В водовороте века. Мемуары. Том 2 - Ким Сен

— Чтобы достигнуть независимости Кореи, — сказал он, — нужно прежде всего не заниматься делишками в пользу врага. А сейчас коммунисты поступают не так, — помогают противнику. Так, они идут на завод — натравливают рабочих на капиталистов, идут в деревню — науськивают хлеборобов на драки с помещиками. Даже в семье заставляют мужа и жену драться между собой — мол, равноправие женщин. И еще чуть что шумят: «Экспроприация!», «Долой!» и т. д. Так они сеют вражду среди соотечественников, ставят барьеры между нациями.

Все мои товарищи возмутились его речью. Чха Гван Су, совсем побледнев, с негодованием глянул на оратора. И я был недоволен речью Ряна, насквозь проникнутой угаром антикоммунизма. Почему он произнес такую речь, — мне было непонятно.

— Знаете, — говорю я ему, — мы же не такие люди. Мы не помогаем врагу. Мы боремся за освобождение корейской нации, боремся за интересы трудящихся масс. Чтобы достигнуть независимости Кореи, в центре выступлений должны стоять рабочие, крестьяне, трудовые массы. По-старому, одними только силами дерзких смельчаков, выдающихся героев, своего не добиться.

Когда я кончил, мои товарищи в один голос заговорили и повели словесные атаки против Кунминбу.

— Группировка Кунминбу убила в Ванцинмыне шестерых молодых патриотов. Скажите, это ли не помощь врагу? Совершила такие большие преступления перед нацией. А Кунминбу позволительно ли твердить о каких-то действиях в пользу врага, не стыдно ли преследовать нас?

Так вот зашумели молодые. Всем рты не заткнешь.

А командующий Рян, явно обиженный, начал осыпать нас руганью.

Он рассердился чрезмерно, его поведение начисто нарушило всякие правила приличия. И я не мог не ошеломиться, было странно и непонятно, почему он вдруг, потеряв равновесие разума, так нас поносит. Или словечки наши задели его достоинство? Или подсказала ему, напела на ухо провокационные слова против нас какая-то темная личность, не желающая сотрудничества? И все-таки мне думалось, что обида его отнюдь не беспочвенна.

И я с нелегким терпением уговаривающим тоном сказал:

— Незачем вам так обижаться. Какие мы люди — время покажет. Чтобы понять друг друга, нужны нам, думаю, частые и тесные контакты между вашей частью и нашим партизанским отрядом.

На это ответа командующего не последовало.

«Угар антикоммунизма у него так толст, что его стереть нелегко. Но если терпеливо убеждать, то, пожалуй, все-таки можно будет изменить его ошибочный взгляд», — с такой смутной надеждой и верой я вернулся в дом, где мне предстояло заночевать. Если неверие другому считается своего рода симптомом шовинизма, то доверие другому можно назвать величайшим гуманизмом. Для патриотов той страны, земля которой стала трагической жертвой агрессии и грабежа, высшей гуманностью являются именно достижение национального сплочения и освобождение родителей, братьев, сестер, всех соотечественников объединенными силами нации. Так я думал.

Ведь с этой же целью я пришел к Рян Сэ Бону со своим молодым отрядом, которому от рождения всего только один год, преодолев тысячу ли.

В тот день, когда сорвались наши переговоры, мы получили информацию: Армия независимости строит заговоры с целью разоружить наш отряд. Об этом сообщил нам член нашей организации, действовавшей в городке Тунхуа.

Нам никак не верилось, что сам командующий Рян планирует такие заговоры. Но на всякий случай мы молниеносно вышли из Тунхуа.

Итак, я разлучился с моим учителем Лю Бэньцао.

Отряд АНПА так вот отправился из Тунхуа, не выполнив актуального задания по осуществлению сотрудничества в антияпонской борьбе и избежав столкновения с Армией независимости. В движущемся отряде царило мрачное настроение. Чха Гван Су шел позади молчаливо и задумчиво, порою взглядывая в книжечку с маршрутом похода.

— Чего у тебя, Гван Су, такое сердитое лицо? Муху проглотил, что ли? — предугадав его кислое настроение, заговорил я и нарочно улыбнулся.

Он словно ожидал эту минуту и, пряча книжечку в карман, сказал недовольным голосом:

— А что, сиять улыбкой? Я, честное слово, не могу вынести посады и стерпеть такую обиду. Все пропало. Тысячу ли одолели с кровопролитием, а видишь, толку-то нет.

— А почему ты, начштаба, хочешь видеть в переговорах с Армией независимости только одни неудачи?

— Ну а скажи, разве это удача? Ясно, что командующий Рян не пошел на сотрудничество, да еще строил козни — разоружить наш отряд.

— Ты, начштаба, видел только выражение лиц верхушки армии. А лица солдат не видал. Как они восхищались, как они завидовали нам, партизанам! Я бы сказал, это более значимо, чем версия о разоружении. Главное — не выражение на лицах верхушки, а подход низов — самих солдат. Вот в нем-то я вижу будущее нашего сотрудничества.

Так я сказал, но нельзя считать, что у меня была такая уж светлая надежда на судьбу сотрудничества. Просто я сказал только о своем предчувствии, выразил лишь свое желание.

И я, собственно говоря, на душе переживал нелегкое. Я терзался мыслью: «Между людьми разных стран, например, между командующим Ряном и Тан Цзюйу, между нами и командующим Юем, состоялось сотрудничество, а почему так трудно сотрудничать людям одной нации, то есть АНПА и Армии независимости? Разве ж невозможно сотрудничать нам с командующим Рян Сэ Боном?»

А действительно ли Армия независимости строила такие заговоры или нет? Это долгое время оставалось неизвестным, как искомое число в математике. Я признал безошибочность полученной информации, потому что ее собрал наш подпольщик. Но вместе с тем я пожелал, чтобы эта информация была беспочвенной. Пусть она была бы научно обоснованной, но у меня не было ни тени желания придираться к командующему Ряну. Человеческому мышлению есть свой лимит. Чтобы выйти из этого предела, нужно тратить довольно много времени и опыта. Вот почему я, уходя из Тунхуа, не торопился сделать вывод, что сотрудничество с Армией независимости невозможно.

Наоборот, я не терял надежду: непременно настанет час, когда командующий Рян поймет нашу искренность и будет стучать в дверь, предлагая сотрудничество. Патриотизм, образно говоря, равен потоку реки и ручья, впадающих в море, имя которому — коалиция с коммунизмом…

С той поры прошло много лет. Командующий Армии независимости Чвэ Юн Гу перешел со своим отрядом в Корейскую Народно-революционную армию. Мы вместе с ним вспоминали о незабываемых днях лета 1932 года. По словам Чвэ, в то время к заговорщическим попыткам разоружить АНПА прибегал не командующий Рян, а его подручный — штабист. В принципе Рян намеревался пойти на сотрудничество с АНПА, а тот штабист, взяв закулисный «микрофон» антикоммунизма, клеветал на нас и, наконец, со своими лояльными приспешниками начал строить интриги с целью разоружить наш отряд.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});