Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

Я пожал плечами, ее антиамериканская тирада не произвела на меня никакого впечатления.

– Юля, если ты настолько ненавидишь нашу страну, то почему бы тебе, – тут я начал повышать голос, – не убраться отсюда к чертовой матери и не вернуться в свою чертову страну или в то, что от нее осталось?

Пары за соседними столиками начали оглядываться на нас.

– Но прежде чем ты от нас уедешь, – я потянулся к тарелке с хлебом, поднял багет и протянул ей, – вот, возьми с собой хлеб, чтобы тебе не пришлось дома стоять за ним в очереди.

Я презрительно покачал головой.

– Чертова Россия! Какое ничтожество! Когда-то вы были сверхдержавой, а теперь, ты только посмотри! Вы даже с Чечней не можете справиться, они на вас, блин, скалы сбрасывают.

– Blyad, – прошипела она, – ты кем себя воображаешь? Да у тебя никогда больше не будет такой девушки, как я. Посмотри на себя и на меня. Ты еще пожалеешь.

Увы, здесь она была права. Она, безусловно, побеждала меня по разряду внешности. Пришла пора погладить ее по шерстке. Я посмотрел ей прямо в глаза и послал ей нежный воздушный поцелуй.

Она наморщила свой маленький носик модели и пробормотала: «Mudilo! Idi na khui!»

– Но ты знаешь, Юля, внешность – это еще не все, – я саркастически улыбнулся ей, – и я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты меня этому научила. Видишь ли, моя проблема заключалась в том, что мне повезло с двумя первыми женами, и поэтому я считал, что красота обычно сочетается с яркой личностью.

Тут я невинно пожал плечами.

– Теперь-то я знаю, что это не так.

– Ха, – в ярости отрезала она, – вот и отправляйся к своей бывшей жене, которая прямо на ступенях суда тебя бросила. Прекрасная женщина!

Несмотря ни на что, я все-таки ощущал потребность защитить Герцогиню и сказал:

– Мой брак с Надин закончился задолго до того, как мне предъявили обвинение, но это здесь ни при чем. Важно только то, что происходит между нами, – наши отношения. А у нас ничего не получается.

– Blyad! Мне ты можешь об этом не рассказывать. Жизнь с тобой – это кошмар. Ты можешь говорить только о своих детях и об ипотеке, вот и все. Какой же ты зануда.

И она отвернулась, бормоча себе под нос русские ругательства.

Я сделал глубокий вдох и сказал:

– Послушай, Юля, я больше не хочу с тобой ссориться. Ты была очень добра ко мне в то время, когда мне действительно был нужен кто-нибудь, кто был бы добр ко мне.

Я печально пожал плечами.

– Но мы с тобой очень разные люди. Мы принадлежим к разным мирам, разным историям. Мы не виноваты в том, что по-разному смотрим на вещи. Мы не смогли бы все воспринимать одинаково, даже если бы захотели.

Я снова пожал плечами.

– Кроме того, все мои мысли принадлежат Калифорнии, я должен быть сейчас там, рядом с детьми. По-другому я не могу.

Я покачал головой и хмыкнул для убедительности.

– Поверь, тебе будет лучше без меня. Меня все еще ждет тюрьма, и я не знаю, как долго я в ней просижу. Думаю, тебе лучше на этой неделе съехать от меня. Я завтра уезжаю в Калифорнию и не вернусь до воскресенья.

Тут она сказала с большой гордостью:

– Я уже сама собиралась. Завтра Игорь приедет и поможет мне собраться. Ты больше никогда меня не увидишь.

Я грустно кивнул.

Она оказалась права: я больше никогда ее не видел. В конце концов, у нас были не такие отношения, после которых можно остаться друзьями (мы не были друзьями, даже когда были вместе). Она снова вернется «на сцену», а я перееду в Калифорнию, как только мне представится такая возможность, и создам для себя там новую жизнь. Я сниму дом на берегу океана – как я и обещал Алонсо, – я буду каждый день общаться со своими детьми и наверстаю упущенное.

Тут я взглянул на обручальное кольцо Мисс КГБ – вернее, обручальное кольцо Герцогини. Какое-то мгновенье я смотрел на него, и меня захлестывали воспоминания. Это кольцо было одним из немногих предметов, оставшихся у меня от прежних времен. Все остальное исчезло. Большая часть мебели была украдена со склада, и перед началом бума рефинансирования я даже заложил свои золотые часы. По сути дела, помимо нескольких костюмов от Джильберто, у меня оставался только черный четырехдверный «мерседес». Все остальное я купил на ипотечные, то есть на честно заработанные деньги.

Мисс КГБ увидела, что я смотрю на ее кольцо, и ехидно сказала:

– О-о-о! Так ты хочешь забрать кольцо?

Я опустил уголки рта и медленно покачал головой.

– Нет. Оставь его себе, можешь его продать, сохранить, носить – мне плевать, что ты с ним сделаешь. Мне кажется, что это кольцо проклято. Может быть, оно принесет тебе больше удачи, чем мне.

Мы быстренько закончили ужинать и через десять минут уже ехали на «мерседесе» домой. Мы проезжали по Нойяк-роуд, длинной, темной, извилистой загородной дороге, которая вела из Сэг-Харбора в Саутхэмптон. На улице было холодно и сыро, дорога была скользкой. Я ехал не больше сорока миль в час.

Мисс КГБ смотрела прямо перед собой. На ней была длинная шуба из русских соболей и подобранная к шубе соболиная шапка с очень большими полями и свешивавшимся сзади длинным пушистым хвостом. Это был этакий бьющий через край меховой наряд, в котором не выглядеть смешной могла только богатая русская женщина, которую когда-то выбрали «Мисс СССР». Ее обручальное кольцо было повернуто камнем вниз, и бриллиант упирался в ее сжатый кулак. Похоже, что она в любом случае не собиралась добровольно его отдавать.

Я наклонился вперед, включил радио и поставил его на поиск. Какая-то песенка о любви. Чертов Купидон! Почему никто не может выстрелить этому маленькому ублюдку одной из его собственных стрел прямо в его завернутый в пеленки зад?! Я снова включил поиск – опять какая-то любовная баллада.

– Осторожно, – завопила вдруг Мисс КГБ, – животные!

Я посмотрел вперед – черт! В двадцати ярдах от нас на дороге стояли три оленя, и мы стремительно к ним приближались. Выброс адреналина! Я изо всех сил ударил по тормозам, завопил: «Держись!» – и резко вывернул руль вправо, пытаясь увести машину на обочину, но «мерседес» тут же занесло… Нет!.. Ну же, вы, немецкие ублюдки!.. Я нажал на гудок… бииииип! – но олени просто стояли и растерянно смотрели на машину. В отчаянии я включил дальний свет. Олени были меньше чем в десяти ярдах. Я снова нажал на гудок. Никакого эффекта, поэтому я резко повернул руль влево… опять занос… Я еще сильнее нажал на педаль тормоза… Услышал, как заскрежетал антиблокировочный механизм… Ну, фрицы! Не подведите!.. Мое сердце билось со скоростью мили в минуту… Я затаил дыхание… нет… слишком поздно… сейчас столкнемся… Какое беспомощное выражение у этих оленей… как их жалко… Я сжал руль и сгруппировался. «Держись!» – завопил я снова…

И тут, совершенно неожиданно, словно по волшебству, машина остановилась в пяти дюймах от оленей. Мы с Мисс КГБ сидели молча, с разинутыми ртами, и смотрели на животных, которые все еще неподвижно стояли, застыв в свете фар. Где-то на заднем плане Купидон все еще терзал меня дуэтом Лайонела Ричи и Дайаны Росс: «Я все тебе отдам, любовь моя, любовь моя, безмерная любовь моя».

– О господи, – в конце концов пробормотал я, все еще глядя на оленей. Я медленно покачал головой, а олени осуждающе глядели на меня. Они, казалось, были недовольны. Я выключил радио и посмотрел на Мисс КГБ. Милая шляпка, блин! – мелькнуло у меня в голове. – Господи, еле пронесло, поверить не могу!

Ба-бах!

Четвертый олень, внезапно появившийся из темноты, врезался сбоку в машину с такой силой, что крепкий немецкий «мерседес» весом в две тысячи фунтов, казалось, взлетел в воздух, а потом снова грохнулся на землю. Я оглянулся: вся задняя часть салона вместе с задним сиденьем – всмятку. И олень, конечно же, погиб. Я повернулся к Мисс КГБ и ее шляпке.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

Она медленно, словно во сне, кивнула. Она была слишком потрясена, чтобы что-либо сказать. Уголком глаза я увидел трех оленей, исчезавших в лесу. В эту минуту мне пришло в голову, что это, наверное, семья, может быть, они искали еду. Я был уверен, что убил мать. Как это печально! Я сказал Мисс КГБ, чтобы она подождала в машине, и выбрался наружу.

Снаружи была настоящая бойня. Большой олень с нежным лицом неподвижно лежал на правом боку. Я почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки. Я поднял воротник своего спортивного пальто, чтобы защититься от холода, и минуту смотрел на оленя. Как странно, он все еще был прекрасен. Не было видно никаких внешних повреждений. Глаза были открыты, и в них не было никаких признаков жизни. Туша была абсолютно неподвижной. Наверное, я сломал ему шею.

Я оглянулся на «мерседес». Он был полностью разбит. Вся правая сторона от задней двери до колесной ниши была вмята. Не похоже, что на нем можно ехать. «Ну что ж, все справедливо, – подумал я. – Это была моя последняя грязная собственность. Завтра я отправлю его на свалку вместе с Мисс КГБ».