Джек Вэнс. Месть. (Сборник) - Джек Вэнс

— Где это, черт возьми, носило вас все это время?

— Это долгая и не очень приятная история. Вы сейчас сильно заняты?

— Не сказал бы, что так уж очень. А что?

Неужели изменился тон голоса Тарберта? Возможно ли, чтобы его нопал учуял «таупту» на расстоянии в пятнадцать миль? Бека даже испугала такая неопределенность. За последнее время он стал крайне мнительным и больше уже не доверял своим же собственным суждениям.

— Мне нужно переговорить с вами. Гарантирую, что вас это очень заинтересует.

— Хорошо. Вот и приезжайте сюда ко мне.

— Я бы предпочел, чтобы вы ко мне заглянули. На это есть несколько достаточно серьезных причин. — Главным образом потому, отметил про себя Бек, что я не отваживаюсь покинуть квартиру.

— Гм. Звучит таинственно, даже как-то зловеще.

— У вас прекрасная интуиция.

На некоторое время воцарилось молчание. Затем Тарберт осторожно заметил:

— Насколько, я полагаю, вы были больны? Или пострадали в какой-то аварии?

— Почему вы так решили?

— Весьма странно звучит ваш голос.

— Даже по телефону, вы это заметили? Что ж, я в самом деле теперь стал весьма странным. Фактически, даже уникальным. Объясню все при встрече.

— Выезжаю незамедлительно.

Сложные чувства владели Беком — вешая трубку, он испытывал наряду с облегчением и весьма мрачные предчувствия. Тарберт, как и любой другой житель Нопалгарта, может столь люто его возненавидеть, что категорически откажется ему помогать. Складывалась весьма деликатная ситуация, требующая особо тонкого подхода. До какой степени можно посвятить Тарберта? Можно ли надеяться на то, что Тарберт примет все услышанное за чистую монету?

Бек часами бился, размышляя над этим самым важным вопросом, но так и не пришел к какому-то определенному заключению.

За окном, возле которого он притаился, шли по своим делам мужчины и женщины... «Читуми», не ведающие о благодушествующих за их спинами паразитах. И пока они так проходили по тротуару мимо его окна, его ни на мгновенье не оставляло ощущение, что все нопалы смотрят в его сторону — хотя это могло быть только плодом его воображения. Он и сейчас не знал со всей определенностью, выполняют ли у нопалов пузыри размером с лимон функции глаз. Устремив взор к небу, он обнаружил, что повсюду шныряют туманные силуэты нопалов, тоскливо проплывая над людскими толпами, завидуя своим более удачливым собратьям. Напрягши воображение, Бек мысленно взором увидел неисчислимые полчища нопалов, многие из которых окружали его со всех сторон и жадно тянулись к нему. Он решил сосчитать, сколько же их сейчас в комнате. Два, три. Нет, даже четыре! Он поднялся, подошел к столу, на который он положил кейс, и вынул обрывок нопалона. Соорудив из него кулек, он дождался первой же благоприятной возможности и устремился с кульком в руке на нопала. Тот увернулся. Бек сделал еще одну попытку, и снова нопал успел увильнуть. Они были слишком для него быстры, передвигаясь, как ртутные шарики. И даже если он и изловит одного и раздавит, что тогда? Что значит один нопал, когда планету заполнили их миллиарды?

Раздался дверной звонок. Бек пересек комнату и осторожно открыл дверь. В коридоре стоял Ральф Тарберт в элегантном кримпленовом костюме и белоснежной рубашке с черным галстуком в крапинку. Ни один случайный прохожий ни за что не догадался бы, чем он занимается. Преуспевающий делец, телеобозреватель, архитектор-авангардист, удачливый гинеколог — да. Один из величайших современных ученых — никогда! А вот нопал над его головой был самый что ни на есть заурядный, не шедший ни в какое сравнение с тем, что оседлал миссис Макриди. По-видимому, умственные способности человека никак не влияли на особенности пристраивавшегося к нему нопала. Однако глаза-пузыри глядели на Бека с той же злобностью, как и у всех других нопалов, которых Беку довелось видеть вблизи.

— Здравствуйте, Ральф, — произнес как можно почтительнее Бек. — Заходите, пожалуйста.

Тарберт осторожно прошел внутрь квартиры. Нопал тотчас же нахохлил свой плюмаж и затрепетал в ярости.

— Кофе? — спросил Бек.

— Спасибо, не надо. — Тарберт обвел комнату любопытным взглядом. — А впрочем, не возражаю. Черное, хотя не сомневаюсь, что вам это известно и без напоминаний.

Бек налил Тарберту кофе, наполнил и свою чашку.

— Садитесь. Разговор предстоит долгий.

Тарберт устроился поудобнее в кресле, Бек занял место на диване.

— Начну с того, — сказал Бек, — что вы сами пришли к заключению, что на меня что-то так подействовало, что полностью изменило мою личность.

— Да, я заметил перемену в вас, — признался Тарберт.

— Позвольте предположить — в худшую сторону?

— Да, если вы так уж настаиваете, — вежливо произнес Тарберт. — Хотя я и не в состоянии сказать что-либо со всей определенностью в отношении характера такой перемены.

— Тем не менее, теперь вы считаете, что вы меня недолюбливаете. И удивляетесь, как могло так случиться, что раньше воспринимали меня куда более благосклонно.

Тарберт несколько недоуменно улыбнулся.

— И вы в состоянии с такой категоричностью констатировать это?

— Это только часть более общей проблемы, хотя и весьма существенная часть. Я упомянул об этом, чтобы вы с самого начала делали скидку на это и, пожалуй, даже не обращали бы на это внимания.

— Понимаю, — сказал Тарберт. — Продолжайте.

— Чуть позже я все подробно объясню, чтобы у вас не оставалось какой-либо неудовлетворенности. А пока что вам придется мобилизовать всю свою профессиональную непредубежденность и отбросить в сторону эту непонятную, недавно появившуюся неприязнь ко мне. Мы можем особо оговорить, что она в самом деле существует — но, заверяю вас, она искусственного происхождения, нечто, не зависящее от нас обоих.

— Хорошо, — сказал Тарберт. — Я обуздаю свои эмоции. Продолжайте. Я слушаю. Очень внимательно.

Бек задумался, тщательно подбирая слова.

— В самых общих чертах моя история такова: я наткнулся на совершенно новую область знания, и мне нужна ваша помощь для ее исследования. Меня ставит в очень невыгодное положение та атмосфера ненависти, которая стала меня окружать. Вчера вечером хулиганы набросились на меня прямо на улице. Теперь я даже не отваживаюсь покинуть свою квартиру.

— Та область знания, на которую вы ссылаетесь, — осторожно спросил Тарберт, — по-видимому, относится к человеческой психике?

— В какой-то мере — да. Хотя я предпочел бы не употреблять это специфическое слово — оно включает в себя слишком много сопутствующих метафизических построений. Я все еще затрудняюсь назвать наиболее подходящий термин для ее обозначения. Псионика — вот самое лучшее из всего, что приходит мне в голову. — Заметив, с каким трудом Тарберту удается сохранять сдержанность, он тут же решил уточнить. — Я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать отвлеченные понятия. В данном случае речь идет о психике как о своего рода системе преобразования электрических импульсов. Мы не видим электрического тока, но можем наблюдать различные проявления его прохождения. Та неприязнь, которую вы ко мне испытываете, является одним из побочных эффектов рассматриваемого мною явления.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});