Возвращение домой - Александра Турлякова

— Знаешь, что вас ждёт? — он снова глянул на Джейка. — Ни черта ты не знаешь, соп-ляк! Если б знал, давно бы всё выложил, без всякого геройства и прочей чепухи! — Злой, напряжённый, и эта злость росла в нём с каждым сказанным словом.

Он рывком приблизился к Джейку, чуть склонился, глянул ему в лицо, в глаза, и прошептал:- Ты ведь врал нам! — без вопроса — одно утверждение. — Врал! А теперь скажи, как всё на самом деле было! Ну?! Вы — диверсионная группа, ваш командир — капитан, и вы не справились с приказом. Вы вообще ни с чем не справились, дет-вора несчастная! Вы же совсем не подготовлены к такой работе, и это не только я понял, — ваше командование в курсе, пожалуй, побольше моего. Так что, рядовой Барклиф, или как там тебя? — вас на верную смерть отправляли. Вот, она, плата за патриотизм, за верность своему государству! Так к чему вся эта игра?

Джейк выдержал его взгляд, сидел, не шелохнувшись, почти физически ощущая неотвратимость надвигающейся смерти. И ничего не мог изменить. Ничего! Всё, что было в его силах, он уже сделал.

"Эх, Янис!.. Янис, Янис… И что они тебе сказали? Что так легко заставило тебя изменить своим привычкам? Кинуться с таким криком, с такими словами? Поверить им?! Или ты уже рассказал им что-то сам, навёл на мысль? Раз этот капитан так упорно отказывается мне верить. Он и раньше-то сомневался, но не заявлял вот так, открыто, не имея возможности опровергнуть мои слова. А сейчас же…

Он ждёт, смотрит так, словно в душу заглянуть пытается. Он не отступится, если я буду и дальше молчать, а на новую ложь у меня нет уже ни сил, ни времени, а у капитана — терпения. Что же делать? Оставить всё как есть, пусть бьёт? Не всё ли равно теперь?

Пусть бьёт, пусть кричит — я выдержу, а расстрела они не допустят, ведь мы же военнопленные. Пусть! А потом посмотрим.

Если переживу эту ночь, я расскажу им всё, всё, что они захотят узнать. Какая теперь разница? Главное, что Кордуэлл и Моретти к этому времени будут на нашей земле. А капитан, он бы понял, да и всё равно ему теперь, мёртвому. Он и так сде-лал для нас всё, что мог, отвлёк их своей смертью от нас, дал нам целый день на спасение, а всё остальное — наша беспечность и безрассудство Яниса… И моя сла-бость! Моя, как главного, как ответственного за них всех по приказу капитана… И я не справился… Не смог…

Поэтому, Янис, ты прав, прав как никогда, я твоей ненависти и презрения дос-тоин. И единственное, что может оправдать меня в моих же глазах и в глазах Ал-маара, — это смерть, моя смерть, расстрел то есть. Так что пусть, пусть приказыва-ют!"

Джейк думал о своём, силой воли и с помощью выучки заставляя себя не воспри-нимать слова капитана. А тот всё это время ещё говорил что-то и говорил, не глядя в сторону пленного. И все его слова проходили мимо сознания, даже в памяти не задерживаясь. И Ламберт почувствовал это, понял, что ничего его слова не значат, и заорал часовому:

— Увести! Увести, к чёртовой матери!!!

Джейк не сопротивлялся, даже обрадовался этой короткой передышке, возможно-сти отдалить приближающийся финал…

— Вы знаете, я уже так устал от всего этого, — признался Ли, как только они оста-лись одни. Откинулся назад, положив локоть расслабленной правой руки на подо-конник. — Одно и то же весь день! Без отдыха. Вы сами не устали?

При этом вопросе Ламберт, меривший комнату шагами, остановился вдруг и сви-репо глянул на лейтенанта, в этом взгляде читался ответ, ясный без слов. А Ли хо-хотнул себе под нос, а потом продолжил с откровенной до жути рассудительностью типичного штабного офицера:

— У нас всего два человека, из которых нам нужно выбрать одного для допроса. Мы наверняка знаем, что оба они в курсе дела, каждый из них может дать нам нуж-ную информацию. Так вот, мы берём любого — любого, капитан! — и делаем ему укольчик. Он ничего не поймёт в сознательной жизни, а потом ему уже будет всё едино… Мне важен отчёт о проделанной работе, я уже даже набросал тут кое-что, пока вы там… беседовали, — усмехнулся с иронией над своими же словами, но лицо Ламберта оставалось безучастным, словно камень, он и на эту ироничность внима-ния не обратил, он будто с трудом пытался вникнуть в суть сказанных лейтенантом слов. И Ли продолжил:- Это вполне безболезненная процедура, подумаешь, на од-ного психа в лечебнице станет больше. Всё равно ведь ниобианин, их и так мно-го… — улыбнулся проникновенно. — Как вы думаете насчёт того, первого? Он здорово орал про наш строй, видимо, хорошо историю учил в своё время, отличником был, не дурак, должен быть… Должен побольше знать, чем этот наш рассказчик… Он и так нас утомил… Я, сколько ни слушал его, как ни старался, даже специально пы-тался хоть что-то запомнить, — усмехнулся. — Ноль! Ничего дельного! Вокруг одного и того же! Уснуть можно. А вы представляете, если после "Триаксида" он вообще с катушек сойдёт?! Страшное дело!

— Он, может быть, и трепло, но трепло от большого ума, а этот ваш умник, лейте-нант, в отличие от него, — раскрытая книга: бери и читай! — Ламберт отозвался не-охотно, заговорил, обдумывая каждое слово. — Попался на такую уловку. Разве это не глупо? Такому бы я вряд ли доверил что-то важное, а уж тем более командовать остальными… Он с собой-то справиться не в силах…

— Хм! — хмыкнул, раздумывая, лейтенант, уставился на разжатые пальцы руки, ле-жавшей на столе, помолчал немного, а потом продолжил, взглянув исподлобья на Ламберта:- Так вы согласны, что тянуть время глупо? В остальном же…

— К чёрту остальное, лейтенант! — оборвал его Ламберт.

— Тогда вам попросту жалко этих мальчишек! — заключил Ли довольно дерзко. И сам понял, что не далёк от истины: капитан разразился потоком ругательств, нет, скорее, праведным гневом:

— Я?! Жалеть?! Жалеть ниобиан?! Как вы могли даже подумать о таком?! Вы ос-корбляете меня такими мыслями! Меня, офицера сионийской армии!.. О какой жа-лости может вообще идти речь на войне?! Вы сами-то хоть понимаете это, вы, штабной писака?! Вам хоть раз доводилось стрелять в человека? А видеть убитого вашими же руками?

— А вот это к делу не относится! — оборвал его Ли. — Все мы воюем так, как умеем… — Ламберт почему-то даже не возразил, опять заходил, полез за сигаретами, вспомнив о недовольстве Ли на этот счёт, опустил руку. Опять идти курить на улицу не хоте-лось.

— Ладно, пусть ведут этого; допросим, подлечим и в лечебницу, — Ли, помолчав в ожидании, когда Ламберт первым проявит инициативу, был вынужден отдать при-каз сам.

— Нет! — Капитан взмахом руки остановил часового. — Верните того назад! — сказал он, намеренно не глядя в сторону Ли, чувствуя его недовольный взгляд спиной.

— Нет уж! Я хочу, чтобы мы допросили того, с переломом! — Ли, до этого довольно равнодушный, показал вдруг в своем голосе такую твёрдость, какой Ламберт от него совсем не ожидал, и она заставляла с ней считаться. — Он лучше подходит для допроса, я знаю…

— Вы сами сказали, "любого"! Так вот, я хочу видеть Барклифа. Я от него — имен-но от него! — хочу услышать всю правду. Все ответы на вопросы… На каждый мой вопрос!..

— Здесь уже не необходимость, капитан, как я вижу, а одно только упрямство, и мстительность. Офицер должен быть беспристрастным! Я, конечно, понимаю ваши чувства… Этот обман, наглый, циничный, но… извините… Для нас главное — цель! У нас одна только ампула, и мы не можем тратить попусту…

— Я хочу видеть его! — с нажимом на каждом слове повторил Ламберт, глядя на Ли сверху и щуря тёмные опасные глаза.

— А я не хочу! Я и так весь день его только и слушал, хватит! — воскликнул Ли, оттолкнув от себя папку, будто в ней была какая-то вина.

И они оба — Ли и Ламберт — долго, ни слова не говоря, смотрели в глаза друг дру-гу, и было ясно: никто из них уступать не собирается.

— Я понимаю, капитан, вы верите своему чутью, своему опыту, а я же — своему! — Ли всё-таки не выдержал, в его голосе появились просительные оправдывающиеся нотки. — Кто-то же из нас должен уступить, и чем быстрее, тем лучше для нас самих. Мы и так потеряли целый день, а результат — ноль!

Ламберт опять промолчал, ни слова не сказал, но челюсти стискивал так, что Ли мог бы поклясться, что слышит скрежет зубов.

— Хорошо! Мы сделаем по-другому! — Выход пришёл неожиданно, сам собой. Про-стой до безумия. И главное — справедливый, без обид. Порывшись в карманах, Ли извлёк на свет монетку, привезённую сюда ещё с Сионы и так и оставшуюся по забывчивости, а потом превратившуюся в напоминание о доме, о холодной малень-кой, но родной Сионе. — "Орёл" и "решка"! Играли когда-нибудь? — Ли подкинул монетку на ладони; серебристый кругляшок блеснул ослепительной каплей, при-влёк к себе внимание. Ламберт проследил его полёт, а потом перевёл глаза на Ли. Тот улыбался, чуть щуря левый глаз, как будто спрашивал: "Ну?" И в его улыбке, в этом прищуре было что-то мальчишеское, простое, словно не человеческая жизнь предлагалась вместо ставки, а выбор решался при помощи какой-то мелочи, на ко-торую здесь, на Гриффите, даже пачки сигарет не купить. Такие деньги лишь на Сионе в ходу, только там они чеканятся. У Ниобы уже не тот уровень жизни, чтобы привязывать свою экономику к металлическим деньгам.