Бездна голодных глаз - Генри Олди

Патриарх не торопясь опустил руку в огонь, и через секунду на ладони Мауриция лежал раскаленный докрасна шар величиной с голову ребенка. Нет, не лежал… Шар непонятным образом висел над ладонью патриарха, словно между брызжущим искрами металлом и человеческой плотью была некая невидимая прокладка.

С застывшей маской ледяной почтительности патриарх медленно поднял шар над головой и легко толкнул его вперед. Ком огня отделился от руки и плавно поплыл по воздуху к Хозяину Волков. Тот то ли отрешенно, то ли завороженно глядел на него, не двигаясь с места. Но в какое-то неуловимое мгновенье другой Господин — раскосый атлет — вдруг шагнул вперед и спокойно взял шар правой рукой. Не поймал, а именно взял, как берут с полки привычный предмет, почти не глядя, зная его место заранее, и находя нужное чуть ли не мгновенно.

Шар плотно лег в ладонь; послышалось шипение, и в воздухе запахло паленым мясом. Господин равнодушно посмотрел на чуть потускневший шар, презрительно плюнул на него — плевок немедленно испарился — и так же легко метнул шар обратно. Только на этот раз шар не поплыл по воздуху, а полетел быстро и тяжело, как и положено железному ядру, пущенному умелой рукой.

Мауриций не успел поймать или остановить шар, и тот с грузным чавканьем шлепнулся в грязь у его ног. Фигура патриарха окуталась облаком пара, и шар окончательно погас.

Господин сощурился, отчего глаза его превратились в неразличимые щелочки, и так же равнодушно поднял руку над головой. Ладонь его была чиста! Ни следа ожогов — а ведь раскаленный металл должен был прожечь плоть до кости!…

По толпе прошел ропот. Многим показалось, что еще чуть-чуть, и шар бы угодил прямо в патриарха. То ли Видевший рассвет пожалел Отбрасывающего Тень, то ли власти Мауриция хватило, чтобы остановить верную смерть… Кто знает? И рука, рука без ожогов… Господин? Да, наверное…

Несколько смущенный Мауриций с поклоном отступил назад, а вместо него выступил высокий и изможденный постами Нормант — патриарх Озерного Скита. С достоинством кивнув собравшимся, он извлек из складок своего одеяния лист бумаги и короткий отточенный нож. Несколько взмахов — и обрезки упали в грязь, а Нормант торжественно дунул на оставшееся и…

Три похожие на человечков бумажные фигурки взлетели в воздух и понеслись к испытуемым; они быстро росли, обретая объем и рельеф, — и вот трое воинов в кольчугах и с кривыми саблями несутся к Видевшим рассвет.

Воины мчались на старика в балахоне — и в последнюю секунду его заслонил владелец серого плаща, неспешно поднимая руку к своей странной палке. И никто так и не сумел разглядеть случившееся.

Чужак исчез. Он растворился в мерцающих сумерках, превратившись в две, три, пять фигур, мелькнувших на миг в отсветах костров, — и вокруг размазанного молниеносным движением силуэта вспыхнул голубоватый призрачный ореол, полыхнувший стальным блеском и немедленно погасший…

Через секунду Видевший рассвет стоял в прежней позе. Три призрачных воина застыли вокруг пришельца. Чужак усмехнулся и резко топнул ногой — и только мелкое бумажное конфетти осыпалось на землю в тех местах, где стояли три грозные фигуры…

Толпа зашумела. Стали различимы отдельные выкрики:

— Бледный Господин!

— Танцующий с Молнией!

— Слава!…

Танцующий с Молнией с тем же отсутствующим выражением слегка поклонился и отошел в сторону.

Патриарх Нормант также поклонился — заметно ниже, чем в первый раз, — и уступил свое место приземистому патриарху Муасси. Тот без поклона простер руки к центру поляны. Некоторое время все оставалось без изменений; послушники притихли, с трепетом ожидая, какую же силу вызовет вспыльчивый Муасси, чтобы испытать гордых пришельцев последним испытанием…

…В центре поляны заклубилось облачко сизого тумана. На лбу Муасси выступили капли пота, руки его задрожали, губы патриарха подергивались, бормоча невнятные слова; потом Муасси с трудом повернул голову к другим патриархам и те поняли. Оба шагнули вперед, и вновь рясы их слились в один искрящийся сгусток мрака. Три пары рук, словно высохшие ветви дерева с тремя стволами, стали лепить взвизгивающий туман, и чем-то первобытным повеяло от кровавых глаз, белоснежных клыков, рождавшихся под пальцами патриархов, — и вот уже невиданный зверь скалит огромную пасть и мясистый хвост бьет по земле, а чешуя на клиновидной груди горит алыми отсветами, и топорщится острыми шипами высокий гребень…

Большая Тварь. Вернее то, как представляли ее себе патриархи — не видевшие ее ни разу в жизни.

На свое счастье.

Вот только огни костров слегка просвечивали сквозь ворочавшуюся фигуру чудовища…

Призрак. Призрак Большой Твари.

И метнулась по земле, почти сливаясь с ней, узкая пружинистая лента — ловчий удав Зу, гордость корпуса «гибких копий», давал хозяину время на взмах. И пошатнулся призрак от страшного удара огромной змеи.

Пошатнулся — но выстоял. Удав мертвыми путами охватил задние лапы твари, и ринулся вперед Хозяин Волков — нет, теперь уже Волк-Хозяин, прыгая на грудь врага, стремясь достать горло…

— Превратился!… — глухой ропот колыхнул сбившуюся толпу.

Силен был призрак, силен, рожденный усилиями трех патриархов, побочный сын Небытия и извращенной фантазии!… Не достал Волк-Хозяин чешуйчатое горло, и когти твари располосовали его бок; капли дымящейся крови упали на тело призрака, и он словно стал плотнее, материальнее, и тихо ахнула толпа, вздрогнули патриархи — но не только от этого…

Раны Волка-Хозяина зарастали на глазах, минуты не прошло, а стая во главе с разъяренным вожаком уже кинулась в новую, казалось бы безнадежную, атаку…

— Бледный Господин!…

Опоздал Волк-Хозяин… Двое молодых волков уже бились в агонии, поджарая волчица выла с разорванным бедром, а кровь их впитывалась в чешую монстра, и тот окончательно обрел плоть, налился новой силой, и попятились оставшиеся волки, затравленно рыча; и кончались силы у звенящей от напряжения змеи…

Переглянулись патриархи, невольно отступая назад. А Танцующий с Молнией вырывался из рук того, кто не горел в огне, стремясь кинуться в свалку; и вдруг все замерло, а удав распустил кольца и зашипел почти с мольбой…

И в ответ взревела ночь. Не эта, пьяная от крови ночь, а та, древняя, забытая, встающая над миром во всем великолепии давно схороненного ужаса. И на пути зверя встал сутулый старик в дурацкой хламиде, и словно лопнули невидимые цепи, сдерживавшие ревущее Нечто… лопнули и рассыпались дождем осколков…

Навстречу Призраку Большой Твари вставала Большая Тварь. Только морда второго зверя была заметно шире и более плоская, хвост — короче, задние лапы — мощнее, и всем почему-то сразу стало ясно, кто из них — настоящий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});