Мэрилин Монро - Дональд Спото

Сходное беспокойство можно было в ней заметить и 26 июня, когда Мэрилин Монро и Рассел написали свои фамилии и оставили отпечатки ладоней и ступней во влажном цементе во дворе Китайского театра, который находился на бульваре Голливуд — в том самом месте, где почти двадцать лет назад Глэдис и Грейс показывали ей следы, оставленные другими звездами. Эти две красавицы, блондинка и брюнетка, одетые в похожие белые летние платья в мелкий горошек, примкнули к длинному списку кинозвезд, которые на протяжении тридцати лет принимали приглашение Сида Граумана и отдавали дань традиции, сложившейся в полном экзальтации кинематографическом мире[240]. В тот вечер, к радости коллекционеров автографов, Сколски пригласил обеих артисток на ужин в ресторан Чейзена, где даже пресыщенный персонал кухни прокрался в зал для посетителей, чтобы поглазеть на двух красоток: беловолосую и черноволосую, — с аппетитом поглощающих бифштексы с картошкой фри. На протяжении целой недели это событие дня подробно расписывалось и иллюстрировалось фотографиями во всех сколь-нибудь важных американских газетах и журналах; а ведь им надо было успеть рассказать о таких важных вещах, как, скажем, коронация британской королевы Елизаветы II, которая произошла в том же месяце и привлекла к себе даже большее внимание, чем широко рекламировавшееся обручение симпатичной пары: сенатора Джона Ф. Кеннеди и мадемуазель Жаклин Бувье.

В начале лета кинокомпания «Фокс» дала Мэрилин очередное задание. Вследствие несправедливой критики ее трогательной и лишенной всякой экзальтации игры в ни на что особенное не претендующем и недооцененном фильме «Можно входить без стука» ей поручили главные роли в картинах, действие которых разыгрывается на фоне могучего водопада («Ниагара»), на роскошном трансатлантическом лайнере, в фиктивном Париже («Джентльмены предпочитают блондинок») и в шикарной квартире на Манхэттене («Как выйти замуж за миллионера»). Казалось почти неизбежным, что Мэрилин ожидает в каком-нибудь вестерне роль певички в салоне для ковбоев.

Точно так же как ее предшествующий фильм, снятый в техниколоре, изобиловал всяческими экстравагантностями, в ленте «Река, откуда не возвращаются» было полным-полно потрясающих пейзажных планов и спецэффектов; к сожалению, и этот фильм оказался конгломератом разношерстных, но одинаково избитых фраз, и ни величие канадских Скалистых гор, ни зрелая красота Мэрилин не могли компенсировать девяноста минут целлулоидной скуки.

Первая проблема (на которую она сразу же обратила внимание) состояла в скучной фабуле. В кинокартине рассказывалось о бывшем заключенном — ковбое, который находит своего затерявшегося маленького сына у певицы, живущей в лагере для горняков. После того как их подло обманул ее жадный ухажер, вся троица: Мэрилин, мускулистый Роберт Митчам[241]и симпатичный малыш Томми Реттиг[242]— оказываются предоставленными самим себе среди великолепной природы, и им предстоит сражаться с опасными порогами и перекатами священной реки, с индейцами, которые носятся в погоне за белыми скальпами, с изголодавшимися пумами и случайными охотниками, появляющимися из ниоткуда, но с карабинами и угрозами. После того как на убогом плоту им удается преодолеть последний участок реки, они попадают в город и в финальной сцене образуют собой маленькую счастливую семью, которую сплотила эта совместная борьба.

То был двадцать второй фильм Мэрилин и ее пятая главная роль, однако студия «XX век — Фокс» по-прежнему не знала, что же с ней делать. Правда заключается в том, что там не обращалось никакого внимания на исключительные возможности Мэрилин. Ее роли могла играть первая попавшаяся актриса: от Мэрилин требовалось немногим более того, чтобы она мило позировала, прохаживалась походкой соблазнительницы, выглядела как куколка и пела песенки, которые бы взывали к мужскому воображению и утверждали зрителей в убеждении, что красивые блондинки столь же глупы, сколь и продажны. Хотя сама Мэрилин и была против этого, она должна была соблюдать положения действовавшего контракта и с огромной добросовестностью отдалась музыкальным репетициям и пробам. В роли Кей она должна была исполнить в ленте «Река, откуда не возвращаются» четыре песни, что она и сделала с достойной восхищения лихостью и бравадой — спела любовный романс («Один серебряный доллар»), разухабистую дворовую балладу («Мне пора подать заяву»), веселую песенку, призванную развлечь мальчика («Пойдем подальше на луга»), а также титульный номер, давший название всей картине. Через тридцать лет после ее смерти на рынок в конце концов выпустили эти четыре произведения в качестве составной части полного собрания ее записей — слишком поздно для того, чтобы принести надлежащую и своевременную известность актрисе, которая была первоклассной вокалисткой независимо от пустого и бессодержательного фильма, но в самую пору, чтобы в очередной раз подтвердить: эта артистка могла дать гораздо больше, чем от нее ожидалось. Как это часто случалось, интерес у публики вызвали лишь те фрагменты фильма, где на экране появлялась Мэрилин.

Вторая проблема, связанная с производством картины «Река, откуда не возвращаются», заключалась в выборе режиссера. Родившийся в Вене Отто Преминджер получил юридическое образование и намеревался стать почтенным судьей, однако перекинулся на постановку кинокартин (самой известной среди которых была «Лаура», выпущенная в 1944 году). Про него говорили, что во время работы над фильмом он ведет себя по отношению к своей съемочной группе и актерскому коллективу не только как судья, но и как палач. Режиссер приобрел репутацию диктатора, который даже самую стойкую актрису умел довести до слез. Высокопарный вестерн представлял собой тяжкую задачу и для Преминджера, и для Мэрилин. Будучи человеком из совершенно иного культурного круга, он абсолютно не годился на то, чтобы делать такого рода картину, и это с самого начала вогнало его в дурное настроение. По словам агента Мэрилин, Чарлза Фелдмена, главной проблемой, связанной с проведением съемок, была тем летом Наташа, которая «пыталась режиссировать всю ленту». «Я умолял [Мэрилин], чтобы она расслабилась, произносила [свои реплики] естественно, — вспоминает Преминджер, — но она не обращала на меня внимания. Она слушалась исключительно Натащу... и играла свою роль столь торжественно, настолько артикулируя каждое словечко, что ее невозможно было снимать — так явственно она шевелила губами... Мэрилин была словно податливой глиной в руках Наташи».

Эти руки умели быть совершенно неуступчивыми, как нехотя призналась сама Наташа. «Мэрилин, — сказала она однажды во время пребывания в Канаде, — ведь тебя интересую вовсе не я, а только моя работа с тобой. Едва только ты перестанешь во мне нуждаться, то сразу же позабудешь, как произносится мое имя». Невероятно трудно дать ответ на столь полное отчаяния утверждение, и Мэрилин также не смогла найти слов, которые бы удовлетворили Наташу. «Мэрилин была убеждена, что в Наташе кроется нечто магическое, — сказал много лет спустя Роберт Митчам. — Она полагала, что ей нужен не режиссер, а кто-то другой — лучше всего женщина, которая бы ей говорила, когда именно она делает что-либо хорошо».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});