Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

когда бы я тебе ни понадобился, я приду. Я явлюсь к тебе даже из могилы, если ты позовешь. Но остаться с тобой навсегда я не могу.

Она молча кивнула в знак того, что поняла.

И они пошли рядом дальше, к морю.

12. Плавание

вою лодку он спрятал в пещере возле огромного скалистого мыса, который местные жители называли Облачным. Так сказал один рыбак, который дал им на ужин полную миску тушеной рыбы. При последнем свете пасмурного дня они спустились с берегового обрыва вниз, к прибрежному пляжу. Пещера представляла собой узкую расщелину, уходящую в глубь скалы футов на тридцать; чуть выше того уровня, до которого поднималась приливная волна. Вход в пещеру был виден со стороны моря, и Гед сказал, что им нельзя разжигать костер. Рыбаки, выходящие на своих суденышках на ночную ловлю, могут приметить свет и заинтересоваться ими. Поэтому они лежали, жалкие и озябшие, на холодном сыром песке, таком мягком и нежном под пальцами, но под усталыми телами твердом, как камень. Всю ночь Тенар слушала море, которое несколькими ярдами ниже входа пещеры с грохотом обрушивалось на скалы, шипело и гудело среди камней и гремело по всему побережью, уходившему на много миль к востоку. Снова, снова и снова повторялся этот шум, монотонный, но всегда разный. Море не хотело успокоиться. Оно никогда не знало покоя. По берегам всех островов всего мира море набегало беспокойными волнами и никогда не прекращало этого движения, никогда не знало тишины. И пустыня, и горы были тихи и неподвижны. Они не кричали беспрерывно гулкими, угрюмыми голосами. А море вечно говорило, не смолкая ни на мгновение, но его язык был для Тенар чужим. Она его не понимала.

При первых проблесках серого рассвета, в отлив, Тенар очнулась от неспокойного сна и увидела, как волшебник выходит из пещеры. Она смотрела, как он ходит внизу, босой, в подпоясанном плаще, по черным склизким камням, что-то разыскивая. Потом он вернулся и, протискиваясь в пещеру, затемнил ее, перекрыв весь свет снаружи.

— Держи! — сказал Гед, протягивая ей пригоршню маленьких, мокрых, страшненьких на вид созданий, похожих на пурпурные камешки с оранжевыми краями.

— Что это такое?

— Мидии, только что с камней… А вот эти две — устрицы, они еще вкуснее. Смотри, их едят вот так!

И, взяв ее маленький кинжальчик с кольца для ключей, который она одолжила ему еще в горах, он вскрыл им одну из раковин и съел оранжевую мидию как она была, с мокрой водой в качестве приправы.

— Вы что, их даже не варите? Так прямо живыми и едите? — ужаснулась она.

И отвернулась, чтобы не видеть его лица, чуточку пристыженного, но голодного и жадного, быстро поглощавшего содержимое раковин.

Покончив с завтраком, Гед прошел дальше в пещеру, к лодке, которая лежала носом к выходу, приподнятая и закрепленная на песке несколькими длинными обломками плавника. Еще вчера, перед сном, Тенар разглядывала эту лодку, ничего не понимая и чувствуя инстинктивное недоверие к ней. Лодка оказалась намного больше, чем девушка представляла себе: раза в три длиннее ее роста. В ней были разные вещи, незнакомые ей, а потому немного грозные на вид. По обе стороны ее головы (так мысленно назвала она нос лодки) было нарисовано по глазу; и ночью, сквозь сон, Тенар казалось, что лодка пристально разглядывает ее.

Повозившись с минуту в лодке, Гед взял там что-то и вернулся, держа в руке сверток с сухарями, хорошо обернутый, чтобы предохранить от сырости. Вынув из свертка большой сухарь, он предложил ей.

— Я не голодная, — сказала она.

Он взглянул на ее угрюмое лицо.

Убрав сухари в лодку — и предварительно завернув их столь же тщательно, как было раньше, — он сел у входа в пещеру.

— Надо выждать еще часа два до прилива, — сказал он. — Тогда и поплывем. Ты плохо спала, поэтому постарайся немного подремать.

— Мне не хочется спать.

Он не ответил. Гед сидел у входа в пещеру, боком к ней, на скрещенных ногах в темной каменной арке входа, и она видела его лицо в профиль. Он сидел на фоне яркого сияния голубого неба и неспокойного моря. Гед не шевелился. Он был неподвижен, будто обратился в камень, и во все стороны от него растекались, как круги по воде от брошенного камня, покой и тишина. Его молчание являлось обычным человеческим молчанием; подобно безмолвию пустыни, это была некая вещь в себе.

Так прошло довольно много времени; потом Тенар встала и пошла к выходу из пещеры. Он даже не шевельнулся. Она глянула сверху вниз на его лицо. Оно было как бы отлито из меди, твердое, застывшее в умиротворенном покое; темные глаза устремлены долу…

Он казался таким же далеким и чужим, как море.

Где он был сейчас, по каким тропам странствовала его душа? Нет, Тенар никогда не сможет пойти туда.

Этот человек заставил ее отправиться вместе с ним. Он, чародей, позвал ее по имени, и она пошла к нему и смиренно припала к руке, как тот маленький дикий кролик в пустыне, явившийся на его зов из темноты. А теперь, когда он получил свое Кольцо, когда Могилы обрушились, а их Первая Жрица нарушила обет и низложена навеки, — она ему больше не нужна. Он уходит от нее туда, куда она идти не может. Он одурачил ее, а теперь бросает одну, забытую и никому не нужную.

Одним быстрым легким движением она наклонилась и сорвала с его пояса свой стальной кинжальчик. Он не пошевельнулся, будто она сняла что-то со статуи.

Клинок кинжальчика в длину был всего дюйма четыре; заостренный с одной стороны, он представлял собой миниатюрную копию жертвенного ножа. Жрица Могил всегда носила его при себе на кольце для ключей, висящем на поясе, сплетенном из грубого волоса. Только во время одного из танцев, исполняемых перед Опустевшим Престолом, нужно было подбрасывать кинжал вверх и снова ловить. Когда Тенар репетировала танец, она часто резала пальцы ножом, пока не научилась ловить его прямо за рукоять. Маленький клинок был настолько острым, что при малейшей неосторожности мог порезать палец до кости или рассечь жилу на горле. И хотя ее Господа предали и забыли ее, она еще может им послужить. Сейчас они направят ее руку на последнее деяние