Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

Кайе обернулся резко — словно кошку дернули за хвост.

— Ты… откуда ты здесь взялся?!

— Я увидел их, — кивнул Ийа, глядя на “перья”. — Знаю, что это такое.

— Вот и катись к ним!

— Я слышал данный тебе совет. Не последуешь?

— Нет! Амаута, не хватало еще просто стоять и смотреть! А если пройдут над кварталами здесь и свернут к Башне — что делать в городе? Доламывать то, что оставят они?

— Ты собираешься драться с ними, Дитя Огня? Они сильнее тебя, и не злись. Они и вправду сильнее. Ты — на земле, они — в своей стихии.

Пустой домик словно могучая рука смяла — он сложился, и обломки прижало к земле. Люди непроизвольно качнулись назад.

Кроме одного, который пригнулся и готов был прыгнуть вперед.

— Погоди, — пальцы Ийа впились в его запястье. — Иначе ляжешь там, как этот домик.

— Не дождешься!

— Не шипи, успокойся. На севере справляются с ними, потому что знают, как. У нас толком не знают. Так послушай меня. Если ударишь, да еще как любишь, с размаху — всем будет плохо. Нужно поставить щит, только не твердый, а вязкий — и мягко отводить “перья” в сторону. Не толкая и не ударяя ни в коем случае. Понял?

— А ты откуда знаешь?

— Я стараюсь знать о мире побольше, — Ийа улыбнулся почти дружески.

— Не врешь о “перьях”?

— Нет. Остальные спутники тебе не нужны, не сможете действовать слаженно. А я пойду тоже. С тобой.

— Еще зачем?

— Ты не умеешь ничего делать плавно. Раз твоего брата рядом нет, я помогу. Только позволь направлять тебя.

— Хорошо… — сквозь зубы, — Амаута, — выдохнул, глядя, как в щепы превратился колодец. — Пошли наконец!

Его пришлось удерживать — мало кто знает, как велики возможности “перьев”, а мальчишка рвался прямо вплотную к ним. Выбрав безопасное расстояние, Ийа снова внимательно посмотрел на небесных гостей, сказал Кайе: можно.

Тот под ноги не смотрел вообще — только на небо. А ведь мог и споткнуться — камней здесь, в траве, целая куча. Ощутил бесплотное касание, дернулся, мгновенно закрылся.

— Глупый. Держи “щит” тогда, когда надо… а ты ставишь его не вовремя.

Вот уж чего Кайе вынести не мог, так это насмешек. Наклонив голову, чтобы не видеть ненавистного лица и не показывать своего, исподлобья глянул на “перья” и снял защиту. На, подавись, подумал.

Чужая Сила обожгла, не понять, горячая или холодная… так бывает в первый момент, если сунуть руку в ледяную воду, или напротив. Но тут же уплотнилась, став одновременно опорой и оболочкой. Юноша ощутил короткую зависть — так владеть своей Силой надо уметь.

Зажмурился. Ему не надо было видеть, все равно все делал не он, он был лишь кровью, которая бежит по венам, а стенки и сердце, кровь толкающее — другой. Забыть, что это чужой, едва ли не самый ненавистный человек в Астале — не получалось. Оставалось ждать, удерживая желание разорвать эту невидимую оболочку. Даже рванулся один раз, вспомнив лицо врага — но мягкая опора вдруг стала жестче базальта.

Он опомнился — не время выяснять, кто и что может. Еще выпадет случай… Открыл глаза и следил за тем, как небесные гости плавно разворачиваются, увлекаемые неощутимым ветерком, и устремляются к лесу, на север, время от времени изгибаясь, будто оглядываясь обиженно.

Обратно они шли вдвоем, рядом, хоть это и злило Кайе. Но не убегать же — еще решит Ийа, что он испугался.

— Там на их пути будут еще селения, — сказал, представив долгий путь “перьев”.

— Тут мы уже не в силах. Но теперь за ними точно проследят и будут знать, что делать.

— А если эти… штуки вернутся?

— Вряд ли. Ветер меняется, против него не полетят.

— Почему ты в это полез? — спросил юноша. — Не поверю, что хотел мне помочь.

— Почему бы и нет. Разрушений могло быть много больше, это никому не надо. Ну и любопытно, конечно, поработать с такими диковинками.

— И со мной в их числе? — неприязненно спросил Кайе. На всякий случай заверил:

— Не думай, что стал лучше относиться к тебе!

— Не думаю, — Ийа задумчиво глянул. — Какой же ты наивный еще…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что?!

— Ничего.

Они взобрались на грис и ехали дальше молча; расстались на перекрестке.

Кайе так и не понял, что испытывает, когда думал о “перьях”. Не радость от одержанной победы… он и не победил. Не злость, что позволил другому вести. Не тревогу — осознание: что-то не так, он где-то ошибся. Он просто ничего не понимал сейчас, а мысли прогонял, ныряя в стремнину или занимаясь физическими упражнениями.

А еще “перья”, напомнив о Севере, напомнили и о полукровке, и это было самое неприятное и очень понятное. Его так внаглую оставили в дураках… После каждого подобного воспоминания ветка ломалась в руках, или сгорал кусочек дерна, или замертво падала птица, огласив предсмертным криком окрестности. Испортилось настроение. Тогда позвал к себе Чинью.

На другом конце города тоже вспоминали о небесных гостях. И не только о них.

Молодой человек прижимал к себе пятнистого детеныша дикой кошки, почесывал за ухом. Подлинная нежность была на лице — даже когда котенок шипел, пытаясь царапнуть человеческую руку. Шипел, но тут же смолкал.

Имма беспокойно наблюдала за обоими, и сейчас не казалась погруженной в себя. Наконец зверек успокоился — точнее, смирился, позволил погладить себя под шейкой и замурлыкал, щуря глаза. Только тогда он осторожно поставил котенка на пол:

— Беги, малыш.

Проследив взглядом за котенком, Имма спросила:

— Почему ты его не убил? Тогда, давно, хотел сохранить ему жизнь, и теперь… Он был открыт и следил только за “перьями”. А если бы умер, обвинили бы их, не тебя.

Ийа опустил подбородок на переплетенные пальцы.

— Знаешь, это уж чересчур. Он, считай, подставил мне спину… ради других людей. Пошел вперед, хотя мог превратиться в массу перемешанной плоти и костей.

— Не думаю, что он заботился о людях. И что мог поверить в такой конец.

— Это неважно. Не верил — слишком молод еще, слишком привык быть первым. Но он бы все равно пошел, Имма. Из гордости, например.

Улыбнулся, словно луч вспыхнул:

— Хотя старые счеты не отменяются.

Откинулся на плетеную спинку. Тень прошла по лицу, согнав улыбку.

— Но он… я и представить не мог, что он носит в себе такое. Даже после шаров-льяти. Я предпочел уверить себя — случайность. А сегодня решил посмотреть. Вот, знаю теперь…

— Ты готов примириться с ним, — заметила Имма. Молодой человек взглянул удивленно — такой разговорчивой она бывала не часто.

— Примириться? Я не испытываю к нему неприязни. Но что это решает, скажи?

— Хорошо, что тебя не слышит никто.

Молодой человек коснулся причудливой золотой серьги, и та качнулась, зазвенела.

— Имма, пойми. Сейчас надо думать даже не на шаг вперед, а много больше. Наши прекрасные Восемь Родов — стаи хищников, которые либо сольются, либо перегрызут друг друга, и если я тоже начну жить одним мигом, скользить по поверхности… Кстати! У тебя часом нет на примете переписчика с хорошим почерком? Я своего ценил, но мой второй братец… Впрочем, неважно.

— Не сворачивай в сторону! Мы — это семьи, не стаи. Если не поступать в интересах семьи…

— Если прятаться всей семьей под одиноким деревом, можно только гордо погибнуть.

Имма вспотрелась в приятеля:

— И что бы ни говорил, ты не хочешь простить смерти Альи.

— Не хочу, — светло улыбнулся. — Во мне все-таки кровь Юга.

**

На новом месте Этле было поспокойней, но невыносимо скучно; если б не визиты Киаль, пожелтела бы наверное, как сухой лист. Хозяина дома она видела только раз — когда ее привели; Кинья, его жена, тоже почти не появлялась, поручив девушку служанкам. Этле показалось, она тяготится обязанностью держать у себя навязанную гостью. Не из высокомерия или нелюбви к Северу, скорей из опаски. Но что может пойти не так?