Одесситки - Ольга Приходченко

Погода была ещё неустойчивой, так всегда бывает в начало весны. То солнышко проглянет, припечёт, здесь же налетит холодный ветер, набросает полные глаза пыли и унесется то ли к морю, то ли в степь. Самое время показать, на что он способен, этот южный ветер — «сын степи и морского владыки Черного моря», так называла его моя начитанная бабушка. Долго при таком ветре не погуляешь, простудиться можно. А щенок к нам привык и уже ждал и радовался, как только завидит нас. Бабушка с ним разговаривала, как с человеком: «Ну что, дружочек, плохо тебе без мамки, без дома, без хозяина? Да, несладко тебе живётся, кишочки поют, кушать хочется. На полное пузо жизнь не так страшна». Так и плёлся за нами щенок до самого дома, перебегая дорогу, провожал нас. Потом пошли дожди, я сидела у окна и наблюдала, как этот рыжий пёсик бегает по улице и через трамвайные пути, через дорогу, туда-сюда. Очень жалко его было, никому он совершенно не нужен, того и гляди попадёт под машину. Еле уговорила бабушку взять его к нам жить. Недельку уговаривала — и она сдалась. Правда, с одним условием, что она ни при чём, мол, она была категорически против. К тому же у нас дома есть котёнок Булька, разве тебе этого мало? Он маленький, ещё неизвестно, как поладят кошка с собакой. А оставить в беде беззащитное животное эго по-человечески? — не унималась я. Бабушка отмахивалась от меня, как от назойливой мухи. Решайте сами, только чтобы я после всего не оказалась виноватой. Что скажет мама? — бубнила я себе под нос.

После Джимика мама поклялась, что не допустит в дом ни одной псины. Когда переезжали с Коганки, с собой на новую квартиру взяли одну сибирскую кошку Мицку. На Коганке кошек было много, все они жили на улице, где-то по чердакам и сараям, их бабушка один раз в день кормила. Они её встречали за квартал от дома, возле Херсонской больницы, когда она возвращалась с базара. Нужно было только видеть эту картину. Бабка тащит в руках по корзине, а коты по обе стороны её сопровождают, как почётный эскорт, подняв ободранные хвосты кверху. Вот из этой компании у одной из кошек появился белоснежный комочек. Котёнок был маленьким пушистым и явно голубых кровей, о чём говорили его к тому же голубенькие необыкновенные глазки. Котенок оказался девочкой и глухой. Она не реагировала на шум, крик, сидела у миски и ждала, когда туда нальют молочка. Поэтому кличку ей дали Мицка. Когда мы переезжали на Фонтан, нам с бабушкой удалось отстоять только ее. В новой квартире она быстро освоилась и даже стала выбегать во двор, где тихо сидела пока кто-нибудь не принесёт её к нам домой. В один прекрасный день она родила трёх котят. Двое из них сразу сдохли. Остался один серенький, пушистый в мать. Бабушка назвала его Булькой. Когда он подрос, Мицка опять ударилась во все тяжкие. Так разгулялась, что попала под трамвай. Вагоновожатая сигналила на весь Фонтан, пытаясь прогнать глупую кошку. Откуда ей было знать, что она глухая. Так у нас остался только Булька.

Хорошо ещё, что Алка не жила в это время дома. Она устроилась на работу в город Керчь, где строили содовый завод. Будь она дома, в жизнь не разрешила бы. Но теперь она редко приезжала и то на один выходной, и сразу назад. Из Керчи она привозила пол-литровую банку паюсной чёрной икры. Мама её ругала, чтобы не тратилась, не выбрасывала деньги на ветер, дорого же. Но Алка всё равно привозила солёной рыбы, вяленой тараньки и обязательно икру, которой там было хоть завались. Рыжий пёсик сразу почесал за мной, стоило только поманить его и позвать за собой. Сцену, которая разыгралась между животными, не придумал бы ни один режиссёр. Булька вылетел в коридор, изогнул свою спину дугой и, шипя, стал гнать вон рыжего пришельца, втрое больше его. Бедная дворняга стала пятиться назад к дверям. Только вмешательство бабушки разрядило обстановку. Она сняла с головы платок и перетянула им своего наглого любимца. Такого предательства бабкин любимчик не ожидал. Он пронёсся, как фурия, описав вертикальный полёт по стене. Потом взлетел на книжный шкаф в спальне и сидел там, дико вращая глазами. А новый жилец стоял в коридоре, прижавшись к входным дверям. Бабушка постелила ему тряпку, поставила мисочку с водой и положила котлетку. Но пёс ни к чему не притрагивался и продолжал стоять. Мы занялись с бабушкой каждый своими делами, нервничая, поджидая прихода мамы.

К вечеру погода испортилась, полил сильный холодный дождь. Наконец пришла насквозь промокшая мама. Как она разоралась на нас, на несчастного пса, открыла настежь дверь и прогнала его прочь. Поджав хвост, бездомный пёс, не оглядываясь, бросился вниз по лестнице. Я закатила истерику, но ничего не помогло. К ночи у меня поднялась температура, но я всё равно стояла у балконной двери, пытаясь разглядеть в темноте пса. Утром мама уехала на работу, бабка побежала за врачом. На мой обессиленный организм после кори свалилась ещё ангина. Я горела, как в огне, металась по кровати, зовя собачку. Бабка пилила маму, что у той нет сердца:

— Как ты могла так злобно поступить, чем тебе эта собачка помешала? Видишь, какая она ранимая? Вся в Соцкого пошла.

— При чём тут Соцкий, это ты вечно таскаешь кошек и собак. Вот и её приучила. Совсем на старости лет рехнулась. Небось учишь её разговаривать по-собачьи. Что, я не права?

— Ну и пусть ты права!

— Делать-то что будем?

Бабка заорала на мать:

— Вечно ты натворишь, а потом всем расхлёбывать.

— Ладно, — согласилась, наконец, мама. — Делайте, что хотите, приводите эту псину.

— Ты его прогнала, ты и иди за ним, — пробурчала в ответ бабка.

Мама сидела, опустив свои красные руки:

— Я устала от всех вас.

— От девок она устала, раньше надо было думать, когда рожала их на этот свет.

— Опять ты начинаешь, — только и ответила мама.

В тот же вечер она привела пса обратно. Потом, смеясь, рассказывала, как она его позвала и он, опустив голову, пошёл за ней. Теперь вечерами он так бурно её встречал, аж писался от счастья. Никогда Дружок один ни за что не выходил из квартиры, ни под каким видом. Гулять ходил только с кем-то из нас, я имею в виду бабку и себя. За всю свою жизнь ни разу ни в одну сучку не влюбился. Преданность нашей семье была у пса фантастическая. Но Булька продолжал чувствовать себя в доме хозяином. Он первый подходил к миске с едой и спал только сверху на Дружке. Это была замечательная картина: лежащий на боку Дружок, а сверху развалившийся на псине здоровенный котяра.

В отличие от преданного и девственного Дружка, Булька был ещё тот ходок. Бабушка повторяла: «Ну всё как у людей: один святоша, а второй блядун». Этот блядун загуливал по-чёрному. Иногда он пропадал из дома на целый месяц. Как у него хватало сил вернуться, один Бог знает. Он приползал настолько истощённый, что дальше дворовой помойки у него не хватаю сил ползти. Дворничиха однажды его, как труп, на лопате принесла. Бабушка укладывала его под плитой на кухне, с руки кормила, выхаживала. Как только он отъедался, приподнимал свой облезлый хвост, тотчас пытался сбежать из дома. И опять пропадал на месяц. Сбегал он со второго этажа по виноградной лозе. Но подняться по ней у него никогда не хватало сил.

Весна на Фонтане преобразила всё вокруг. Зацвели фруктовые деревья пышным цветом: абрикосы — розовым, нежным, персики — ярким алым, но пышнее всех — белоснежные вишни и черешни. На дачах появились хозяева, белили деревья, вскапывали грядки. В нашей школе урок ботаники проходил на Станции юных натуралистов, которая располагалась недалеко, тоже в какой-то дореволюционной даче. Урок ботаники начинался раньше обычных уроков. Со второго класса все ученики этой школы принимались в члены юных натуралистов. И выдавался специальный значок, но его нужно было заслужить, вернее, заработать уходом и выращиванием собственного цветка или какого-нибудь растения. Поскольку я пришла в эту школу только в последний, 7-й класс, то сотрудники станции — садоводы, лаборанты, проверяющие почву на наличие питательных веществ, солей и опасных веществ, каждый старался мне рассказать и показать как можно больше. Я, конечно, похвасталась, что с бабушкой собирала травки и имею небольшое представление о тычинках и пестиках. Но здесь работали люди, что называется, одержимые своим делом. В старом особняке с покосившимися верандами, заставленными нескончаемыми горшками с саженцами, стены были увешаны такими же почерневшими и отсыревшими портретами. Эта небольшая галерея портретов каких-то военных в красивой форме и дворян, обвешанных орденами, лично мне ничего не говорила. Учительница предложила прочитать висевшие под портретами таблички в рамочках. «Потом мне расскажешь», — и ушла с другими детьми. Начиналась галерея с Карла Десмета, французского профессора, одного из основателей императорского ботанического сада в Одессе.

— Слышала о нём прежде? — раздался голос молоденькой девушки-лаборантки. — Не будешь знать, Зоя Георгиевна тебе оценку за четверть не поставит. Она преподаёт в институте, а здесь отбирает детей, у которых обнаруживается призвание.