Девушка полночи - Катажина Бонда

– Каждый из нас заплатил. Я тогда думал, что поступаю правильно, хотел обеспечить им спокойную жизнь. Как оказалось, важнее всего семья, не деньги. Я ошибся.

– Почему Мартин пытался покончить с собой?

– У него была депрессия. Он обвинял себя в смерти Моники. Нас не было рядом. Марыся старалась как-то держать все это в руках, но у нее не выходило. А Войтек? Как у него получилось справиться? Сам не знаю. Он всегда казался мне твердым как сталь. – Старонь тяжело вздохнул. – Ему долго удавалось нас обманывать. Я был уверен, что Мартин плохо кончит, а Войтек многого добьется в жизни. А получилось все наоборот. Даже не знаю почему. Войтек был гениальным ребенком. Математика, физика, точные науки – это была его страсть. У него был строгий ум. Он говорил о делах, которые совершит. Это были и правда прекрасные идеи. Например, предвидел сотовую связь. Когда мы отправили его в Германию, шурин превозносил его до небес. Вроде бы Войтек так помогал ему в бухгалтерии, что он заплатил наполовину меньше налогов. Но пришла проверка и влепила им штраф. Войтек чего-то там накрутил. Шурин до сих пор не знает, что именно, но это было налоговое преступление.

Потом они перестали восхищаться им. Он начал создавать проблемы. Через год мне сообщили, что моего сына отдали в реабилитационный центр для трудной молодежи. Они не справлялись с ним, он не закончил школу. В Польшу возвращаться тоже не хотел, видимо стеснялся. А потом стали приходить повестки из разных стран. Его объявили в розыск, он пользовался разными фамилиями. Иногда приезжал, но мне нельзя было никому говорить об этом. Мы встречались в барах, дома он бывал очень редко. Говорил, что за ним следят. Я никогда не знал, где он сидит. Он запретил навещать его, только просил посылки, писчую бумагу или компьютер с программой для вычислений. Я выполнял просьбу и надеялся, что это в последний раз. Не знаю, когда и почему такой способный ребенок свернул на кривую дорожку. Подавал такие надежды, но эти его делишки в основном были такими непродуманными. Он быстро попадался. А может, только я считал его гениальным?

А Мартин? Сами видите. Стал человеком. Я иногда приходил в костел послушать его и был растроган так же, как и тысячи верующих. Мне даже иногда казалось, что это говорит не мой сын, а какой-то святой, кто-то чужой, кого мы просто имели честь воспитывать. Странное чувство. Вот так они справлялись с несчастьями – каждый по-своему, когда нас не было рядом.

– То есть ни один из сыновей не связывался с вами. Почему?

Старонь пожал плечами:

– Жалко, что все эти годы пропали. – Он склонил голову.

– Зачем Войтек подделывал документы, создавал левый бизнес? Ведь он в любой момент мог прийти к вам на работу?

– Может, он хотел что-то нам всем доказать?

– Вы не предлагали ему работу?

– Он не хотел. Говорил, что это грязные деньги. Кроме того, поначалу казалось, он прекрасно справляется. Когда он рассказывал, я был безумно горд. Где он только не был, что только не видел. Объехал целый свет. Что я мог предложить ему? Работу в офисе в салоне внедорожников? Я правда верил в него. А Мартин – ну что ж, сначала я не был в восторге от его решения стать священником. Но его я, по крайней мере, чаще видел. Конечно, это было не такое общение, какое должно быть между отцом и сыном. В последний раз мы встречались незадолго до рукоположения. Он сидел у меня всю ночь, я даже плакал.

– О чем вы говорили?

Славомир Старонь задумался.

– О прощении, смерти Марыси, погибших детях. Он хотел, чтобы я закрыл фирму и раздал деньги бедным. Чтобы я жил как святой Алексий. Требовал, чтобы я возместил моральный ущерб Мазуркевичам. Говорил, что мы виноваты в их гибели. Что наши руки в крови и все такое. – Старонь замолчал. Потом глубоко вдохнул и продолжил: – Я отказался, не верил, что он это все серьезно. Не мог же я ни с того ни с сего избавиться от бизнеса. Это не так просто. Кредиты, обязательства, очередные филиалы. Ведь нельзя же вот так взять и все уничтожить. Я строил все это многие годы. Хорошо, Мартин выбрал служение Господу и никогда не будет иметь семью, но ведь есть еще Войтек, думал я. Может, он остепенится, женится… Появятся внуки. Ведь я не для себя все это тащу, а ради них. – Он потер больной глаз.

– Обиделся?

– Он? Нет. Ведь он священник. Сочувствующий, понимающий. Однако с тех пор он стал избегать меня. Присылал поздравления в праздники, я иногда ходил в костел послушать его, но никогда не подходил. Можно сказать, что это я на него обиделся. – Он повесил голову.

– Вы знали погибшего певца? Янек приходил к вам тогда, в девяностых?

Старонь покачал головой:

– Я никогда не видел его. Мартин дружил с Пшемеком, Янека я совсем не помню. Понимаете, это вообще не укладывается у меня в голове. Почему один из них смог выстрелить в человека? Мне казалось, что я сделал все, чтобы уберечь их от такой судьбы.

– Как вы их отличали?

Старонь задумался. Ответил не сразу.

– Когда-то все было проще. Они были как огонь и вода. Сейчас же стали так похожи, что даже мне это трудно сделать. Мартин производит впечатление более нежного, эмоционального, но он намного более упрямый. Войтек же руководствуется логикой. Он прячется за маской рационализма. Если бы вы попытались склонить одного из них к даче показаний, то я советовал бы вам поговорить с Войтеком. Я тут не помощник. Он так и не простил меня за то, что я выбрал Мартина, чтобы тот остался с нами в Польше. Нам тогда казалось, что Войтеку проще будет обойтись без семьи. Время показало совсем иной результат. Мартин стал сильным, а Войтек – это неуверенный большой ребенок. Он стоял сегодня у окна и даже не подошел ко мне.

– Войтек стоял у окна? – переспросил Духновский. – Мне казалось, что это Мартин.

Дух выжидающе смотрел на Староня, но тот сразу подтвердил:

– Это Мартин набрасывался на меня. Но всегда было наоборот. Мартин старался мирно разрешить конфликт. Он умел договариваться. Войтек молчал, но, когда взрывался, начиналось землетрясение.

Духновский еще раз посмотрел на Староня, а потом проводил его до двери. Взглянув на босые ноги отца близнецов, он приказал отвезти его в полицейской машине. На улице опять начало моросить.

– Всегда к вашим услугам, – попрощался Старонь.

Как только Старонь вышел, Дух вызвал Джекила и приказал еще раз взять отпечатки пальцев у обоих близнецов.

– После предварительного заявления личных данных, – добавил он.

– Зачем? – удивился Джекил. – На месте преступления не было отпечатков ни одного из них. Мы уже проверяли это. Оба фигурируют в базе.

– Прямо руки чешутся. Сделай так, как я сказал, – повторил Дух. Он сел за стол, вытащил из кучи одноразовых тарелок кусок гамбургера и проглотил его целиком.

Раздался звонок служебного телефона. Капитан поднял трубку. Джекил видел, как Дух сморщил лоб и вытащил сигарету. Он долго слушал, с трудом сдерживая бешенство, и наконец прошипел сквозь зубы:

– Я найду их. Не стану выполнять этот приказ. Отвали.

Дух бросил трубку. Джекил молча смотрел на коллегу.

– Документы Буля пропали, – объяснил Дух. – Случайность?

– Ох, когда это было.

– Совсем наоборот. – Залусская показала фото Янека Иглы Вишневского. – Это дело сейчас в производстве. – Она понизила голос. – Его застрелили в Пасху. Он написал песню, в которой вы выступаете в одной из ролей.

– Я? – Девушка улыбнулась.

Залусская подумала, что из нее получилась бы неплохая актриса. Если не захочет, то ничего ей не скажет, и тогда все ее путешествие – коту под хвост. Человек, которого ждала Залусская, не мог оказаться женщиной. В последний момент позвонила жена брата и сообщила, что ей придется еще на несколько часов задержаться на работе. Инспектор тоже не приехал. Вместо них в воротах появилась молодая девушка. Аня, с которой играла Каролина, знала ее, потому что сразу бросилась ей в объятия. Саша чувствовала, что гостья имеет какое-то отношение к Вальдемару, но не могла определить, кем она ему приходится.

Девушка была очень стройная и высокая. Короткая стрижка, жемчужинки в ушах. Прическа еще больше подчеркивала высокие скулы и полные губы. На пальце ее было обручальное кольцо, а на ногах – тяжелые ботинки, вокруг которых уже образовалась приличная лужа. Она так и оставалась в зеленой парке и только сейчас начала разматывать с шеи шарф.

– Еще никто не написал обо мне песню. А следовало бы, – сказала она, пожимая плечами, и широко улыбнулась. – Вы, наверное, ошиблись.

– Не думаю, – ответила Саша и сразу добавила: – Если говорить о формальностях, то официально я не принимаю участия в следствии. Я лишь независимый эксперт, которому заказали профайл. Я уже сдала его и могла бы прекратить дальнейшее расследование, но не хочу, потому что кто-то обманом втянул меня в это дело, и я не могу понять, кому и зачем это понадобилось.

Она в нескольких словах рассказала о ситуации в бистро на заправке.