Боги и чудовища - Шелби Махёрин

такой же холодный и вязкий, каким я его помнила, – тягуче растекся по венам. Я едва почувствовала теплую струйку крови, а потом меня охватило оцепенение, в глазах померкло. Коко незаметно выскользнула из воды и направилась к экипажу Трамбле.

Белые узоры сопротивлялись темноте, вспыхивая все ярче и жарче, пока я тускнела.

Огюст не давал мне закрыть один глаз, даже когда тот закатился.

– Не волнуйся, девочка. Боль пройдет. На закате ты сгоришь вместе с моим сыном и его матерью в море черного огня.

Король погладил меня по щеке, почти нежно, и белые узоры наконец смягчились, наконец поддались, наконец растворились в ничто.

Из чрева зверя мы угодили прямиком в задницу.

Наша история

Лу

Я приходила в себя постепенно. Сначала пробудилось тело. У меня начали подергиваться руки, стало покалывать в ногах, перед глазами заплясали огоньки, на языке появилось неприятное ощущение. Было тяжело и дурно, в животе все скрутило и забурчало. Вскоре начал просыпаться и мой разум – а может, и не вскоре: я почувствовала холодные камни под спиной, твердые выступы, тупую боль, растекающуюся по ребрам, виску. Острую боль в горле.

Медленно ко мне возвращалось понимание.

Жан-Люк отравил нас. Нас бросили в темницу. На закате мы сгорим на костре.

Я наконец распахнула глаза.

«Сколько сейчас времени?»

Уставившись в потолок, я попыталась пошевелить пальцами, попыталась дышать ровно, несмотря на удушающую тошноту. Нужно найти Рида и Бо. Нужно убедиться, что с ними все хорошо…

Только тогда я осознала две вещи, словно глядела на перевернутые карты Таро: справа я ощутила тепло чьего-то тела, а наверху потолок крест-накрест пересекали деревянные балки. Тяжело сглотнув, я с огромным трудом повернула голову. Слава богу. Рид лежал рядом со мной, его лицо было бледным, но грудь глубоко вздымалась и опускалась.

Деревянные балки.

Неподалеку послышался приглушенный кашель, и я закрыла глаза, внимательно прислушиваясь. Шаркающие шаги приблизились. Потом со скрипом открылась дверь и через несколько секунд снова закрылась. На этот раз я осторожно приоткрыла глаза, вглядываясь сквозь ресницы. Деревянные перекладины на потолке и на полу шли перпендикулярно. Гладкие и выструганные вручную, они делили комнату пополам. Мы были в своего рода клетке.

Клетка.

О боже.

Я снова заставила себя дышать. Помещение за прутьями было окутано темнотой, лишь единственный факел тускло светил. На темницу комната не была похожа. Посередине стоял огромный круглый стол, на котором была расстелена карта, лежали листы пергамента и… и…

Теперь понимание уже не просто подступало медленно, оно нахлынуло мощным потоком. Я перекатилась влево, подальше от Рида. Мы были вовсе не в подземелье замка, а в зале совета Башни шассеров. Этот стол я узнаю где угодно, только сейчас с портретов, нарисованных углем, на меня смотрело не лицо матери, а мое собственное. Лицо Рида. Откашлявшись от желчи, я осторожно приподнялась на локтях, оглядывая клетку. Здесь не было ни кроватей, ни даже ночных горшков.

– Бо? – хрипло прошептала я, но мой голос все равно прозвучал слишком громко в темноте. – Ты здесь?

Никто не ответил.

Тихо выругавшись, я подползла обратно к Риду, с каждым мгновением чувствуя себя все лучше. Я не знала почему. Судя по всему, я тоже должна была лежать без сознания на полу, не шевелясь и не думая ни о чем. Было неясно, в чем тут дело, разве что… Я сделала еще один глубокий вдох, призывая свою магию, как золотую, так и белую. Золотые узоры вяло и беспорядочно извивались по всей клетке, белые же яростно вспыхнули. Они притупили тошноту и боль, словно целебный бальзам. В глазах прояснилось, а желудок успокоился. Колющая боль в висках ослабла. Конечно. Ну, конечно. Эти узоры были дарованы богиней. Они куда величественнее меня и намного сильнее моего человеческого тела. Они вечны.

Они спасли меня.

Все будет хорошо.

С торжествующей улыбкой я проверила зрачки Рида, его сердцебиение и дыхание. Я чувствовала яд, отравлявший его кровь, почти видела, как он ползет под кожей, словно черное ядовитое облако. Белый узор мягко обвился вокруг Рида, освещая его бледные черты тонким сиянием. Я прикоснулась к нему, и узор запульсировал и начал вытягивать болиголов из его тела. Камень вокруг Рида впитывал сок, как губка, возвращая его в землю, откуда он пришел. Когда остатки яда исчезли, узор превратился в белую пыль, и глаза Рида распахнулись. Я присела на корточки, пока он оглядывался. Затем Рид увидел меня.

Он протянул руку и коснулся пряди моих волос.

– Ты сияешь.

Я пожала плечами, теперь уже озорно улыбаясь.

– Я все-таки Великая богиня.

– Какое высокомерие.

– Какая красота и грация.

Рид фыркнул и сел, потирая шею. Возможно, мне почудилось, но, кажется, на его губах заиграла печальная усмешка.

– Почему меня не тошнит?

Я ухмыльнулась шире.

– Я исцелила тебя.

Рид застонал и покачал головой, и теперь я точно знала, что мне не почудилось – он определенно улыбался.

– Скромность тебе неведома, да?

– А тебе явно неведома благодарность…

Снова раздались шаги, на этот раз громче. Мы бросились на пол, притворившись, что лежим без сознания, и в ту же секунду распахнулась дверь.

– В чем дело? – спросил голос, незнакомый и низкий.

– Мне показалось, я слышал разговор.

– Думаешь, стоит еще раз ввести им болиголов? – В голосе первого собеседника прозвучало беспокойство.

– Они вроде бы еще без сознания, – кашлянул его спутник.

– Филипп спустит с нас шкуру, если они умрут, пока мы в дозоре.

– Болиголов – просто мера предосторожности. Им все равно не выбраться из клетки. – Молчание. – Филипп сказал, что дерево… особенное. Они нашли его в Ля-Форе-де-Ю.

Наступило тревожное молчание, и затем шассеры вышли, закрыв дверь.

– В следующий раз говори потише, – прошипела я, тыча Рида в ребра.

Он в ярости посмотрел на меня.

– Я не…

– Шучу, шасс, – фыркнула я.

– О. – Рид нахмурился. – Думаешь, сейчас время для шуток?

– Да у нас вообще времени для шуток не бывает. Если дожидаться, пока все наши беды кончатся, посмеяться мы сможем только на том свете.

Я поднялась и осмотрела решетку внимательнее. Прутья определенно были деревянными, но все же казались… неестественными. Созданными и одновременно не созданными рукой человека. Свет факела озарил серебряные прожилки в древесине.

«Болиголов – просто мера предосторожности. Им все равно не выбраться из клетки».

Я наклонилась и понюхала прутья. Рид встал позади.

– Что это? – он спросил.

– Не знаю. Дерево пахнет ольхой, но оно… металлическое? Не помню никаких металлических деревьев в Ля-Форе-де-Ю. А ты?

– Металлическое дерево, – медленно повторил Рид.

Мы