Миля над землей - Лиз Томфорд

касались Стиви, чем те, что касались меня самого.

– Я предупреждал тебя, что это произойдет. Я весь сезон говорил тебе об этом, – продолжает Рич.

Эти слова бьют тревогу в моем сознании. Слишком много связей. Слишком много совпадений.

– Рич, как репортеры узнали, где я живу?

Мгновение он колеблется:

– Твои поклонники неделями жили у твоего дома в палатках. Ты думал, слухи не просочатся?

– Да, но к определенному моменту они попрятались. Кажется, все было подстроено.

– Ты думаешь, это сделал я? – Он выдыхает снисходительный смешок. – Мне нужно совсем другое. Я хочу вернуть старого ЭЗа. Мне нужен парень, которого будет легко продать «Чикаго». А вот это – последнее, что мне было нужно.

– Я хочу, чтобы ты удалил фотографии.

– Слишком поздно.

– К черту, Рич! Комментарии о ней чертовски жестокие. Пожалуйста.

Отчаяние в моем тоне не остается незамеченным.

– Они уже слишком широко распространились. Не выйдет. И я бы меньше беспокоился о комментариях, касающихся твоей маленькой подружки, и больше беспокоился о тех, которые адресованы тебе. Лучший совет, который я могу тебе сейчас дать, – вернись к образу парня, которого люди любят ненавидеть.

Подняв глаза к потолку, я откидываю голову в знак поражения.

– Я больше не хочу, чтобы меня ненавидели.

– По крайней мере, о тебе говорят. По крайней мере, мы наконец привлекли их внимание. Это то, чего мы хотим. То, что нам нужно для нового контракта. Честно говоря, на данный момент «Чикаго» может и не рассматриваться. Я начинаю думать, куда еще мы можем тебя перевести.

– Этого не может быть. – Мои слова поспешны, неистовы. – Я играю в лучший хоккей в своей жизни. Мы в одной серии от финала.

– Тогда почему я ничего от них не слышал? Я весь сезон говорил тебе, какой парень им нужен. В качестве золотого мальчика у них уже есть Мэддисон. Им нужен дуэт, который продавал билеты последние пять лет. Если ты не собираешься этим заниматься, они найдут кого-нибудь другого. И уверен, намного дешевле.

– Меня не волнуют деньги. Я просто хочу остаться здесь.

– Если ты так сильно хочешь остаться в «Чикаго», ты знаешь, что тебе нужно сделать. И на это у тебя осталась всего пара недель.

Если бы это не противоречило правилам, я бы сам обратился к высшему руководству «Рапторс», вместо того чтобы общаться через своего агента. Я бы позвонил им прямо сейчас и спросил, что, черт возьми, происходит. Но, к сожалению, я не могу этого сделать по соображениям законности.

– Мне нужно идти, чтобы разобраться с этим бардаком. – С этими словами Рич вешает трубку.

Я сажусь на диван рядом с собакой, и мое тело пронзает тревога. Рози прячет голову у меня под мышкой, забираясь ко мне на колени, но мои колени не перестают дрожать, поэтому она немедленно слезает и ложится на диван рядом со мной.

Первыми сегодня снова всплывают те же самые сайты, на которые я потратил часы прошлой ночью.

Печально известная фотография, та, что разлетелась по Сети, – мы со Стиви, взбегающие по лестнице моего дома. Я оглядываюсь через плечо, похожий на ребенка, которого только что поймали за тем, чего он не должен был делать. Каштановые кудри Стиви подпрыгивают, как обычно, а ее длинное пальто прикрывает рубашку на пуговицах и форменную юбку. Но пальто все равно подчеркивает фигуру.

Комментарии не перестают поступать. Бесконечные. И жестокие.

Вы и злейшему врагу не пожелаете прочитать те слова, которые они используют для описания ее фигуры. Что уж говорить о человеке, который вам дороже всего.

Это все из-за ревности и ненависти. Я это понимаю, но не знаю, понимает ли это Стиви. Она даже не могла понять, что ей завидовала собственная мать. Как, черт возьми, она поймет причину того, что пишут в интернете незнакомцы. И это не просто несколько комментариев. Тысячи и тысячи людей стыдят ее, обзывают, высмеивают ее фигуру.

И все потому, что она со мной. Люди всегда говорили обо мне гадости, и теперь, когда Стиви ассоциируется со мной, люди думают, что имеют право поступать и с ней так же.

На этой фотографии только ее спина. Просто фигурка в пальто. Они не видят ее глаз цвета морской волны, от которых у меня подгибаются коленки каждый раз, когда в их уголках появляются морщинки от ее смеха. Они не видят веснушек, украшающих ее щеки, тех самых веснушек, которые создают узоры и рисунки, которые я запомнил. Они не видят ее улыбки, от которой я таю каждый раз, когда она вспыхивает.

Вдобавок ко всему, ни одна фотография никогда не покажет ее остроумие. Ее чувство юмора. Ее шальное обаяние или ее безмерно открытое и доброе сердце. Ни одна фотография никогда не покажет, какая она милая.

Но это не имеет значения, потому что направленная на нее бесконечная ненависть вызвана тем, что она со мной. Я видел, как потускнело этим утром ее сияние, потому что она со мной.

Она не должна была такого испытывать.

Я переключаю внимание на другие комментарии, вызывающие беспокойство, и у меня сводит живот от одного их прочтения. Они во сто крат хуже, чем те, что были прошлой ночью. Изначально в разделе комментариев были только догадки, люди интересуются, не длятся ли у меня эти отношения весь сезон, приводя замеченные изменения.

Ну и, конечно, интернет-тролли подпитывают друг друга, и то, что они говорят, становится все хуже и хуже.

«Неудивительно, что Зандерс такой мягкий в этом сезоне. Он занят чертовой игрой в семью».

«Единственное, что мне в нем нравилось, – это то, что я видел, с какими горячими девками он спал, но нет. Теперь это в прошлом».

«Неудивительно, что “Чикаго” не подписал с ним новый контракт. Эти комментарии правдивы. Все это давно не новость».

«Вот же маленькая сучка».

«“Чикаго” не собирается перезаключать с ним контракт, и я тоже не хочу, чтобы он остался в моей родной команде».

Я ошибался. Думал, что у меня может быть все. Думал, что смогу играть за двоих, быть засранцем, которого жаждет видеть хоккейный мир, оставаясь при этом самим собой за закрытыми дверями. Но ничего не вышло, и теперь из-за этого я теряю контракт.

Я знал, что в глубине души фанатам не нужен был я настоящий. Они хотели зрелищного, экстравагантного драчуна, плейбоя, но, хотя я думал, что у меня хорошо получается продолжать носить эту маску на публике, это явно оказалось не так. Никто на это не купился. Никто не поверил моей лжи.

Этот имидж будет преследовать меня всю жизнь. Это – тот, кто я есть. Я всегда таким был, и я совершил ошибку, думая, что, возможно, смогу это изменить. Я думал, что как только мой контракт будет продлен, я смогу отказаться от этой роли. Но никому не нужен настоящий