Асканио - Александр Дюма

— Ну, как дела? — спросила она.

— А вот, взгляни! — победоносно ответил Жак Обри, показывая ей бумажку.

— Когда вам надо явиться?

— В полдень. А больше я ничего не разобрал.

— Вы даже не знаете, в чем вас обвиняют?

— Да, наверное, в том, что я тебя обманул, милая крошка!

— А вы не забудете, что сами заставили меня дать такие показания?

— Разумеется, не забуду; я готов присягнуть, что так оно и было, даже если бы тебе вздумалось все отрицать.

— Так вы не станете на меня сердиться за то, что я вас послушалась?

— Да нет же! Я всегда от души буду тебе благодарен!

— Что бы ни случилось?

— Что бы ни случилось.

— Да я и сказала-то все это лишь потому, что вы заставили меня.

— Ну разумеется.

— А если у меня с перепугу ум за разум зашел и я сболтнула лишнее, вы простите?

— Не только прощу, милая, славная моя Жервеза, но уже простил, прежде чем ты попросила об этом!

Было уже без четверти двенадцать, когда Жак спохватился, что к двенадцати ему надо быть в суде. Он простился с Жервезой и опрометью выбежал на улицу — до здания суда было довольно далеко.

Постучавшись в ту же дверь, что и накануне, он услышал, что часы бьют двенадцать.

— Войдите! — прогнусавил тот же голос, что и вчера.

Жак не заставил повторять приглашение и широко улыбаясь, задрав нос и сдвинув шапку набекрень, вошел в приемную.

— Ваше имя? — спросил уже знакомый нам человек в черном.

— Жак Обри.

— Ремесло?

— Школяр.

— Ах да, на вас вчера приходила жаловаться Жер… Жер…

— Жервеза Попино.

— Правильно. Садитесь и ждите своей очереди.

Жак повиновался и стал ждать. В комнате уже сидели пять или шесть мужчин и женщин разного возраста и положения. Они, разумеется, были вызваны к судье первыми. Одни вышли оттуда без конвоя — это означало, что против них не оказалось достаточно улик; другие — в сопровождении полицейского офицера или двух стражников прево. На последних Жак поглядывал с завистью, потому что их вели в Шатле, куда ему так хотелось попасть.

Наконец вызвали и Жака Обри.

Жак вскочил с места и с такой довольной миной вбежал в кабинет судьи, будто речь шла о приятнейшем развлечении.

В кабинете сидели двое. Первый — еще выше, еще чернее, еще костлявей и суше, чем мрачный человек в приемной (каких-нибудь пять минут назад это показалось бы Жаку невозможным), — был секретарем; второй — маленький, толстый, почти круглый человечек с веселыми глазами, приятной улыбкой и жизнерадостным выражением лица — был судьей.

Улыбающиеся взгляды Жака и судьи встретились, и школяр внезапно почувствовал такую симпатию к этому почтенному человеку, что чуть было не пожал ему руку.

— Хе-хе-хе… Так это вы и есть тот самый молодой человек? — спросил судья, пристально глядя на вошедшего.

— Признаться, да, месье, — ответил Жак Обри.

— Вы и впрямь как будто малый не промах, — продолжал судья. — А ну-ка, господин пострел, берите стул и садитесь.

Жак уселся, положив ногу на ногу, и с довольным видом выпятил грудь.

— Так! — потирая руки, произнес судья. — А ну-ка, господин секретарь, прочтите нам показания истицы.

Секретарь встал и, изогнувшись над столом, без труда дотянулся благодаря своему непомерному росту до его противоположного конца, где и достал из груды папок дело Жака Обри.

— Вот это дело, — произнес он.

— Как имя истицы?

— Жервеза-Пьеретта Попино, — прочел секретарь.

— Она самая, — сказал Обри, утвердительно кивнув.

— Несовершеннолетняя, — продолжал секретарь, — девятнадцати лет от роду.

— Ну и ну! Несовершеннолетняя! — воскликнул Жак Обри.

— Так записано с ее слов.

— Бедняжка Жервеза! — пробормотал школяр. — Верно она сказала, что от смущения плела всякую чушь. Ведь сама же призналась мне, что ей двадцать два. И вот нате вам — девятнадцать!

— Значит, ветрогон вы этакий, — сказал судья, — вас обвиняют в том, что вы обманули девушку… Вы признаете обвинение? — спросил судья.

— Признаю, сударь, — решительно ответил Жак. — И это, и любое другое. Я преступник, господин судья, и, пожалуйста, не церемоньтесь со мной.

— Вот плут, вот бездельник! — проворчал судья добродушно тоном комедийного дядюшки.

И, опустив на грудь большую круглую голову, он погрузился в глубокое раздумье.

— Пишите, — проговорил он, встрепенувшись и подняв указательный палец. — Пишите, господин секретарь. «Принимая во внимание, что обвиняемый Жак Обри сознался в том, что лживыми обещаниями и заверениями в любви обманул девицу Жервезу-Пьеретту Попино, приговорить упомянутого Жака Обри к штрафу в двадцать парижских су и к уплате судебных издержек».

— А тюрьма? — спросил Жак.

— Какая тюрьма? — ответил вопросом на вопрос судья.

— Обыкновенная! Разве меня не посадят в тюрьму?

— Нет.

— И я не попаду, как Асканио, в Шатле?

— А кто такой Асканио?

— Ученик мастера Бенвенуто Челлини.

— И что натворил этот ученик?

— Обманул девушку.

— Кого же именно?

— Дочь парижского прево, мадмуазель Коломбу д’Эстурвиль.

— Ну так что же?

— Как — что? Я считаю приговор несправедливым. Мы оба совершили одно и то же преступление, так почему же его засадили в Шатле, а меня приговорили только к штрафу в двадцать парижских су? Да существует ли справедливость на этом свете?

— Конечно, молодой человек, справедливость существует. Вот почему мы и вынесли этот приговор.

— Ничего не понимаю…

— Дело в том, бездельник, что честное имя благородной девицы стоит тюремного заключения, а честное имя простой девушки — не больше двадцати парижских су.

— Но это чудовищно! Отвратительно! — воскликнул Жак Обри.

— А ну-ка, дружок, платите штраф и убирайтесь подобру-поздорову! — сказал судья.

— Никакого штрафа я платить не буду и никуда отсюда не уйду!

— Тогда придется позвать стражников и отправить вас в тюрьму, где вы будете сидеть, пока не уплатите штраф.

— Только этого мне и надо!

Судья вызвал стражников:

— Отведите этого бездельника в тюрьму Отцов-кармелитов.

— Отцов-кармелитов?! — воскликнул Жак. — А почему не в Шатле?

— Потому что Шатле не долговая тюрьма, а королевская крепость. Поняли, дружок? И чтобы туда попасть, надо совершить что-нибудь поважнее. Вам угодно в Шатле? Как бы не так!

— Постойте, постойте… — запротестовал Жак. — Да постойте же, говорят вам!

— В чем дело?

— Если меня отправят не в Шатле, я согласен уплатить штраф.