Сложенный веер - Сильва Плэт

— А гарантии?

— Никаких, — дружески улыбнулся Сид.

— Ты с Хьеллем так же обращаешься? — Рейн явно обиделся.

— Нет, разумеется. Я его боюсь и трепещу. И никогда ему не перечу. Ты бы знал, если бы был постарше, — голос у Сида был дружелюбный до отвращения. И глаза добрые-добрые. Неудивительно, что мальчишка стал как в воду опущенный. Конечно, ему сейчас худо. Но он сам нарывался.

Рейн немного помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, хлопнул ладонями по мечам, решаясь.

— Ну… как сказать… обращаться с ножом меня действительно учила мама. Она помнит.

Пожалуй, никогда в своей жизни Сид не приносил своему отцу такую горячую мысленную благодарность, как в этой момент. И не за какой-то особенно полезный навык, а за элементарное умение не шевелить и бровью, когда тебе сообщают ошеломляющее, весь мир с ног на голову переворачивающее известие. Да здравствует мой отец, да здравствуют все мои дедушки-прадедушки, да здравствую я — великолепный и непроницаемый Сид Дар-Эсиль!

— Что она помнит?

Больше насмешливости в голосе. Так он заведется и больше расскажет.

— Практически все. Из прошлой жизни. И твоего отца тоже. Из-за которого все случилось.

О-о-о-о! А-а-а-а! Ы-ы-ы-ы! Как же мне надоели эти вечные жалобщики Дар-Акила! Дуэм мы с их помощью изобрели — плохо, что-то они сами с трансформацией наворотили оригинальное — еще хуже! Все Дар-Эсили виноваты! А может, мы их рок? Ходячая, то есть летучая, превратность злой судьбы! Съешьте и проглотите. Удовлетворитесь тщетой всего сущего. Только перестаньте нудеть эту свою песню про то, что все из-за нас. Это у нас с Хьеллем все друг из-за друга. А ты, извини, хоть и симпатяга, к этому никакого отношения не имеешь.

Рейн очевидно ждал реакции, и Сид ему эту реакцию изобразил. Наморщил лоб и сделался весь внимание. Однако следующая фраза Рейна не просто ставила мир с ног на голову, она весь этот мир выворачивала наизнанку.

— Когда маму отдали Дар-Акиле, клан Дар-Гавиа его предупредил, что это ничего не значит.

— О чем предупредил?!! — взвыл Сид, на миг растеряв всю свою невозмутимость.

— Что это ничего не значит, — повторил Рейн. — Что это его проблемы. Что мама — часть клана и она нужна. И пусть Дар-Акила сам решает, как из этой ситуации выбираться, иначе его убьют.

— И что Дар-Акила? — у Сида начала кружиться голова. Пятнадцатилетний мальчишка перед ним рассуждал о таких вещах, о которых не смели задуматься седовласые дары. Интересно, а отец в курсе?

— Дар-Акила испугался. И когда Мицу в первую ночь сразу предложил ему попробовать наоборот, он не смог отказаться…

По торжеству в глазах Рейна Сид может судить о том, насколько непробиваемой оказалась его хваленая дар-эсильская невозмутимость. Примерно как защита среднего дара под ударом меча Хьелля. Сид чувствовал, как по щекам расползается неостановимый румянец.

— Что значит «наоборот»?

— Сначала он с ним, потом он с ним.

В окно его выкинуть, что ли? Не разобьется, гад, альцедо у него давно уже кончилось.

— И что?

— И тогда трансформация происходит, но деле помнит прошлую жизнь. А если повторять это каждую ночь, то даже трансформации не будет. Наверное. Этого никто не проверял.

— Хорошо, я понял.

Я ничего не понял, кроме того, что мне рассказали про какую-то мерзость. Надо бы разобраться, но страшно не хочется… Пусть горит оно синим пламенем.

Рейн сделал шаг вперед.

— Я все рассказал. Теперь ты будешь со мной?

— Нет, разумеется. Я с Хьеллем. И ты это знаешь.

Черные ресницы обиженно дрогнули, щеки порозовели.

— Ты же обещал. Ну, по крайней мере дал мне понять…

— Я? — Сид постарался, чтобы голос звучал ровно, но издевательские искры в глазах не спрячешь. — Я честно и благородно тебя предупредил: никаких гарантий.

— Значит, так? — ребенок окончательно расстроился. Руки с мечей убрал, насупился и начал грызть палец.

— Ага, — Сид вернул стул, который накренился к этому времени уже до угла весьма опасного, ножками на пол и глубокомысленно почесал подбородок. — Честное слово, не знаю, что тебе предложить…

Предлагать ничего он не собирался, но такая фраза казалась подходящей для завершения разговора.

— Позавтракать? — неожиданно оптимистично брякнул Рейн.

— Позавтракать можно. Даже давно пора. Пошли, — на лице Сида отразилось облегчение, которого на самом деле он не испытывал. Уж больно легко малыш Дар-Акила отступился, что-то здесь не так… Но эту мысль можно додумать и на сытый желудок. Сид сделал приглашающий жест рукой к двери:

— Только после тебя.

— Как скажешь, — Рейн беззаботно тряхнул локонами и направился к двери. И только стоя одной ногой уже на пороге, глубокомысленно заметил:

— Знаешь, а твой отец говорил, что самое главное качество Дар-Эсилей — предусмотрительность.

— Топай давай, — подтолкнул его в спину Сид. Завтракать ему совершенно расхотелось.

* * *

— Проснись! Да проснись же ты! — в голосе Хьелля неприкрытое отчаянье.

Сид с трудом разлепляет глаза: вчера молодняк клана Дар-Умбра праздновал вступление одного из его ровесников во владение дариатом. И ого-го как праздновал! Сид напрочь не помнит, как он добрался до замка. Наверное, Хьелль его дотащил. Он всегда лучше контролировал количество выпитого.

Последнее, что угнездилось в башке у Сида, которую теперь ломило так, будто по ней всю ночь бил копытом ямбренский тяжеловоз, — путь от столичной резиденции Дар-Умбра до ближайшего открытого в два часа ночи кабака, сопровождавшийся громким пением королевского гимна и испуганным хлопаньем ставень: жители Хаяроса, наученные многократным горьким опытом, избегали сюжета «молодые дары гуляют». На этот раз, как обычно, разрушений избежать не удалось: Сид точно помнил опрокинутую телегу какого-то торговца конной упряжью, из которой они с Хьеллем позаимствовали пару превосходных уздечек, отлично приспособленных для хлестания по спине новоиспеченного владетельного Дар-Умбры, возглавлявшего раздолбайскую процессию. Но не из-за этой же мелкой шалости Хьелль так теперь переживает? Даже если пострадавший торговец случайно оказался королевским поставщиком, пара золотых монет легко уладит дело.

— Сид, вставай, во имя святой Лулуллы! — Хьелль уже орет в голос. На нем полная боевая экипировка. Перчатка с тяжелыми медными пуговицами больно хлещет Сида по щеке. — Поднимайся, курица! У нас военный переворот!

Сон слетает с Сида, как и не было. Одной рукой откидывая одеяло, другой — нащупать кувшин с холодной водой, который заботливый тейо Тургун поставил на прикроватный столик. Вылить все содержимое кувшина себе на голову, не вытираясь, одеться, пристегнуть мечи — и все это под аккомпанемент ровного голоса Хьелля. Тот, враз успокоившись, рассказывает невероятные — ну просто абсолютно невероятные вещи!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});