Необходимо и недостаточно (СИ) - "Швепса"

Как только пальцы коснулись прохладного стекла, я тут же повёл рукой, приставляя горлышко к губам Гермионы, раскрывавшихся в очередном болезненном вопле. Она сразу среагировала, взбрыкнувшись всем телом и швырнув наше избавление от боли прямо в стену. Я вымученно застонал, и это было похоже больше на животный рык, нежели на человеческий голос.

Нервы были на пределе, я не знал, что делать. Гермиона же будто нарочно снова и снова заставляла меня гореть заживо.

— Отдай мне датур! — вопила она, продолжая вырываться из моей хватки.

И я отступил.

Аккуратно опустил её на ковёр, чтобы она не ушиблась, и сделал два шага назад, стараясь абстрагироваться от безумной реальности и придумать, что делать дальше.

Гермиона корчилась от боли, ревела и билась головой о пол. Но я не мог ей дать датур, только не это, сука. Только не сейчас, когда до встречи с доктором Крейгом остался всего час. Что, если она умрёт от этой чёртовой последней дозы, когда до исцеления оставались считаные минуты?! Я никогда не стану красть её шанс на спасение.

Но смотреть на её муки… блять, это просто невозможно.

И где, сука, носило Блейза?! У него наверняка где-то припрятаны запасы стимулирующего. Я хотел было пойти к двери, чтобы быстро отыскать свежие порции зелья, но Гермиона резко перевернулась на спину, начиная раздирать свою грудную клетку окровавленными пальцами и невыносимо кричать, кричать, кричать…

— Блять, Гермиона!

Я тут же ринулся обратно к ней, хватая за руки и вновь стараясь заставить её угомониться хоть немного. Она судорожно схватилась за мои щиколотки, перевернувшись, и пустила все мои попытки поднять её с пола коту под хвост.

— Умоляю, хватит! — кричала Гермиона, крепче хватаясь за мои ноги. — Убей меня, убей!

Она продолжала плакать, биться о пол и снова реветь. Завывала, цепляясь за мои ступни, пока я стоял, сжимая и разжимая кулаки. Пытался держаться как мог. Но даже под успокоительным мне было тяжело. Мне ещё никогда, сука, не хотелось так сильно умереть самому, забрать у Гермионы всю боль, что она выносила все эти мучительные месяцы.

— Я не могу тебе помочь, — на выдохе проговорил я, признаваясь в этом даже не ей, а самому себе.

Только не датур. Я не отправлю её в могилу. Ни за что. Час мучений лучше, чем смерть.

— Пожалуйста! Дай мне датур или убей! Пожалуйста, Мерлин! — молила она, захлёбываясь слезами вперемешку с кровью на её лице.

Но только Гермиона не знала, что в моём понимании отныне датур и смерть — это одно и то же. И выбирать тут не из чего. Идиотский выбор для влюблённого идиота.

— Ты должна продержаться час, — холоднее, чем хотел, произнёс я, продолжая стоять, не двигаясь. Старался быть душой как можно дальше отсюда, чтобы, банально, не свихнуться. Не позволял себе опускать голову и смотреть на неё. На её страдания.

В этой комнате было настолько много боли, что даже вдвоём мы явно не справлялись. Её было настолько дохуя, что всё внутри меня скручивалось от спазмов. Мне приходилось прикусывать язык, чтобы продолжать твёрдо стоять на ногах.

Я игнорировал своё участившееся дыхание, игнорировал комок в горле, а на деле мне хотелось опуститься на колени и заорать во всё горло. От чёртовой безысходности, от этой грёбаной жизни, что взяла в привычку быть такой несправедливой сукой.

— Всего час, Гермиона, — прошептал я. — И всё будет хорошо.

Гермиона продолжала рыдать, абсолютно не слыша меня.

— Пусть это закончится! Хватит-хватит-хватит!

Её крик перемешивался с истеричными всхлипами. Я сделал шаг назад, но Гермиона поползла за мной. Вернее, за моими ступнями, снова принимаясь хвататься за них и без устали что-то лепетать.

— Датур, дай мне датур, — кое-как разобрал я, пока она царапала сломанными ногтями мои ноги.

— Я не могу! — воскликнул я, замотав головой. — Я не могу тебя потерять, нет…

Но и смотреть на её мучения, кажется, у меня тоже не выходило. Чёртов пиздец.

— Я не хочу жить!

— А я не прощу себя, если вновь дам тебе дозу, — процедил я, уже не в силах сдерживать эмоции. — Буду ненавидеть себя до конца жизни, если, блять, сделаю это. Моя тётка и так…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне больно! — вскрикнула Гермиона, перебив меня и обессиленно распластавшись на ковре. Кажется, она меня вообще не слышала. Да и на что я вообще надеялся?.. — Убейте меня, кто-нибудь, пожалуйста, убейте меня, — шептала она, а по щекам, перепачканным кровью, стекали горячие слёзы.

Да, она страдала. Но даже так… Неужели все те желания, о которых она говорила мне вечером, были для неё пустым звуком? Как она смела вот так вот умолять о смерти, когда я из кожи вон лез, чтобы сохранить её жизнь? За что мне всё это, чёрт побери?!

Гермиона притихла, и лишь её плечи продолжали трястись в беззвучных рыданиях. Она с явным трудом развернула голову, встречаясь со мной взглядом. И клянусь всем, что у меня ещё осталось, именно в тот момент, когда я заглянул в измученные карие радужки, наполненные солёной влагой, я уже возненавидел себя.

За свою порочную семью, за свой подростковый выбор принять метку, пусть меня особо никто и не спрашивал. За все хуёвые измывательства, коими я поливал Гермиону каждый раз, стоило ей оказаться в зоне досягаемости. За проклятие, что наслала на неё моя тётка. А я уверен, это сделала именно Беллатриса. Прямо, сука, в нашем поместье, пока я стоял, забившись в углу гостиной, и так же, как сейчас, сжимался от страха, не зная, что мне вообще делать. За то, что орал на Гермиону, как сумасшедший, вливая в себя бутылку за бутылкой, пока она приносила мне супчики на обед.

Если так подумать, то я причастен ко всему дерьму, через которое протащила её жизнь.

И вот, прямо сейчас, Гермиона просила прекратить её мучения. И даже этого я, сука, не мог сделать.

— Драко… — пробормотала она.

Я поджал губы и слегка прищурился, когда заметил толику осознанности в её заплаканных глазах. Неужели ей стало лучше?.. Или я уже брежу?..

— Я чувствую… — она судорожно вздохнула, сдерживая, кажется, рвотный позыв, — я умираю, — закончила она, и моё сердце пропустило удар. Болезненно сжалось, намереваясь остановиться вместо её. Отдать всё, что у меня осталось.

— Если я дам тебе дозу, даже если ты выживешь, — шёпотом заговорил я, не в силах отвести взгляда от карих радужек, что до сих пор взирали на меня с немой мольбой, — я больше не смогу быть рядом, Гермиона. Буду винить себя до конца жизни, ты понимаешь?

— Пожалуйста, Драко, — прохрипела она, пытаясь привстать на дрожащей руке и начиная смотреть куда-то в пустоту.

— Не заставляй меня ненавидеть себя ещё больше, прошу тебя. Осталось меньше часа. И потом ты будешь свободна вместе… вместе со мной, — я набрал в грудь побольше воздуха и схватился за столешницу позади, чтобы не упасть от того, что собирался сказать.

Вопрос ребром. Вопрос, что сидел во мне ещё, наверное, с нашего первого секса. Вопрос, который не давал мне покоя целый месяц. И, Мерлин, лучше ей ответить, пока снова не начался приступ, потому что иначе я точно свихнусь.

Если согласится, если вспомнит хоть о чём-то, кроме наркотиков, я останусь с ней. Буду рядом столько, сколько она сама захочет, и сделаю всё, чтобы подарить ей ту жизнь, о которой она мечтала.

Если же нет… Если всё это время, что я так отчаянно нуждался в Гермионе, она всегда мечтала только о датуре, я уйду. Дам ей дозу, отведу к Крейгу и просто исчезну нахуй, лишь бы не видеть её. Лишь бы не напоминать самому себе о том, как я собственноручно с самого детства губил чью-то жизнь. И как от меня отказались. Заслуженно, сука, но всё ещё не менее мучительно.

— Датур или жизнь, о которой ты мечтала? Выбирай, Гермиона. Прямо сейчас.

Грейнджер моргнула, и по её щеке покатилась крупная слезинка. Руки дрожали, волосы были растрёпаны, а всё лицо перепачкано в крови. Её слегка пошатывало, как вдруг всё её тело вздрогнуло, как от удара.

— Датур… — прошептала она и тут же скривилась от боли, вновь начиная пронзительно кричать, корчась на полу.