Плач - Кристофер Сэнсом

– Что ж, похоже, вместе мы перекрыли порт и таможню.

– Сколько человек там у вас?

– Мы платим двум старшим чиновникам. – Стайс написал внизу листка два имени, оторвал полоску с ними и дал ее мне.

– Сэр Ричард сказал, что Бойл ждет посылку. Будем надеяться, мы успеем.

– Аминь!

– Одно важное условие, мастер Стайс. Если какая-либо из сторон получит известие о грузе, то моментально предупреждает другую.

– Разумеется. – Одноухий улыбнулся и развел руками. – Кстати, если придется драться – например, с оставшимися людьми Грининга, если они вернутся, – сколько человек вы сможете выставить?

– Как минимум двоих. И, вероятно, еще двоих-троих.

– Первые двое – это Барак и тот молодой парень?

– Да.

Стайс одобрительно кивнул:

– Оба ловкие ребята.

– Сесил, наверное, наберет еще.

– А у меня трое, включая Гоуэра, с которым вы вчера познакомились. Сейчас он присматривает за портом. Я уверен, мой хозяин примет ваши условия. – Мой собеседник рассмеялся. – Кто бы мог подумать, когда вы пришли вчера, что мы будем работать вместе… Садитесь, выпьем пива!

Я неохотно сел за стол напротив него. Чем больше я узна́ю об этих людях, тем лучше. Я не сомневался, что если к ним попадет «Стенание», Рич предаст нас в то же мгновение.

Стайс налил мне пива и откинулся на спинку стула. Я прикинул, что ему, должно быть, было лет двадцать пять. Он был хорошо одет – из-под рукава его камзола снова виднелась кружевная манжета вроде той, которую он порвал при неудавшемся налете на жилище Грининга. У него было красивое суровое лицо, хотя и изуродованное поврежденным ухом. Я удивился, почему он не отращивает волосы, чтобы скрыть обрубок.

Он же заметил мой взгляд и поднес руку к уху:

– Не могли не заметить, а? Привлекает взгляды, как, пожалуй, и ваша спина. Я этого не стыжусь – сие случилось в честном поединке с одним паршивым псом, который засомневался в моем происхождении. А в делах, которые мне порой поручает мастер Рич, это показывает людям, что со мной шутки плохи.

– Давно вы работаете на Рича? – поинтересовался я.

– Два года. Я приехал из Эссекса, где у сэра Ричарда много владений. Земли моего отца примыкают к его, и отец послал меня в Лондон попытать счастья. А сэр Ричард искал молодых джентльменов без связей, но склонных к приключениям. – Одноухий снова улыбнулся.

Еще один молодой джентльмен, подумал я, как Николас, в поисках приключений. И все же Стайс, как я догадался, пойдет на все вплоть до убийства, чтобы возвыситься на службе у Рича. Несомненно, потому тот и взял его.

Он рассмеялся:

– Святая Мария, сэр, у вас такой мрачный вид! Сэр Ричард говорил, что у вас манеры лицемерного лютеранина, хоть вы и не лютеранин.

– Надеетесь сделать у Рича карьеру?

– Надеюсь. Сэр Ричард честен с теми, кто ему служит. Это всем известно.

Теперь рассмеялся я:

– Мне бы и в голову не пришло слово «честность», когда речь заходит о нем.

Стайс пренебрежительно махнул рукой:

– Вы говорите о сделках при королевском дворе. Никто из больших людей не ведет себя честно с другими такими же. Но сэр Ричард известен тем, что его люди привязаны к нему, и он отплачивает им за это. – Он прищурился над своей кружкой. – Надеюсь, то же самое можно сказать и о королеве и ее людях. Вы на кого работаете? Сэр Ричард говорил мне, что, наверное, на лорда Парра, ее дядю.

Я не хотел втягиваться в такой разговор и потому поставил кружку и резко встал.

– Я сообщу вам, если будут какие-то новости. А вы сообщайте мне домой, на Чансери-лейн.

Одноухий шутливым жестом поднял кружку:

– Я знаю, где это.

* * *

Я решил предупредить Филипа Коулсвина о последнем повороте в деле миссис Слэннинг, но подумал, что лучше сделать это после завтрашнего обсуждения ее жалобы с казначеем Роулендом, и пошел домой. В моем распоряжении были остатки воскресенья, а у меня еще оставалось два дела.

Сначала я зашел в свой кабинет и написал письмо Хью. Я сообщил ему последние новости и рассказал о своем участии в грядущих торжествах в честь приезда адмирала д’Аннебо, а потом предупредил его, что Джон Бойл – опасный человек и что его следует избегать, и посоветовал Кёртису больше не писать мне о нем. Так, подумалось мне, я, по крайней мере, не вовлеку в это дело еще и Хью. Запечатав письмо, я положил его в сумку, чтобы отправить завтра из Линкольнс-Инн.

Затем я спустился вниз. В доме стояла тишина. Джозефина отпросилась у меня погулять со своим молодым человеком, и я охотно отпустил ее, поэтому знал, что ее нет. Никого не было и на кухне – там на столе лишь горела сальная свеча, чтобы легче было развести огонь для приготовления пищи. Я вышел и зашел в конюшню, где Тимоти энергично убирался в стойлах. У дверей уже лежала куча старой соломы и конского навоза.

– Дай вам Бог доброго дня, хозяин, – сказал он.

– И тебе, Тимоти, – кивнул я в ответ. – Не забудь оставить навоз для огорода миссис Броккет.

– Да. Она дала мне фартинг за хорошую кучу.

– Ты не подумал еще раз о том, чтобы пойти в подмастерья? Я мог бы поговорить с конюшим в Линкольнс-Инн, какие места есть у кузнецов.

По лицу подростка пробежала тень.

– Я бы предпочел остаться здесь.

– Ну, я хотел, чтобы ты подумал об этом хорошенько.

– Да, сэр, – ответил Тимоти, но без особого энтузиазма, и опустил голову.

Я вздохнул.

– Ты не знаешь, где мастер и миссис Броккет?

– Они пошли прогуляться. Миссис Броккет попросила меня присмотреть за свечкой на кухне и зажечь другую, если эта станет догорать.

– Хорошо.

Значит, дома никого. В том, что я собирался совершить, не было ничего противозаконного, и все же я не хотел, чтобы меня увидели за этим.

– Утром принесли письмо, приходил курьер, – добавил Тимоти. – Я был с ними на кухне. Не знаю, от кого письмо, но они оба встревожились. Выгнали меня с кухни, а чуть погодя сказали, что пойдут прогуляться. Мастер Броккет был мрачен, а бедная миссис Броккет, похоже, плакала.

Я нахмурился, гадая, в чем тут могло быть дело, а потом сказал:

– Тимоти, у меня есть одна важная работа. Ты не мог бы сделать так, чтобы в течение часа меня никто не беспокоил? Если кто-то придет, скажи, что меня нет.

– Хорошо, сэр.

– Спасибо.

Я поднялся наверх, отпер сундук у себя в спальне и с тяжелым сердцем посмотрел на книги внутри. Некоторые были включены в новый запретный список и должны были быть переданы городским властям в ратуше до девятого августа. После этой даты обладание любой из этих книг влекло тяжелые кары. С тяжелым сердцем я взял свой экземпляр Нового Завета в переводе Тиндейла и некоторыми старыми, двадцатилетней давности, комментариями на Лютера. Эти книги были моими друзьями в мои прежние реформаторские дни – одну из них мне подарил сам Томас Кромвель. Но, учитывая мою нынешнюю службу королеве, не говоря уже о ссоре с Изабель Слэннинг, я решил, что будет определенно лучше тайно сжечь эти фолианты, чем отдавать их, чтобы мое имя не попало в какой-нибудь список сдавших запрещенные книги.