Виктор Цой – уста к небу, уста к земле - Сергей Шкляев

Помни, что этот ход не возьмёшь назад,

И надо, надо терпеть и играть до конца.

Все фигуры на твоей доске выбиты, как зубы.

Здесь, в первых строках песни, идёт рассказ о познании своего гибельного состояния, познании того, что все силы человека биты и выбиты из боевого строя противником нашим, диаволом. Цой приводит диалог и обращение своего разума к своему уму, также этот диалог можно понимать как диалог близких друзей. В первой книге я писал о различии ума и разума. Первый действует в отрыве от Бога и Его воли, второй же, напротив, призывает действовать человека в согласии с волей Божией.

Дары Божии, в числе которых время нашей жизни, утратили благую силу, время и возможности успешно действовать против диавола упущены, потрачены на увлечение ложью и обманом. Так на полях сражений устраиваются ловушки и «котлы», когда создаётся ложное заманивающее отступление и имитируется прорыв обороны. Но на деле это лишь открытие ворот в ловушку.

Игра в шахматы возникла от реального боевого планирования военных операций с постановкой стратегических и тактико-технических задач. Ясно, что эти задачи «горизонтального», земного плана. Но Цой поёт не о горизонтальном, а о вертикальном смысле, об иной, чем обычные шахматы игре. В песне Цоя «Герой одинокого города» есть слова: «Победитель — наверх, побеждённые — вниз».

Цой через внешнее описание игры в шахматы описывает духовный проигрыш диаволу. Проигрыш просто неизбежен, пока человек первым делом не осознает в себе действия тайных вражеских сил — агентов (их называют «кротами»), тайно передающих человека в руки сатаны.

В задачи этих «кротов» в земной жизни входит наносить максимальный урон противнику во всём спектре возможных действий: от разведки и диверсий, до прямых убийств, стратегических фигур в командовании и советников противоположной стороны.

Поэтому Цой и спел, что в его «фигурах» большой урон, они подобны выбитым зубам, они, как трупы, бесполезны, бессмысленны теперь. Факт утраты «фигур» указывает на то, что катастрофа проигрыша почти неизбежна.

И так страшно и странно сознанье,

что ты проиграл.

Есть два вида страха в духовном плане: страх Божий (страх отпасть от Бога) и страх от приближения духов злобы или их присутствия. Здесь Цой спел о страхе погибнуть без Бога, проиграть, прожечь свою жизнь в трате времени и сил на дела, удаляющие его от Бога. Он употребил и слово «странно». Странно погибнуть, имея все средства ко спасению. Странно, до безумия, не призвать деятельно Бога на помощь для победы над диаволом. Здесь, под словом деятельно, я подразумеваю искреннюю жажду творить только волю Божию.

После душной квартиры вечер

бьёт тебе в грудь…

Здесь за словами о «душной квартире» стоит образ ограниченной и удушливой прежней жизни без Бога, жизни душевной, наполненной только межчеловеческим общением, и от того удушливой, тесной. Быть рабом грехов и диавола — это мучение в великой внутренней тесноте и мраке лжи. И, напротив, быть рабом Божиим — это быть в свободе от страстей, быть в радости и просторе, быть в свете Истины. За словом «вечер» стоит смысл — вечер жизни человека, последний перед смертью временной отрезок. Цой умер молодым, но внутренне он был мудрее многих стариков. В песне Цоя «Мы ждём сигнал с Небес» есть слова: «Волосы наши седы — время не ждёт никого».

При этих словах Цой оставался черноволосым. За седыми волосами скрыт образ внутренней зрелости. Цой пишет здесь и о себе, и о нас, хотя и употребляет слово тебе. В этой песне зафиксирован диалог его духа и его души. Под «вечер жизни» Цой, как и все люди, ощущает как «удар» («бьёт тебе в грудь») — осознание проигрыша этой жизни, приходит осознание духовного банкротства, разорения, скорой гибели.

В распахнутом настежь пальто

ты бежишь, ты устал…

Скорее бежать из этой удушливой и тесной «квартиры», бежать на простор, бежать быстрее, даже не тратить время на «застёгивание пальто». Здесь есть подобие бегства семьи Лота из города Содом. (см Быт. 19:15–25). «Бежишь» здесь как значение спешишь творить волю Божию, пока не поздно, пока ещё не пришёл миг смерти, бежать от мудрования плоти и крови.

Руки в перчатках прощально машут в окно…

Людское окружение Цоя, любители его песен, если не идут, не бегут к Богу, то остаются в «душной (без творения воли Божией) квартире». Цой уже не видит этих людей, он видит их руки в перчатках. Но почему руки людей в перчатках? Почему руки в одеждах (в перчатках)? Это образное выражение говорит о внутреннем духовном холоде в «квартире» без Бога. В песне «В наших глазах» Цой спел об этом же: «Мы заходили в дома, но в домах шёл снег». Эти люди прощально машут Цою в «окно». За словом «окно» стоит смысл: людские глаза, они наши телесные окошки. Так смотрели на Цоя при его жизни, так прощались с ним погибшим, так смотрят большинство людей и сейчас…

И бесшумно, как тигр,

за тобой по пятам твоя тень.

За образом тигра-тени, неотступно идущего за Цоем, стоит образ грехов, им совершённых, это и образ духов зла, соблазняющих каждого человека на грех. Грехи, как и окрас шерсти тигра, имеют маскировку под окружающую их природу (естественность). Тень всегда «прячется» от света, и она может быть видимой, только падая от освященных предметов. Упоминание о «тени» говорит о наличии Света Истины, к которому бежит Цой.

Коробки домов стоят по бокам, как конвой…

Коробками, кроме прямого смысла, называют стены незаконченных в строительстве домов и советские типовые дома, лишённые индивидуальной красоты, не имеющие никаких украшений, внешне построенные, как для скота. Этими словами Цой как бы говорит, что мировоззрение окружающих его людей лишено глубинной внутренней красоты, не приводит к богообщению, не очищает, не обновляет, не преображает. Цой связывает этот символ с «домами». Здесь, за символом «домов» скрыт образ определённых систем и профилей мышления людей, окружающих Цоя. (Это некие тематические, акцентированные на конкретной теме «дома»: от торговых и культурных до научно-технических, политических, социальных).

Мировоззрение разных безрелигиозных групп людей как бы стремится «конвоировать» Цоя в русле своего мировоззрения.

Задача конвоя — не