Царь из будущего. Жизнь за «попаданца» - Алексей Махров

– …Василий Федорович, разрешите вопрос?

– Конечно, Володя, спрашивайте.

– А как с Марксом-то быть? Я, каюсь, сам его читал когда-то… Правда, не понял ничего. Мне брат давал. Но вы не подумайте: он потом от этого отошел…

– Да я, Володенька, и не думаю. Я знаю, что он сейчас у господина Рукавишникова правой рукой… Мы, уж извините, прежде чем вас приглашать, семь раз вас проверяли-перепроверяли. Но вы хотели что-то спросить?

– Как же с Марксом-то быть, Василий Федорович? Ведь Смирнов не то что не читал его, а и узнал-то про него только сейчас…

– Ну так что же? Маркс – враг, и Смирнов – враг. Пусть ему легче станет, бедолаге, что не один он враг народа… Да, собственно, мысль про капитал и триста процентов прибыли отнюдь не Марксу принадлежит. Он ее у Теодора Даннинга[166] украл! Был в Англии такой профсоюзный деятель и публицист… – И Василий Федорович процитировал по памяти: – «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами…»

…Вот и лето миновало. Как-то незаметно, быстро. Прошло – и нет! Хотя, если подумать: сколько хорошего было за эти три месяца! И театры, и балы, и Олечка Верховская, и Катенька Белышева… И рыбалка, и охота. Петр Прович замечательные места знает… И, конечно, Рославлев… Но сегодня я увижу его в последний раз. Через два дня начнется курс, так что сегодня вечером – на поезд и в Казань…

– …Что ж, Володя, вот и настала печальная пора прощания. Я, уж извините за прямоту, привязался к вам. Привык.

– Я буду скучать по вас, Василий Федорович. Вы мне стали как родной…

– Приятно слышать, приятно слышать. Ну, и какое впечатление вынесли вы, молодой человек, из вашей практики?

– Знаете, Василий Федорович, я очень рад, что в России есть такая служба, как ваша. И не сочтите за лесть: что здесь служат такие люди, как вы!

– Спасибо на добром слове, Володенька, спасибо. А ведь у меня к вам есть дело. Будет у нас с вами, Володя, сейчас очень важный разговор. И для вас, и, не скрою, для меня тоже. Володя скажите, как вы относитесь к тому, чтобы работать у нас?

– Да я же… Я, господин коллежский асессор… Я сам хотел… думал, вот курс окончу – и буду к вам проситься. Возьмете?

– Очень рад, Володенька, очень рад. Рад, что не ошибся в вас, не ошибся…

– Вот только боюсь, справлюсь ли?

– Справитесь, Володя, справитесь. Можете быть уверены. Вот-с, возьмите. Это в вашу Казанскую alma mater: характеристика, результаты стажировки, отзыв начальства. Можете прочесть: конверт, как видите, не запечатан. Да-с, а вот тут распишитесь. А вот эту бумаженцию сразу же по прибытии в университет отнесете в губернское управление КГБ. Там уже в курсе… Ну-с, коллега, за сим желаю вам доброй дороги и успехов в учебе!

– До свидания, Василий Федорович. Можно мне вам писать?

– Конечно, Володя, конечно. Буду очень рад. Вы ведь, так сказать, теперь мой крестник. Удачи вам, Володя!

Интересно, что там, в конверте, написано? Эх, любопытство сгубило кошку – посмотрю! Отзыв… «…Проявил себя… внимательный и усердный работник… благодарность за выполненную во внеурочное время работу… быстрый ум…» Быстрый ум – надо же?! А приятно все-таки, что тебя оценили! Та-ак, что тут еще? «Оценка за практику – превосходно»! Замечательно! Есть чем похвастаться перед братцем. А через три годика и вообще ему нос задирать станет неуместно: в КГБ работа не проще, чем у него…

Рассказывает Олег Таругин

(император Николай II)

…После обязательной утренней гимнастики – русской гимнастики, разумеется, – я усаживаюсь завтракать. Татьяна в утреннем туалете чмокает меня в щеку и устраивается рядом. Вместе с нами завтракают неразлучные Шелихов с Махаевым, Гревс, несколько лейб-конвойцев, двое караульных самураев и две фрейлины Моретты. Подозреваю, что она приглашает их за общий стол в пику мне. Показать, что и у нее имеется свой собственный «ближний круг». Хотя, возможно, я и ошибаюсь…

Юкио Хираока и Таканобу Хасуда – в крещении Федор и Матвей – единственные, кто озаботился молитвой перед началом завтрака. Теперь они чинно сидят за столом, аккуратно отщипывая маленькими кусочками ветчину, хлеб, яичницу. Они полностью отказались от японской кухни и только чай пьют не из чашек или стаканов, а из японских… не знаю, как они правильно называются, но похожи на пиалы.

Неистребимая привычка – читать за столом. Я вскрываю столовым ножом пару официальных писем, а после них принимаюсь за газеты. Ха, поглядите-ка! «Дядя Паша» собственной персоной. За спиной какие-то люди, паровой экскаватор, штабеля бревен… «Его высочество великий князь Павел Александрович на читинском участке трассы Великого сибирского пути». Неплохо, неплохо… Что-то давно я от «дяди Паши» весточек не получал. Читинский участок… А это сколько в процентах от всего объема строительства?..

– …Милый, – голосок Татьяны звучит раздраженно и обиженно, – милый, ты, что, меня не слышишь?

О-па! Оказывается, моя ненаглядная уже минуты три мне что-то рассказывает, а я и не замечаю! Мамочка моя, императрица вдовствующая! Святители-заступники, не выдавайте! Сейчас такое начнется!..

– Ну что ты, счастье мое, я внимательно тебя слушаю.

– Да? – в голосе сквозит недоверие. – И как же, ты считаешь, следует поступить?

Все. Хана! Если бы я имел хоть малейшее представление о том, с чем «следует поступить»? Или с кем?

В отчаянии я оглядываюсь. О! Гревс изображает у себя над головой корону, Егор яростно разглаживает усы, а Филя Махаев пытается встать «во фрунт», не вылезая из-за стола. Чего-чего? Ага! Значит, Татьяна имеет в виду прибытие к нам с официальным дружественным визитом Вильгельма.

– Солнце мое, что касается визита твоего брата (мои сподвижники облегченно кивают – угадал!), то мне кажется… мне кажется…

Шелихов изображает из салфетки некое подобие пологой лестницы. Гревс чуть плещет ложкой в стакане. Махаев, оскалившись, яростно раздирает руками рябчика. Спасибо, братцы!..

– …Мне кажется, что проводить весь прием в Петергофе не стоит. Все-таки туда ехать часов двенадцать, если не больше. Полагаю, что куда разумнее будет мне принять Вилли в Москве, а ты, если, конечно, хочешь, можешь вместе с Донной, племянниками и Мишкиным выехать в Петергоф завтра же. Через пару-тройку дней мы к вам присоединимся…