Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп

Кайзен полагал, что более серьезная проблема – и это подтверждает августовское бездействие в отношении Берлина – президента состояла в том, что он никогда не согласится на тот уровень массированного ядерного ответного удара, который потребуется, чтобы отразить обычную советскую атаку на Западную Германию или Западный Берлин. Кайзен прямо спросил: «Готов ли на это президент? Советский ответный удар неизбежен, и наиболее вероятно, он будет направлен против наших городов и городов наших европейских союзников».

Кеннеди и его администрация столкнулись с Берлинским кризисом, положение ухудшалось, и, по мнению Кайзена, было ясно, что президент едва ли воспользуется имеющимся стратегическим планом. Кайзен утверждал, что непрекращающийся Берлинский кризис требует не теоретизирования, а создания специального плана на случай первого ядерного удара, если ситуация повернется против Соединенных Штатов.

«В этих обстоятельствах требуется нечто абсолютно другое, – сказал Кайзен. – Мы должны быть готовы к тому, что своим первым ядерным ударом развяжем всеобщую войну, и создавать план на этот случай, а не создавать план, отражающий стратегию массированного возмездия. Мы должны установить минимально возможный перечень целей с учетом дальности и поражающей способности советских ракет и избегая по возможности жертв среди гражданского населения Советского Союза и разрушений общественных зданий и сооружений».

Помимо этого, следовало «оставить в резерве значительную часть своей стратегической ударной мощи». В этом случае, по мнению автора, Хрущев не станет бросать в бой свои уцелевшие силы против американских населенных центров. Кайзен держал пари, что американские усилия по минимизации жертв среди советского гражданского населения, возможно, уменьшат желание врага нанести ответный удар, что может расширить масштабы войны. Кроме того, Кайзен представил подробный, «более эффективный и менее страшный», чем СИОП-62, план на случай, если нынешний Берлинский кризис приведет к «значительным изменениям на территории Западной Европы».

Это был план, который президент просил на протяжении большей части года: план более рациональной ядерной войны. Он позволял уничтожить советский ядерный арсенал дальнего действия при минимальном причинении ущерба Соединенным Штатам и их союзникам.

Далее Кайзен изложил детальный план, который Кеннеди читал и перечитывал, прежде чем дать ответ. Американские стратегические бомбардировщики – в небольшом количестве, на значительном расстоянии друг от друга, на малой высоте, чтобы избежать перехвата, – должны нанести удар по сорока шести основным советским базам бомбардировщиков, двадцати шести базам материально-технического обеспечения бомбардировочной авиации и шахтным пусковым установкам межконтинентальных баллистических ракет. В общей сложности для первого удара были определены восемьдесят восемь целей.

Кайзен считал, что для нанесения первого удара потребуется пятьдесят пять бомбардировщиков В-47 и В-52, с учетом 25 процентов предполагаемых потерь. С таким, казалось бы, незначительным количеством бомбардировщиков, утверждал Кайзен, можно добиться цели, поскольку самолеты «развернутся веером и, необнаруженные, проникнут на малой высоте в разные ранее обнаруженные пункты на советской территории, затем сбросят бомбы и уйдут на малой высоте».

Кайзен признал, что для проверки его предположений потребуется большая подготовка. «Сразу возникают два вопроса: насколько эффективен этот план и обладаем ли мы способностью и умением для выполнения такого набега?» И сам ответил, что план разумный, что у США есть военные средства и что «хотя возможен широкий диапазон результатов, у нас есть возможность достигнуть значительного успеха».

Если удастся избежать ошибок при бомбардировке, сказал Кайзен, то потери Советов от первого удара ограничатся миллионом, а возможно, даже полумиллионом человек – цифры по-прежнему вселяющие ужас, но значительно меньшие, чем по плану СИОП-62, где речь идет о гибели 54 процентов, или более ста миллионов, советских людей.

В Белом доме, непривычном к такому непринужденному обсуждению кровавой бойни, доклад Кайзена вызвал потрясение. Специальный советник президента Тед Соренсен выкрикнул: «Ты сумасшедший! Мы не должны позволять парням вроде тебя находиться здесь». Маркус Раскин, как и Кайзен, член Совета по национальной безопасности, перестал разговаривать с Кайзеном, выслушав его доклад. «Чем мы лучше тех, кто приспособил для своих целей газовые печи, или тех, кто строил дороги для поездов смерти в нацистской Германии?» – с гневом спросил он Кайзена.

Кеннеди не испытывал подобных чувств, поскольку искал именно такой подробный план. «Берлинские события могут поставить нас в такое положение, когда мы захотим взять на себя инициативу в эскалации конфликта», – записал президент в список вопросов, которые хотел обсудить на намеченном на 19 сентября совещании с генералом Тейлором, генералом Лайманом Лемницером, председателем Объединенного комитета начальников штабов, и генералом Томасом С. (Томми) Пауэром, командующим стратегической авиацией. Подготовленные президентом вопросы свидетельствовали о его растущем понимании проблем, связанных с ядерным ударом. Кеннеди готовился к ведению войны.

Вопрос № 1. Можно ли предусмотреть в плане альтернативные возможности в различных ситуациях? Кеннеди особенно хотел знать, может ли он перейти от «оптимального соединения» гражданских и военных целей и в неких непредвиденных обстоятельствах исключить городские территории или исключить из перечня целей Китай или европейских сателлитов. «Если да, то каков риск?»

Вопрос № 2. Если в ходе развития берлинских событий он окажется в положении, когда захочет обострить конфликт с местного до общего уровня, то хотелось бы знать, удастся ли воспользоваться преимуществом внезапности при нанесении первого удара, чтобы уничтожить советский ядерный арсенал дальнего действия.

Вопрос № 3. Кеннеди волновал вопрос: не останется ли при внезапной атаке на советский арсенал дальнего действия «значительное количество» ракет среднего радиуса действия, готовых атаковать Европу? Короче говоря, он хотел знать, какой ценой будет достигнута защита Европы и США. Он хотел знать, если при первом ударе включить в перечень еще и эти цели, то не приведет ли «такое увеличение целей к исключению эффекта внезапности».

Вопрос № 4. «Смогу ли я сразу, как начнется война, контролировать наши военные действия? Я полагаю, что в любой момент могу остановить стратегическую атаку, должен ли я получить сообщение о том, что враг сдался».

Помимо этих четырех вопросов, президент интересовался, может ли он избежать «чрезмерного разрушения» и прекратить атаку, если первая ядерная бомба попадет в цель, то есть будет достигнут «желаемый результат». Он хотел понять, есть ли у него возможность отменить атаку, если окажется, что она была вызвана ложной тревогой.

На следующий день состоялось заседание Совета по национальной безопасности, но президент не смог получить ясные ответы на многие вопросы. Это, кроме всего прочего, свидетельствовало о том, что советники Кеннеди расходились во взглядах на концепцию ограниченной ядерной войны. Командующий стратегической авиацией генерал Томми Пауэр высказал мнение, что «для нас сейчас и в следующем году наибольшая угроза внезапного советского нападении. Если всеобщая ядерная война неизбежна, то Соединенные Штаты должны первыми нанести удар», после того как будут определены основные ядерные цели на территории Советского Союза.

В марте 1945 года Пауэр руководил авиационным налетом на Токио [89] и был заместителем командующего стратегической авиацией на Тихом океане, руководившим операцией по атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.

Он помогал генералу Кертису Э. Лемею в создании Стратегического командования ВВС США [90], которое они в результате превратили в свою вотчину.

Грубый, легко приходящий в ярость Пауэр горячо уверял, что единственный способ контролировать коммунистов, владеющих ядерным оружием, – дать им понять, что их уничтожат, если они будут дурно себя вести.

Когда стало известно о долгосрочном влиянии радиоактивных осадков на генетический аппарат, Пауэр весьма неудачно пошутил: «Знаете, пока мне еще никто не доказал, что две головы хуже, чем одна». Советник по вопросам национальной безопасности Банди имел в виду Пауэра, когда предупреждал Кеннеди, что подчиненный командующий имеет право «начать термоядерную войну по собственной инициативе», если не сможет связаться с президентом после нападения Советов.

Пауэр убеждал Кеннеди, что у Советов намного больше ракет, чем удалось сфотографировать самолетам-разведчикам ЦРУ. Он пожаловался, что ему не хватает данных о численности и базировании советских межконтинентальных баллистических ракет (МРБ), и добавил, что, по его мнению, самолеты-разведчики обнаружили всего 10 процентов советского арсенала. Он сказал президенту, что обнаружено местоположение двадцати пусковых установок МРБ, но их может быть во много раз больше в неисследованных областях. Пауэр, не имея точных данных о советской ракетной мощи, настойчиво рекомендовал Кеннеди возобновить полеты U-2, хотя президент обещал Хрущеву запретить разведывательные полеты.