Приносящая надежду - Тамара Воронина

— Холодновата. Но выбора все равно нет. Делиена, ты хоть зажмурься, я мыться голым предпочитаю.

Лена поспешно отвернулась. Эльфы присоединились к Маркусу, а шут принялся собирать мокрые ветки для костра. У него и мокрые горели. А не загорятся, Милит их подсушит. Иногда можно применять магию в быту. У шута получилось. Получилось что-то достаточно сложное, если, конечно, эльфы просто не хотят его подбодрить. Получилось впервые. И он при этом не устал. Великий маг Гарвин устал, воюя с одной летучей гадостью. А шут держал какой-то очень сложный щит и не устал.

Лена распаковала палатки, приготовила телескопические трубки. Шут развел огонь (вот как у него получается — сырые дрова разжигать?) и перехватил инициативу. При острой необходимости Лена могла поставить палатки. Основательно вывозив их в грязи. Так что помощь шута была очень кстати. Когда вернулись отмытые мужчины и начали потрошить свои мешки в поисках если не сухой, то хотя бы чистой одежды, все было готово.

— Умница, — сообщил Маркус, чмокнув ее в щеку. Вот так всегда. Кто-то делает львиную долю работы, а благодарят ее. За что? — Знаешь, вода не особенно теплая.

— Могу нагреть, — предложил Милит. Лена отмахнулась: эту грязь и кровь ведром воды не смыть. Тут величавой реки не хватит. Зная уже, что они не будут подсматривать (не дети), она побрела к реке, на ходу расстегивая пуговицы. Мокрое и грязное платье липло к телу и не желало сниматься, избавиться от него удалось только с помощью шута. С ума сойти. Из этой обезглавленной твари на них выплеснулось не меньше бочки крови. Все белье было красным.

Лена зацепила платье за нависающую над водой ветку, чтоб река выполоскала из него побольше грязи и крови, а сама, тихо повизгивая, пошла в воду. Не особенно теплая. Градусов семнадцать. Для моржей, может, даже горячая. Ничего. Потом чайку — и никакой простуды. И без чая никакой простуды. Ее сила убивает не только шустрых сперматозоидов, но и всякую заразу. По крайней мере, это выглядело логично. К тому же за все время здесь Лена не болела никакими гриппами-ангинами. Шут начал намыливать ей спину.

— У меня получилось, — с плохо сдержанным ликованием сообщил он вполголоса. — У меня получилось тебя защитить.

Лена повернулась, чтобы его поцеловать, и за этим занятием они утопили мыло, правда, шут, поныряв, его все-таки выловил, и они наконец вымылись как следует. Лена раз десять прополоскала волосы и раз десять присела так, чтобы голова оказалась под водой — с той же целью. В конце концов вода начала казаться вполне приемлемой. Но шут все-таки выгнал ее на берег, а сам занялся одеждой, в основном своей, потому что уникальное платье стиралось поразительно легко. В общем, Лена пользовалась мылом просто по привычке да для запаха (духами она так и не обзавелась), платье же становилось чистым после обыкновенного прополаскивания. На кусте у берега уже висели ее юбка, блуза и трусики и сухое полотенце.

Эльфы просушили землю вокруг костра. Лена села на свернутую попону, на спину тут же набросили одеяло, в руки сунули кружку с горячим чаем. Подумаешь, с тройкой драконов-недомерков подрались, лишь бы Светлая попу не застудила.

— Колитесь, — предложила она, — не может быть, чтоб обошлось вообще без травм.

— Я здорово ушибся, — пожал плечами Гарвин. — У тебя еще осталась мазь от синяков? Возражать не буду.

— Я цел, — сообщил Милит. — То есть совершенно. Клянусь.

— Меня она крылом шибанула, — фыркнул Маркус. — Но пострадала в основном куртка. Даже ты не сумеешь ее починить — в клочья. Ну и вот, рука ободрана. Можешь лечить. Но лучше сначала чай выпей. Не жарко. Когда еще суп сварится…

Лена выпила чай, смазала огромного размера синяк пониже спины Гарвина, что сопровождалось такими обычными мужскими шуточками, обработала обширную ссадину на руке Маркуса, сделала еще что-то, но в конце концов тоненько сказала:

— Какие вы все молодцы!

— По этому поводу нужно выпить! — обрадовался Маркус. Мужчины оживились:

— А есть?

У Милита нашлась фляга с крепким вином, так что Лена в долгих поздравлениях шута не участвовала: ей полкружки хватило. Единственное, на что она оказалась способна, — это наблюдать за ними, чувствуя себя совершеннейшей идиоткой, потому что только такому индивидууму дано быть абсолютно счастливым. Лена боялась рот открыть, чтоб умиление наружу не прорвалось. Шут одной рукой держал кружку (не забывая из нее отпивать), второй поглаживал пальцы Лены. Мужчины уже дошли до стадии, когда каждое слово вызывает взрыв хохота. А если еще парочка виверн или каких еще геральдических чудищ? Грифонов и недокормленных львов? Или тех драных кошек, что на гербе Новосибирска обозначают почему-то соболей, хотя последнего соболя сто лет назад на воротник извели… Впрочем, соболи не настолько опасные хищники, чтоб на людей нападать, даже подвыпивших.

— Не бойся, — словно прочитал ее мысли Милит, — чтоб мы нормально драться не смогли, нам не флягу надо, а хотя бы ведро. К тому же я пару охранных заклинаний поставил, сработают если что.

Основное охранное заклинание пошевелило ушами, привалилось к Лениной ноге и засопело. Мужчины смеялись, перебрасывались шутками, репликами, которых Лена порой и не понимала, порой такими, за какие в прежние времена она готова была начать мужчину презирать, а тут ничего, не только терпела — внимания не обращала. Она знала их. И неважно, что они говорят после кружки вина и над чем смеются. Все мужчины всех миров, даже самых магических, где женщин уважают априорно, они неизменно станут говорить о бабах, собравшись мужской компанией. Лена для них своя, больше не придумаешь, однако без нее они наверняка и не так говорят, и не то… Пусть. Они о бабах — бабы о них. Слышали бы они разговоры Лены и Арианы… больше, правда, похожие на монологи Арианы, хотя в последние встречи Лена от нее мало отставала.

Шут веселился вместе с ними, но Лена чувствовала, что рядом с весельем есть и недоумение, и тревога, и неуверенность — ну абсолютно все, что было с ней, когда у нее начало получаться. Особенно когда она окончательно поверила: даже чтобы даровать жизнь, ей вовсе не надо ложиться в постель. Так что Милит был последним в этом кратком списке.

Когда разговор перекинулся на нее и ее достижения, она и не заметила. Маркус доставал Гарвина расспросами о видениях, довольно общими — ему просто было интересно, Гарвину и отвечать не хотелось, отчего-то ранила его эта тема, и Маркуса осаживать не хотелось, поэтому он вяло что-то говорил, напирая на то, что видения можно и нужно учитывать, но уж никак не надо слепо им следовать, и как пример приводил себя под виселицей и с петлей на шее. Ну а тут логическим продолжением был гражданским подвиг Лены, которая необыкновенностью своей… и так далее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});