встрече с президентом в узком кругу отшучивались. В 1994 году на приеме в честь 63-летия Ельцина Георгий Сатаров приветствовал президента и сказал, что было бы хорошо, если бы все его помощники могли собираться на встречу с ним раз в неделю. Ельцин отказался: «Зачем это? Разве каждый из вас не может зайти ко мне и поговорить? Вы что, хотите вернуть практику Политбюро?»[1254]

Большее значение Ельцин придавал двум другим способам повышения управляемости исполнительной власти. Первый — это внеслужебное общение, прием, который он использовал еще в Свердловском обкоме. Этому отчасти способствовал новый жилой дом в Крылатском, где Ельцины официально поселились в 1994 году. Во время новоселья под живой оркестр здесь танцевали Черномырдин, Коржаков, Гайдар, Бородин и Юрий Лужков. Вопреки ожиданиям, дом не способствовал укреплению дружеских чувств, поскольку ельцинская семья редко ночевала в городской квартире, как и другие прописанные в доме жильцы, предпочитавшие свои загородные резиденции. Те, кто все же появлялся, избегали соседей из-за политических разногласий и нежелания постоянно находиться в замкнутом обществе одних и тех же людей[1255].

Больше усилий Ельцин приложил к созданию так называемого Президентского клуба. Клуб был основан в июне 1993 года и занял помещение, принадлежавшее ранее ЦК КПСС — дом № 42 по улице Косыгина на Воробьевых (бывших Ленинских) горах. Идею Ельцину подсказали Коржаков и Шамиль Тарпищев, а за образец был взят спортивный клуб «Ильинка», принадлежавший Совету министров. Клуб включал в себя спортивный комплекс (крытые теннисные корты, плавательный бассейн, зал с тренажерами), комнаты отдыха, ресторан и кинотеатр. Ельцин играл в теннис в паре с Тарпищевым два раза в неделю, а остальные — по возможности. Здесь проходили самые бесшабашные «банные» вечеринки и ужины, а вместе с едой и напитками поглощалось немало политических слухов. Ельцин был президентом собственного клуба, созданного для «людей, близких по духу, по взглядам, симпатичных друг другу, которых всегда хочется видеть»[1256].

Сходство с уральскими посиделками скрывало различия. Клуб на улице Косыгина был куда шикарнее, чем любое заведение в глубинке. Теннис, которому здесь уделялось основное внимание, был спортом снобов — вплоть до 1980-х годов теннисом в Советском Союзе не увлекались. Кроме того, в теннис играли парами или четверками, то есть это был не такой командный вид спорта, как волейбол, в который играли на Урале. Ельцин в роли хозяина Свердловской области привлекал к игре в волейбол всех партийных работников; московский же клуб был эксклюзивным. Участники клуба имели членские билеты и платили взносы; ругаться было запрещено; количество членов ограничивалось сотней; кандидатов ежегодно утверждал сам Ельцин. Симпатий членов клуба было недостаточно — кандидаты должны были нравиться президенту. Членство было знаком отличия, который не всегда соответствовал протокольной должности. Например, вице-президента Руцкого в клуб не приняли, равно как и руководителя президентской администрации Сергея Филатова, всех либеральных советников Ельцина, московского мэра Лужкова и директора внешней разведки Евгения Примакова. По какой-то причине Ельцин сначала не хотел принимать премьер-министра Черномырдина, но потом все-таки допустил его в члены клуба[1257]. Между тем первый помощник Ельцина, Виктор Илюшин, который по статусу был равен Филатову, членом стал; также были приняты руководитель Управделами Павел Бородин, литобработчик ельцинских мемуаров Валентин Юмашев, командир дворцовой гвардии Коржаков и высшие офицеры службы безопасности, несколько интеллектуалов из элиты — Марк Захаров и Юрий Рыжов и двое сатириков — Геннадий Хазанов и Михаил Задорнов. Приглашение в клуб свидетельствовало о том, что получивший его на хорошем счету. Например, в 1994 году обладателями таких приглашений стали бизнесмен Борис Березовский, промышленник Владимир Каданников (на его заводе АвтоВАЗ делали машины, которые распространяла компания Березовского ЛогоВАЗ) и новоизбранный спикер Госдумы Иван Рыбкин. Во время вступления в клуб, в июне, Березовский был весь в бинтах — за неделю до этого на него было совершено покушение[1258]. Организаторы клуба планировали увеличить число его членов, приглашая в него бизнесменов и деятелей искусства, но те, к кому они обращались, проявили весьма слабый интерес, а некоторые из принятых появились в клубе лишь однажды. По словам Юмашева, это был «клуб начальников», и количество его членов никогда не превышало шестидесяти[1259].

В большей степени, чем на все эти механизмы, Ельцин полагался на вертикаль административных ресурсов, посредством которой сверху вниз направлялись вводные для разработки регламентирующих документов, осуществлялся контроль подчиненных, в том числе проверки их на лояльность, а также претворялись в жизнь его решения. Ключевым инструментом такого контроля стала администрация, созданная Юрием Петровым отчасти по образцу Секретариата ЦК. Петров хотел, чтобы новый орган обладал возможностями планирования и контроля, сопоставимыми с полномочиями партийного аппарата в его лучшие времена, но при этом не погрязал в мелочах и не делился по отраслям экономики, как это было в структуре, хорошо знакомой Ельцину по прежней жизни. Большую часть времени Петров посвящал преодолению организационного разброда, связанного со сменой власти, в том числе решению вопроса передачи собственности КПСС. Петров был поражен тем, насколько невелико его влияние на регионы (обкомы и горкомы вымерли так же, как и ЦК) и на собственного начальника[1260]. В начале 1992 года на Петрова как на символ реванша номенклатуры напало интеллигентское движение «Демократическая Россия», поддерживаемое Геннадием Бурбулисом. В апреле Петров подал в отставку, но Ельцин его заявления не принял. Потерял поддержку Ельцина Петров в декабре 1992 года, когда начал торговаться с законодателями-коммунистами, пытаясь выдвинуть свою кандидатуру на пост премьера[1261]. В январе 1993 года президент заменил Петрова Сергеем Филатовым, велеречивым московским ученым, вице-спикером Съезда народных депутатов. Хотя в «Президентском марафоне» Ельцин пренебрежительно напишет о нем, что тот «превратил администрацию в своеобразный научно-исследовательский институт по проблемам демократии в России»[1262], под руководством Филатова мощь администрации возросла и штаб увеличился с 400 до 2000 сотрудников. Это больше, чем в американском Белом доме, где работает около 1500 человек (при этом население США более чем в два раза превышает население России), и гораздо больше, чем несколько сот сотрудников Елисейского дворца во Франции, которая, как и Россия, имеет двойную исполнительную власть[1263].