Он уже идет - Яков Шехтер

испуганные лица девушек, украдкой рассматривавших уродца?

Но сердце не слушалось памяти, сердцу казалось, будто покой и тихая старость ждут его в родных местах, в Куруве. Перебирая в памяти прошедшую жизнь, я пришел к выводу, что никогда в ней не было покоя и умиротворения, меня все время куда-то несло, заботы и тяготы крутили, точно щепку в половодье. Промаявшись несколько месяцев в пустом доме, я решил не докучать детям и посетить родные места.

На корабле я встретил Айдына. Он совершенно не изменился и подошел ко мне, словно мы расстались два дня назад.

– Ну что, доволен подарком?

– Каким?

– Что значит каким? Жизнью. Длинной счастливой жизнью. Все мы тебе дали: достаток, и хорошую жену, и благодарных детей.

– Вы дали? При чем тут вы?

Айдын расхохотался.

– А ты думал, что уродливый нищий чужеземец может собственными силами достичь того, чего достиг ты? Это я, я вот этими руками, – он потряс руками перед моим лицом, – создавал для тебя удачу за удачей. Пришло время вернуть долг.

– Какой долг? Что я тебе должен?

– Что значит какой? Жизнь! Верни нам твою жизнь. Погулял, порадовался, а сейчас перевались через борт, и делу конец. Ты получил свое, теперь наш черед.

– Разве мы с вами о чем-то договаривались?!

– Конечно! Ты же хотел стать одним из нас. Обещаю, вот теперь и станешь, но для этого надо пройти через смерть.

И тут я с необычайной ясностью вспомнил, что много лет назад рассказывал мне мулла в Кушкее. Прикрыл глаза рукой и начал произносить «Шма, Исроэль». Когда я завершил молитву и открыл глаза, Айдына рядом не было. Он исчез, пропал, бесследно растворился в голубом воздухе моря. Однако я хорошо понимал, что это ненадолго, и стал думать, как избежать следующей встречи.

Пока корабль добрался до Констанцы, мне пришло в голову, как спастись самому и отвести несчастье от детей. Больше всего я боялся, чтобы демоны не взялись за них. Человек должен отвечать за свои поступки. Коль скоро я ввязался в эту историю, то и на мне завершить ее. Завершить так, чтобы не пострадали ни в чем не повинные люди. А цена… цена уже не имеет значения, я плачу за все.

Сойдя на берег, я немедленно составил завещание, в котором отписал все свое имущество детям, и отправил его в Стамбул. Деньги, которые вез с собой, раздал бедным и отправился в приютный дом еврейской общины. Расчет мой был очень прост. Написано в наших книгах: нищий все равно что мертвый. А к мертвому демоны приставать не будут.

Там я провел три дня, размышляя, как жить дальше. А когда сообразил, отправился, подобно многим великим праведникам, в добровольное изгнание, галут. В галут они уходили для духовного совершенствования. Страдания должны были искупить муки еврейского народа, а также человека, пребывающего в изгнании. Уходящий брал на себя обет не спать больше двух ночей под одной крышей, кроме суббот и праздников, жить исключительно на милостыню и все время учить Тору. В еврейских общинах к таким странникам относились с большим уважением. Только великие мудрецы делали это в начале жизни, а у меня получилось в конце.

И пошел я по дороге, направляясь в Курув. Несколько месяцев вспоминал свою жизнь, складывал один и один и понял, что демон был прав, не мог урод-чужеземец прожить такую красивую, спокойную и счастливую жизнь. Тут явно не обошлось без вмешательства нечистой силы. Но теперь я разорвал связь с ней и могу прожить остаток своих дней без тревог.

В Польше никто меня не помнил, и я не помнил никого. Чужое место. Все изменилось, возникли другие дома, новые улицы, заполненные незнакомыми людьми. Курув моего детства остался лишь в глубине моей же памяти, и, чтобы в него попасть, не требовалось никуда ехать.

Нужно было только прикрыть глаза и вспоминать. Запахи, краски, голоса, присловья – все, оказывается, было надежно упрятано в моей собственной голове. И чем больше я вспоминал, тем ярче и отчетливее становились картины.

Прошел год. Несмотря на холод, полуголодное существование и мытарства, умиротворение осенило мою душу. Я понял, что все прошедшие годы мысли о связи с демонами не давали мне покоя. И вот он наступил, и все вокруг окрасилось в иные цвета.

Увы, все закончилось у вас на постоялом дворе. Во время сытного ужина, который вы так любезно поставили передо мной, к столу подошел Айдын.

– Твоя просьба услышана, – сказал он, – и удовлетворена. Скоро ты отправишься в иной мир, и твою душу возьмут к нам. До встречи, брат.

Я знаю, я чувствую: он прав, и я уже не в силах что-либо изменить. Прошу вас только об одном: похороните меня по самым строгим правилам, и пусть кто-нибудь читает поминальный кадиш по моей душе. Может быть, это поможет ей избавиться от демонов в другом мире.

Нищий прикрыл веки. Было видно, что он сильно устал. Долгая речь забрала у него остаток сил.

– Ничего-ничего-ничего! – вскричал Пинхас. – Сейчас я снаряжу посыльного к реб Гейче. Вот кто умет управляться с демонами. Потерпите немного, уверяю, он быстро их отгонит.

Нищий слегка улыбнулся, но его веки остались прикрытыми. Прошло два часа, и душа Залмана-Шнеура оставила этот мир. Пинхас отвез тело в Курув, передал похоронщикам, строго наказав исполнить все обряды самым тщательным образом, и поспешил к реб Гейче.

– Никогда о таком не слышал, – удивился тот. – Да, бывает, что демоны гоняются за людьми, но чтобы человек гонялся за демонами… Очень, очень странная история. Надо помочь этой несчастной душе.

Залмана-Шнеура похоронили в тот же день. Реб Гейче лично говорил по нему кадиш ровно одиннадцать месяцев, а в начале двенадцатого над могилой воздвигли скромное надгробие: валун со стесанным краем, на котором были указаны только имя покойного и дата смерти.

Спустя два дня над Курувом пронеслась большая гроза. Гром грохотал, словно горная река в ущелье, молния ударила прямо в надгробие Залмана-Шнеура и расколола его на три части.

– Надо же, – удивился реб Гейче, придя на кладбище. – Никогда такого не видел. Да, бывает, что молния попадает в дома, крайне редко угождает в могилы, но расколоть надгробный валун на куски… Очень, очень странная история.

Он заплатил, и спустя неделю на месте расколотого надгробия стояло новое, выполненное в точно таком же стиле. Только валун был куда массивнее и грубее.

Наступила зима. Повалил снег, ударили морозы. В один из дней вьюжного месяца тевет похоронщики, кряхтя и охая, залив в себя по стакану доброй водки, отправились на кладбище. Мороз стоял такой, что даже ангелы не спускались на землю, боясь