Профилактика - Владимир Ильин

— Нет, — честно признался я. — Какие еще последствия?

Ярослав вдруг принялся энергично переминаться с ноги на ногу.

— Вы что, никогда не пили пиво в больших количествах? — спросил он.

— Ну, пил, — недоумевая, ответил я.

— И куда вас тянет, когда вы вливаете в себя пару литров?

— А-а, — наконец дошло до меня. — Так, значит?..

— Вот именно, — перебил меня он. — Чтобы увидеть человека, фото которого вы мне сейчас покажете, я должен испытывать сильнейший позыв к мочеиспусканию. Такая вот физиология... Кстати, вы не знаете, общественный туалет в Большом Черкасском сейчас работает?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Я и не подозревал, что он там имеется.

— Имеется, имеется, — нетерпеливо сказал мой собеседник, начиная как бы пританцовывать. — Если хотите знать, в настоящее время в Москве функционируют сто тридцать общественных туалетов, не считая разных временных точек. Правда, власти имеют дурацкую привычку закрывать их то на ремонт, то якобы для дезинфекции, то вообще без объяснений.

— И вы знаете, где все они находятся? — поразился я.

— Приходится знать. Я и встречи стараюсь назначать клиентам в непосредственной близости от этих заведений.

— Можно было бы вообще встречаться в туалете, — подсказал я.

— Так там же дежурные, — возразил Лабыкин. — И пиво не дадут пить, и сосредоточиться на работе мешают. Да и зачем мне туалет?.. Облегчиться и за углом можно. Или в кустах. Тут хуже другое... Поймать тот момент, когда ты доходишь до такой точки, что уже почти не можешь терпеть — иначе ничего не получится. И в то же время нельзя переборщить, иначе в штаны напустишь...

— Что, бывало и такое?

— У, сколько раз! — махнул рукой он. — Особенно в первое время, когда я только начинал осваивать свои чудо-способности. А было это, еще когда я в школе учился — ведь именно так я и открыл, на что способен. На перемене набегаешься, пить хочется — ну, и наглотаешься из-под крана сырой воды. А в середине урока припрет так, что света белого не взвидишь. А у нас одна училка была, ох и вреднющая бабка! Ну, первоначально она меня отпускала, когда я просился выйти. Потом взъелась — видно, решила, что я курить бегаю, и как отрезала: «Не пущу, и всё!» А у меня уже сил нет терпеть. А до перемены оставалось еще полчаса, не меньше. Будь я постарше, может, самовольно ушел бы из класса. Но мне тогда всего десять лет было, и учителей я боялся и почитал, как каких-то высших существ. Короче говоря, вертелся я и так, и этак, как уж на сковородке, а сам чувствую: все, сейчас либо лопнет мой мочевой пузырь, либо польется из меня вся жидкость, что скопилась внутри. И вот в этот момент, чтобы как-то отвлечься, стал я лихорадочно листать учебник. И попадается мне там фотография — какой-то пейзаж средней русской полосы. Учебник по природоведению, кажется, был. И вдруг я понимаю, что каким-то образом я оказался в том месте, которое изображено на фотографии! Причем все вокруг меня реально — и трава, и деревья, и даже ветерок лицо обдувает, и дождик с неба моросит... Это мелькнуло мгновенно перед глазами, я даже не успел ни удивиться, ни испугаться. А одновременно с этим я продолжал слышать и голос учительницы, и все звуки в классе. Классическое раздвоение сознания. Ну а потом видение пропало, и опять я сижу на своем месте за партой возле стены. И в классе, оказывается, уже тихо-тихо стало, и все на меня уставились с презрением, включая учительницу. А подо мной растекается большая вонючая лужа...

Лабыкин передернулся всем телом, словно вновь переживая свой прошлый позор. А может, просто приближался к заветной «точке».

— И что потом было? — спросил я, не глядя на Ярослава.

— Несколько дней не ходил в школу, — неохотно сказал он. — Потом вообще пришлось перевестись в другую школу, потому что в той меня совсем достали насмешками. Даже кличку на меня повесили — «зассанец»... Но вряд ли это вам интересно будет... Конечно, тогда я и не подумал как-то связать свое состояние с мысленным переносом в другое место. Но потом, когда меня еще несколько раз припирало таким же образом и под рукой оказывалась фотография, галлюцинация повторялась. Я же сначала думал, что речь идет о галлюцинации. Но однажды мне подвернулась фотография не местности, а какого-то человека. И меня закинуло в то место, где он находился, и я успел увидеть, чем он занимается. А человек этот был не кто иной, как известный киноартист. И в моем видении он лежал на операционном столе в больнице, с вскрытой грудной клеткой, и вокруг него толпились врачи с марлевыми повязками на лицах и с окровавленными скальпелями в руках. Тот еще фильм ужасов был — меня чуть не вырвало, когда я очутился опять в своем теле. А на следующий день по телевизору сказали, что артисту этому была сделана операция на сердце, но она ему не помогла, и он скончался... Вот тогда-то я и прозрел.

Лабыкин вдруг замолчал и закусил губу.

Потом изменившимся голосом прохрипел:

— Ну, все, накатило... Давайте вашу фотографию.

Я протянул ему снимок Алки, сделанный в тот день, когда она выходила замуж за своего Николая.

Если сейчас Ярослав примется расспрашивать меня, кто эта девушка, кем она мне приходится и прочее, это будет означать, что я имею дело с очень изобретательным шарлатаном. Как показывала практика, девяноста девяти процентам так называемых ясновидцев помогали «прозреть» те сведения, которые выдавал им, сам того не подозревая, заказчик, а также недюжинные способности к мгновенному анализу этих данных. На неискушенную в чудесах публику этот фокус действует магически, как гороскопы, «в которых все сбывается», но к подлинным «аномалам» это не имеет никакого отношения.

Однако Лабыкин ничего не спросил у меня.

Он взял фотографию, на мгновение впился в нее взглядом, а потом закрыл глаза, и лицо его стало наливаться багровым цветом. Лоб покрылся мелкими бисеринками пота, а тело извивалось в каком-то судорожном трансе.

Прошла одна секунда, две, десять, а Ярослав и не думал возвращаться в нормальное состояние. Я машинально стал фиксировать время.

Прошла минута.

Люди вокруг нас с недоумением косились на Ярослава, который уже напоминал эпилептика, впавшего в очередной приступ, — так он дергался и стонал.

Я испугался, что сейчас он вообще рухнет у всех на виду или произойдет нечто непоправимое.

Я потряс своего спутника за руку, называя по имени, но он не откликался.

Наконец (прошло уже три минуты сорок пять секунд) Лабыкин, сотрясаясь всем телом, раскрыл глаза и вернул мне фотографию. По-моему, он был уже весь мокрый, как мышь, и не только от пота. В воздухе повис характерный запах свежей мочи. Однако брюки у него оставались сухими, и лужи под ним не было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});