Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Когда это было? -- спросил судья.
-- Около семи лет назад.
-- Сколько тебе лет, Лань? -- спросил судья.
-- Восемнадцать.
-- То есть чужестранец уверяет, что его, взрослого мужчину, коварно соблазнила одиннадцатилетняя девчонка! Кто-нибудь поверит в такое? -- он обвёл глазами толпу, по которой раздались смешки. Дальше судья спросил:
-- Ответь же теперь, что случилось с её племенем.
-- Оно вымерло от эпидемии почти поголовно. Мы несли этому племени слово Божие, но они отвергли его и, видимо, Господь покарал их за это. Но она видит причину гибели своего племени в нас.
-- Но если эпидемия была у соседей, то она не могла не затронуть и вас? Так?
-- Господь нас миловал от этой напасти.
-- Хорошо, о каком пире вы упоминали в разговоре? Где Лань якобы не могла быть.
-- Это -- мелочь, не стоящая упоминания. Я ещё раз повторяю, что девчонка -- шлюха, и веры ей нет.
-- Пока что тебе веры нет.
-- Если не верите, то можете проверить -- она не невинна!
-- Мы сейчас не решаем вопрос, невинна она или нет. Нам важно, говорит ли она правду.
-- Но ведь женщине, потерявшей честь, нельзя верить на слово. А других доказательств у вас против меня нет.
-- Ну, хватит! -- сказал выступивший из толпы Горный Ветер, -- я сам привёз эту девушку на нашу землю, и она нигде ни в чём дала оснований подозревать её во лживости. А вот его соплеменники, -- он указал на англичанина, -- лгали на каждом шагу. А поняв, что им не удастся нас обмануть, они попытались прикончить нас как обычные пираты. И как смеет этот негодяй попрекать Лань потерянной невинностью, если ОН САМ растоптал её целомудрие, когда она была ещё девочкой. Я обращаюсь к вам, тумбесцы -- если бы с вашими дочерями такое проделали, что вы бы негодяя растерзали бы на месте. Так чего же мы теперь позволяем ему не только дышать с нами одним воздухом, но и издеваться над той, которую он и без того уже лишил всего самого дорогого, что может быть у человека!
-- Я жалею, что не лишил её в своё время жизни! -- вскричал Джон Бек, -- чтоб ты поскорее сдохла, мерзкая дикарка! Чтобы вы все разделили участь её племени! Чтоб ваш город сгорел, затонул, был врагами разрушен! Чтобы над вашими дочерьми надругались враги по десятеро на каждую! Чтобы... -- дальнейших проклятий уже не было слышно, потому что долго копившаяся в народе ярость наконец-то прорвалась, как поток устремляется в прорванную плотину. Закону уступил место самосуд, и никто этому не препятствовал. Воины, державшие англичанина под стражей, ретировались, так как закон законом, а умирать или калечиться из-за такого негодяя никто не желал. Судья тоже был в глубине души рад, что формальный приговор выносить не пришлось. Народ не выдержал, и формально никого не будут обвинять, что англичанину на шею накинули петлю, и подвесили его на ближайшем фонаре, не морочась с установкой специальной виселицы. После его тело скормили рыбам...
В объяснительной в центр, которую Инти приложил к протоколу суда, он писал так: "Перед судом я честно предупредил негодяя, что наш народ смотрит на насилие над женщиной, не так, как это принято у него на родине. Если у них такое преступление считают простительной мелочью, то у нас народ и без суда готов растерзать совершившего такое. Так что он сам обрушил на себя гнев народа, проболтавшись об этом. Опасаться осложнения отношений с его родиной нет никаких оснований".
Проповедь монахов даёт свои плоды.
Конечно, после смерти Джона Бека Заря вздохнула с заметным облегчением, но как порой не бывает худа без добра, так и тут не было добра без худа. Монахи укрепили свои позиции, Андреас во всю доказывал, что их вера не такая, она "благодатная", а это значит, что на массовое убийство ни за что ни про что они не способны. Теперь, когда Кипу лежал дома и не мог приходить и спорить с Андреасом, монаху внимали охотнее, чем раньше. Заря на это досадовала, но изменить ситуацию было не в её власти. Всё-таки Кипу обладал талантом спорщика, какой-то невероятной способностью заставить себя слушать, да и броская внешность ему помогала. Заря так не могла. Да и миссия у неё была другая -- понять, кто крестится из реальных симпатий к вере, а кто из тайной враждебности к Тавантисуйю. К последним она с уверенностью могла отнести только Эспаду и Морскую Пену. Последняя на проповеди зачастила, голову якобы из благочестия стала покрывать мантильей(впрочем, возможно, просто щеголяла кружевами), да и вообще собиралась стать образцовой прихожанкой. В отличие от Эспады, она не особенно стремилась к словесным перепалкам, но при этом она часто смеряла Зарю весьма презрительным взглядом. Однажды Заря подслушала, как Морская Пена сокрушалась о том, что бесплодна, и говорила: "Раз наши боги бессильны меня от этого исцелить, то почему не попробовать обратиться к богу белых людей? Вдруг он и впрямь более могуч, как они уверяют?". Про Морскую Пену, однако, ходили весьма нелестные сплетни. Говорили, что с мужем она не живёт, а Эспада является её тайным любовником, и что проповеди для них лишь повод почаще видеть друг друга. Всё это было похоже на правду, хотя, надо сказать, Морская Пена ходила на проповеди и тогда, когда Эспада был в море. Может быть, Морскую Пену привлекало также и то, что христиане весьма лояльны к супружеским изменам по той простой причине, что у них получить развод можно только за очень большие деньги и только в исключительном случае ("исключительность" определялась исключительно Папой Римским, которому просящий должен был облизать туфлю), а в Тавантисуйю развод был разрешён, и потому если у кого вне брака и случилась "большая любовь", он мог честно развестись, а не обманывать своего супруга за его спиной, и именно поэтому обман за спиной так презирали, тем более что корыстность Морской Пены была вполне очевидна.
Но гораздо больше Морской Пены Зарю волновал рост популярности христианства среди горожан. Нельзя сказать, что многие разобрались в самой сути христианского учения. Среди обывателей обычно нет желающих доходить до сути. Куда больше влиял вкрадчивый голос отца Андреаса(без Кипу и Якоря, который был вынужден догонять пропущенное в университете, монаху не на кого было раздражаться), а также бесхитростная прямота Томаса, который прямо говорил то, во что верил и что считал важным. Если Андреас всё-таки иногда говорил настораживающие и неприятные вещи, то Томас всегда поправлял его, как бы самим своим примером показывая, что можно быть искренним христианином и в то же время хорошим и честным человеком. Да и уверенные обещания рая для праведников тоже делали своё дело. Вот пример одной из проповедей отца Андреаса.
-- Дети мои, каждый из вас, хорошенько заглянув в свою душу, видит, что он не таков, каким желал бы быть, что его душа подобна грязным и засаленным лохмотьям. Посмотрев на свою душу внимательно, человек не может не ужасаться и не приходить в отчаянье! Но каждый может спросить, был ли я рождён нищим или на самом деле я принц в изгнании, у которого есть шанс вернуться в своё родное королевство, или я так и родился нищим, а значит, нищим же обречён умереть? Евангелие -- это Благая Весть, которая говорит нам, что наш Бог-отец ждёт нас, и что настанет день, когда он вернёт нам наше королевское достоинство. Когда наши лохмотья сменятся шёлками и бархатом.
Слушая эту проповедь, Заря думала, что подобная проповедь имела бы успех среди нищих в христианских странах, которые, видимо, и впрямь мечтают случайно оказаться принцами, но среди простого народа обычно мало кто хочет, чтобы он или его дети оказались среди тех, на чьих плечах лежит ответственность за судьбу страны. Заря также подумала, что христиане и потомков Солнца зовут принцами. Потом ей вдруг вспомнилось, как ещё в детстве ей рассказывали о Тупаке Амару. Когда он попал в плен к испанцам, он и его соратники, долгое время скрывавшиеся в горных лесах, были одеты в лохмотья, но де Толедо приказал нарядить его в шелка и бархат точно на коронацию, при этом заковав в цепи и железный ошейник. У Зари мелькнула мысль, что жестокий христианский бог может быть куда больше похож на палача де Толедо, чем на любящего отца. А что если он тоже ждёт души людей не для того, чтобы принять их с любовью, а наоборот, подвергнуть мучительным унижениям? И ещё она подумала, что Тупак Амару, будь у него выбор, предпочел бы остаться в лохмотьях, но живым и свободным, чем идти в шелках и бархате на собственную казнь. Нет, к жестокому богу христиан, способного карать чисто из прихоти, здравомыслящего человека не заманишь никакими шелками и бархатом.
Однако вскоре Заря сама убедилась, что проповедь таки даёт плоды. Однажды вечером её соседка Пушинка сказала ей:
-- Знаешь, а я собираюсь креститься.
-- Правда? Но почему? -- спросила Заря.
-- Знаешь, я сирота, у меня нет родителей, и так приятно думать, что христианские боги любят тебя также, как любили бы отец и мать. К тому же мне надоело бояться смерти, а Христос обещает всем, кто крестится и будет хорошим, счастливую жизнь так, где смерти уже не будет.
- Начало пути - Влад Поляков - Альтернативная история
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Александр Кулькин - Альтернативная история
- Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - Уильям Моррис - Альтернативная история
- Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников - Альтернативная история
- Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко - Альтернативная история
- Дымы над Атлантикой - Сергей Лысак - Альтернативная история
- Хольмгард - Владимир Романовский - Альтернативная история
- Плацдарм «попаданцев» - Александр Конторович - Альтернативная история
- ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн - Альтернативная история