Четвертый Рим - В. Галечьян

— Милосерден.

— А злонамерен он или дружественен?

— Дружественен, — все также моментально продолжал отвечать юноша.

— А порочны его помыслы или чисты?

— Чисты.

— А владеет он своими чувствами или нет?

— Владеет.

— Превосходно! — воскликнул буддист. — Выходит, ты познал путь единения с Брахманом.

Как только бурят произнес последние слова, Луцию привиделась за деревьями Лина, виновато улыбающаяся ему. Он бросился к ней, но зацепился за вышедший из земли толстый корень и свалился на траву.

Чуть не наступив на юношу, из-за деревьев выскочили двое индусов и заголосили, отбивая поклоны буряту.

— Мы в восхищении, мы в восхищении! Почтенный наставник всеми возможными путями разъяснил учение. Мы пришли к почтенному наставнику как к прибежищу! — Тут они, взявшись за руки, пали перед бурятом на колени и продолжили: — Да считает почтенный наставник нас его учениками отныне и пока теплится жизнь!

Бурят благосклонно поднял новых учеников с колен, а спустившийся с холма отец Климент при помощи женщин перевернул Луция на спину и начал делать ему искусственное дыхание, возвращая к жизни.

К ним подошел сочувствующий ассириец и так подбадривал юношу:

— Существуют три меры: добрая мысль, доброе слово и доброе деяние и пять видов религиозных наставников: для семьи, для рода, для племени, для страны и, наконец, Заратустра. Но не верь ни мерам, ни наставникам.

Два изначальных духа принесли: первый — жизнь, второй — разрушение жизни. Между ними люди выбрали дух разрушения, с помощью которого они ищут освобождения. Душа человеческая взывает ныне с жалобой к богам, сетует по поводу того, что уже нет сильного защитника. Люди не хотят довольствоваться пророками, не имеющими другого оружия, кроме слова. Они желали бы иметь покровителем могущественного правителя, который отодвигает пророков вооруженной рукой. Озабоченные боги в свою очередь ищут такого доброго правителя, который понесет смерть и истребление врагам жизни и таким образом воздвигнет мир для радостных селений. Так добро превратилось в зло, но невозможно нарушение равновесия в мире, и бывшее зло, продолжая вести борьбу со своим антиподом, превратилось в добро.

Принимая правую сторону, исповедую себя поклонником Ахримана! Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, доброе слово, доброе деяние — разрушение ложно понятой доброты. Воспрянь и восстань со мной! Догоняй меня! — с этими словами ассириец яростно сверкнул зрачками и бросился из долины прочь.

— После успокоения сильного возмущения непременно останутся его последствия. Как можно назвать это добром? — похлопал по ягодицам танцовщицу Ван, комментируя происшедшее с Луцием, будучи обрадованный бегством одного соперника и удерживая девицу от слишком тесных контактов с юношей.

Долгое время Луций не решался открыть глаза, гадая, в каком мире и месте обнаружит себя. Постепенно неотчетливые звуки стали складываться в слова, неопределенные голоса все более узнаваться. Тянуть больше не оставалось смысла, и юноша, к радости окружающих, с глубоким вздохом приподнялся на локтях. Среди привычных лиц отца Климента и прихожанок юноша обнаружил стремительно удаляющееся вдаль рыжее пятно, которое вначале принял за канарейку.

Проследив взор юноши, священник пояснил:

— Зороастр, как Будда и Христос, отразил нападение злых духов, и на прощание Ахриман предложил ему: «Отрекись от доброго закона и ты получишь все милости, которые получил господь народов». Видно, наш гость двинулся за невостребованной наградой.

Нечто плотное и эластичное, втягиваясь через горло и препятствуя дыханию, захватывало тело Луция. Он вяло сопротивлялся, пытаясь пронзить крепнущей мыслью неведомую субстанцию. Она благосклонно принимала столь медлительные нервные лучи, что они прослеживались внутренним оком самого же поверженного юноши, и возвращала их упругими волнами тепла. Бледность на лице Луция сменилась румянцем, дыхание выровнялось, окрепшее сердце вновь погнало кровь равномерными толчками.

— Что со мной случилось? — спросил он.

— Каждый человек, когда-либо живший на земле, имеет в атмосфере свою проекцию — астральное тело, — начал отвечать издалека отец Климент. — Оно полностью воспроизводит материальный прообраз и сопровождает его в земной жизни в человеческом теле. Об этом знало уже большинство древних народов.

— Кроме материального, видимого, уничтожаемого тела, — согласно кивнул бурят, — человек еще обладает внутренним тонким телом. Оно образуется мысленной субстанцией и содержит все психические процессы грубого тела. Его приводят в движение впечатления разума, оставшиеся от прежних рождений и передающиеся новой сущности по наследству. Эти впечатления могут в продолжение многих существований оставаться непознанными, скрытыми, но они несут в себе угрозу пороков и добродетельных дел, и поэтому должны быть уничтожены для успокоения духа. После уничтожения неведения соединение тела с духом прекращается, наступает состояние избавления — нирваны. Его первой стадии может достигнуть каждый путешествующий по жизни, высшей стадии избавления — паранирваны достигает лишь покинувший этот мир.

— Как бы мы ни именовали внутреннее невидимое тело, оно не различимо обычным взором и может быть вызвано лишь концентрацией психической энергии, — перехватил инициативу отец Климент. — Издавна это осуществлялось путем медитации. Астральные тела не исчезают после кончины материального прообраза и могут быть вызваны, но вернуться к бытию не могут. Вечна и душа. Она и есть тот сгусток информации о человеческой жизни, который может быть прочитан на скрижалях истории. Когда имеются сведения о конкретном индивидууме, информация о нем может быть затребована, и тогда появляется душа, сопровождаемая астральным телом. Если информация отсутствует, душу вызвать нельзя, поскольку невозможно создать направленный энергетический импульс. Когда душа покинула тебя, я проследил движение твоего астрального тела и вернул в видимую оболочку, сохранив тебе жизнь в одном из миров.

— А я смогу медитировать? — спросил Луций, приятно обрадованный тем, что о нем уже имеется запись в Книге Жизней.

— Это самое простое из того, чем тебе надо овладеть. Ты должен стать проводником Предвечного на нашем земном плане.

— Он действительно существует? — посерьезнел юноша.

— Я говорил с ним устами мальчика, — после долгого молчания ответил священник, — но я не уверен, что даже Верховная субстанция, создавшая наш мир, знает себя. «Живое ли это существо или транслятор, исполняющий указания иных миров?» — на этот вопрос у меня так и нет ответа.

— Поставленная тобой задача под силу лишь Будде, — указал бурят отцу Клименту.

— Тогда ему придется стать Буддой, — просто ответил священник.

— Только монах, завершивший путь святости, свободный от всех грехов, страха и тоски, наслаждающийся непоколебимым равнодушием, достигает высшего состояния, — закончил поучение бурят.

— Вот этого не надо, — промолвил Луций, вспоминая свой полет к Лине.

— …Пока, — проговорил за юношу священник. И Эскулап выполз попрощаться с юношей. — Всякое следование традиции ведет к примирению, лени, покорности, окостенению. Забудь все, что видел и слышал, и тогда уничтожатся все формы страха и высвободится энергия, которая совершит переворот в твоей душе. Путь истины в сознании. Когда ум осознает несвободу самовыражения, зарождается индивидуальность. Ум, наполненный движением познавания самого себя, свободен от времени, а значит, индивидуален. Из нового внутреннего состояния загадочно и неожиданно рождается свобода. Свободный всегда прав, ибо он сам в себе определяет критерий истины, — прошептал уж и потерся мордочкой о щеку взявшего его на руки юноши.

— Я никогда не забуду тебя, — ответил Луций.

— И напрасно! Эскулап выскользнул из рук юноши и уполз под землю.

Книга первая. ПИР

1. гипноз

Братья медленно шли по длинному стеклянному переходу между двумя зданиями на высоте десятого этажа. До сих пор Луций не мог толком сообразить, как им удалось скрыться. Их настигли у метро «Каширское», когда они выходили из автобуса, наконец решившись направиться в лицей. Не успели они сделать несколько шагов, как с визгом подкатило такси, вплотную подобравшись к тротуару, и из него посыпались, словно черный перец из банки, горбоносые люди. Луций понял, что это за ними. Кавказцы только еще оглядывались и жестикулировали, показывая на них, а юноша уже, подхватив за руку брата, мчался к черной пасти метро.

— Стой, мальчикы, застрелю! — истошно закричал ближайший к ним боевик, а затем вся гвардия дружно погрузилась в машину, рассудив, что до метро бежать не менее двухсот метров. Однако впереди такси маячил, не давая завернуть, тот же самый обгорелый автобус, который привез ребят на Каширку. Понукаемый пассажирами, таксист попытался преодолеть высокий поребрик и забуксовал. Пока пассажиры вылезали, пока подталкивали машину на тротуар и снова садились в нее, братья уже были у входа в метро. Рычащее такси буквально спрыгнуло с поребрика и, виражируя, подъехало к выходу из метро секунд на тридцать позднее. За это время ребята успели добежать до середины эскалатора, и если бы на ступеньках его, как когда-то, толпился народ, чувствовали бы себя в безопасности. Но эскалатор был пуст. И только преследователи перемахнули через разбитые штакетники, как, не теряя времени, начали стрелять вниз, видимо, желая получить братьев хоть мертвыми. Однако те уже были почти внизу и, преследуемые громом выстрелов, влетели на перрон. Тотчас под прикрытием колонн они побежали к переходу, не обращая внимания на редкие тени «залетных», которые одни только и остались хозяевами городских подземелий, не считая немногочисленных электричек. Существование метро объяснялось исключительно неукоснительным соблюдением закона: с пассажирами можно делать все, что хочешь, но машинистов и обслуживающий персонал не трогать под страхом скорой и неминуемой смерти. Поэтому еще случались одинокие поезда на мрачных станциях, и при некотором везении и терпении можно было их использовать для передвижения.