Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин

бы вам уехать завтра в Шванзее? Если такой холод продолжится, то у нас в горах определенно выпадет снег, а это зрелище вам никак нельзя пропустить.

Та теплота, с которой она ответила, мгновенно подтвердила, что интуиция его не подвела.

– Конечно, хотелось бы… то есть… если это не нарушит ваших планов. Я действительно очень люблю деревню. Но это не значит, – поспешила она добавить, – что мне не нравится быть здесь.

– В таком случае решено! Отправимся воскресным дневным самолетом. Я сегодня же отошлю Артуро вперед – путешествие на автомобиле через перевал Арльберг в это время года было бы для вас слишком утомительным. Но прежде чем мы уедем, – он сделал паузу и улыбнулся, – вам придется преодолеть еще одно препятствие, хотя, думаю, вы сочтете это за удовольствие, а не наказание.

– Да? – произнесла она слегка неуверенно.

– Сегодня в Венской опере дают гала-представление – «Мадам Баттерфляй»… Спектакль будет исключительный, так как поет Тебальди[66]. Декорации Бенуа. Достать билеты практически невозможно, но мне повезло. Уверен, вам понравится именно эта опера. Так что, вы согласны пойти?

– Да, Дэвид, – ответила она с едва уловимым сомнением. – Но меня беспокоит то, сколько хлопот я вам доставляю.

– Даже не думайте об этом. – Он не стал рассказывать, что только благодаря огромной переплате, осуществленной через консьержа, ему удалось заполучить ложу накануне представления. – Кстати, днем сделаем перерыв в нашей программе, чтобы вечером быть бодрыми и свежими.

Оба были рады отдыху, тем более что небо заволокло тучами, а ветер, задувший от Земмеринга[67], сделал прогулку по улицам холодным и малоприятным развлечением. Однако, отдав распоряжение Артуро возвращаться домой, Мори ушел из отеля по своим делам и отсутствовал какое-то время. По его предложению они поужинали рано в гостиной, куда им подали всего по чашке крепкого черепашьего супа, омлет с пряностями и жареной картошкой по-французски, а на десерт – «Персики Мельба» и кофе: намеренно легкая, но хорошая еда.

По окончании трапезы он поднялся из-за стола.

– Я понимаю, что это неприятно, моя дорогая маленькая пуританка, но для этого случая нам придется немножко принарядиться. К счастью, я знаю ваш размер, поэтому у себя в комнате вы найдете кое-что. Я велел вашей милой Анне все для вас приготовить. – Он по-дружески обнял ее за плечи и склонился, прошептав самым обворожительным образом: – Прошу вас надеть это – ради меня.

Тихо напевая дуэт из «Баттерфляй», он неспешно, со вкусом переоделся: сначала побрился электрической бритвой, пока не остался доволен гладкостью щек, затем принял горячую ванну, после которой последовал теплый душ, хорошее растирание и чуть-чуть талька без отдушки. Камердинер из отеля успел разложить его вечерний костюм, свежую накрахмаленную рубашку с жабо, запонки из оникса с бриллиантами, черные шелковые носки, наполовину вывернутые наизнанку, и поставить возле кресла лакированные туфли, удалив предварительно распорки и вытянув язычки. Даже Артуро не сделал бы лучше – нужно не забыть дать парню чаевые. Он прошелся по волосам щетками из слоновой кости – слава богу, в своем возрасте он сохранил шевелюру – и наконец был готов. Капелька парфюма «О-де-Мюже» завершила картину. Он внимательно изучил свое отражение в зеркале и отметил, что, как всегда, хорошо смотрится во фраке и с белым галстуком-бабочкой – никто не мог сравниться с «Карачени» по идеальному крою, – но в этот вечер, при всей своей скромности, он безусловно знал, что выглядит красиво, изысканно и на удивление молодо. С радостным предвкушением он выключил свет – привычка, сохранившаяся с юных лет, – и прошел в гостиную.

Она не заставила его ждать. Вскоре дверь открылась, и она медленно вышла в зеленом платье, которое он сам для нее выбрал, дополненном, к его восторгу, тонким изумрудным ожерельем, идеально подходившим к наряду. У него буквально перехватило дух, а она тем временем, потупившись и слегка разрумянившись, медленно приблизилась к нему и остановилась. Если в твидовом костюме он считал ее восхитительной, то для этого случая у него не нашлось слов.

– Кэти, – тихо сказал он, – вам не понравится, что я скажу, но я не могу молчать. Вы очаровательны и невыразимо прелестны.

Никогда прежде он не говорил с такой искренностью. Такой молодой, такой свежей красавице с нежным цветом лица и рыжевато-золотистыми волосами больше всего шел зеленый – это, несомненно, ее цвет. То-то будет, когда он отведет ее к «Диору» или «Баленсиаге»! Но что это – неужели она дрожит? Кэти облизнула губы.

– Платье очень красивое, – сказала она, запинаясь. – И вы все-таки купили мне ожерелье.

– Просто потому, что оно подходит к платью, – весело ответил он, желая поднять ей настроение. – Всего лишь несколько зеленых бусин.

– Нет. Анна, любуясь им, сказала, что это неограненные изумруды.

– Ну что ж! Остается только надеяться, что ваш спутник их не посрамит.

Кэти посмотрела на него и тут же отвела взгляд.

– Я даже не знала, что бывают такие люди, как вы. – Он видел, что она подыскивает фразу; и та прозвучала, но как-то нескладно. – Вы… вы словно из другого мира.

– Надеюсь побыть еще в этом мире. – Он рассмеялся. – А теперь идемте. Это порадует ваш демократический дух – так как Артуро в отъезде, нам придется взять такси.

– Я должна надеть эти перчатки? – нервно поинтересовалась она, спускаясь по лестнице. – Они такие длинные.

– Можете надеть или просто нести в руке, как пожелаете, дорогая Кэти, это все равно. Идеал нельзя улучшить.

Консьерж, потрясенный, что они, такие нарядные, не воспользуются своим обычным транспортным средством, с поклонами усадил их в весьма приличное такси.

Через несколько минут они подъехали к Венской опере, прошли по людному фойе, после чего их проводили в ложу второго яруса. Здесь, в укромной маленькой нише с красным ковром, предоставленной только им двоим, Кэти расслабилась, и он сразу это увидел. Избавившись от нервозности, она с возрастающим интересом и волнением принялась рассматривать ярко освещенную сцену, а он тем временем, сидя за ее спиной и разглядывая зал через бинокль, с удовольствием воссоздавал в памяти несравненную картину Ренуара на ту же тему, увы, не его собственную, однако всегда вызывавшую у него восхищение.

– Это новое здание, разумеется восстановленное после войны, – пояснил он. – Здесь, возможно, чересчур много блеска и света… Венцы, конечно, перестарались с хрусталем… но все равно очень мило.

– О да, – подхватила она с энтузиазмом.

– И как вы видите, публика сегодня особенно нарядная ради Тебальди. Кстати, она будет петь по-итальянски, поэтому мне следует ввести вас в курс дела, о чем эта опера. Действие начинается в Нагасаки, в Японии, где Пинкертон, офицер американского