Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

«Когда началась коллизия с „Шахом”, – говорит Маша, – я поддержала Анатолия Германовича, потому что мастерство-то своё он, скромно говоря, повысил. Перед поездкой в Германию он засел дома и играл, играл и играл, ведь в Германии они должны были записывать пластинку, поэтому он считал, что ему надо повысить технику игры…»

Накануне поездки в «Бундес» Толик и Маша отправились в Бибирево в гости к лидеру «Э. С. Т.»[5] Жану Сагадееву, где Крупнов попытался на спор проломить кулаком стену и сломал себе руку. В итоге он поехал в Германию с загипсованной рукой. Тем не менее все басовые партии на диске Толик записал сам.

Запись диска была завершена 29 ноября 1988 года, а в начале следующего года пластинка вышла в свет на Atomic Age Records (дочерней фирме Worner Bros.). Диск назывался «Bewere!» («Берегись!») и представлял весьма оригинальный современный сгусток треша. В то время на Западе наблюдался большой интерес к нашим рок-группам, поэтому концерты «Шаха» в Европе всегда проходили с аншлагами, а диск неплохо продавался.

А чем же в это время занимались другие участники «Обелиска»?

Майкл Светлов тогда гордо заявил Крупнову: «Я буду у вас Мастейном! Ты, Толя, значит, в Германию поехал? А я тоже сделаю команду и тоже поеду в Германию!» Известно, что после того, как Мастейна изгнали из «Металлики», он сделал собственную группу и добился с ней популярности. И Майкл тоже сдержал слово. Он собрал группу «Полтергейст», с которой под новый 1990 год тоже поехал в Германию. «Полтергейст» дал несколько концертов в пивных барах города Кёльна.

«Меня тогда удивил Алексис, открывшийся с совершенно новой стороны, – вспоминает Маша. – Он страшно переживал, что закончился важный отрезок жизни: „Как же так?! Неужели всё?! Неужели "Обелиска" больше не будет?” С Алексисом у нас был какой-то контакт, более-менее откровенный, он делился со мной, как ему хреново! Он тогда очень сильно обиделся: „Ну как же так?! Мы же все верили ему! А тут такая подстава!..” Распад „Обелиска” стал для него настоящей трагедией…»

Так как концертная аппаратура фактически принадлежала Жене Чайко, Андрею Денешкину и Коле Агафошкину, то они решили приступить к созданию нового ансамбля. Алексис написал для него музыку, которая была ритмически изощрённее и намного тяжелее, чем в «Обелиске». (Коля Агафошкин постоянно жаловался, что играть её намного сложнее, чем ту, что делалась с Крупновым.) Дело осталось за малым – придумать название. Женя Чайко предложил использовать бесхозное на тот момент название «Чёрный Обелиск». Но осторожный Алексис решил сначала позвонить Крупнову и узнать его мнение.

– Алексис, ты же знаешь, что «Обелиск» не может без меня существовать! – услышал он в ответ.

Спустя два дня Крупнов сам перезвонил Алексису и сказал, что придумал отличное название:

– Назовитесь-ка вы «Триумфальной Аркой» – это тоже название романа Ремарка.

– И там, и тут – Ремарк? Не слишком ли это банально?

– Наоборот! Это отлично! Если «Чёрный Обелиск» добился известности, то и «Триумфальная Арка» будет популярна!

– Хорошо! Пусть будет так! – поставил Алексис точку в споре по поводу названия.

Но виной ли тому слишком сложная музыка или «память о прошлом», которая довлела над публикой, только не стала «Триумфальная Арка» столь же популярной, как «Чёрный Обелиск». За два года своего существования группа не сыграла ни одного сольного концерта, выступая лишь по сборным тусовкам, в которых отнюдь не была хедлайнером. В итоге Агафошкин покинул группу, мотивировав своё решение тем, что и возраст-де у него уже не тот, чтобы «роки» играть, и на денежную работу он устроился, которая уже не оставляет ему времени на репетиции. На самом же деле он, конечно, не смог пережить наступившего безвременья, когда из барабанщика популярной группы вдруг превратился в аутсайдера.

Шатаясь по тусовкам, Алексеев однажды встретил такого же, как и он сам, одинокого рокера Сергея Комарова, бывшего барабанщика группы «Легион». Музыканты обменялись новостями и горестями, после чего поехали домой к Юре, где всю ночь слушали песни, написанные им для «Триумфальной Арки». Тогда и возникло у них решение играть вместе.

Старый друг Комарова и поклонник «Чёрного Обелиска» Алексей Иванцов предложил им занять под репетиционную базу комнатку в здании Всесоюзного научно-технического информационного центра (ВНИТЦентр), который располагался близ метро «Водный стадион» на улице Смольной, 14. Сейчас там огромный магазин, который так и называется «Дом на Смольной». Кроме того, Иванцов предложил Алексису устроиться на работу в этот институт, «чтобы легче было с ключами договариваться…».

Они репетировали целыми днями. «Когда я приезжал на репетиции, – вспоминает Женя Чайко, – Комаров давал такой драйв, что только ещё двери открываешь, заходишь, а уже такое ощущение, что в зале народ на ушах стоит…» Для успеха не хватало, казалось, совсем чуть-чуть, буквально самой малости.

И этой «малостью» мог бы быть… Толик Крупнов.

Тем временем «Шах» вернулся в Москву и представил народу уже не треш, а музыку, которую можно было бы охарактеризовать как «металлический фьюжн» – длинные пьесы с активным использованием полиритмии. Сотрудничество Крупнова с «Шахом», казалось, было весьма многообещающим, но в ансамбле имелся свой лидер – Антон Гарсия, который ревностно дозировал творческую свободу других участников ансамбля, поэтому Крупнов, вопреки своим ожиданиям, не смог там реализоваться. Утешение он нашёл в алкоголе…

«Я помню, как мы – Батюшка, Алексис и я – сидели в моём „москвиче” у метро „Динамо”, – рассказывает Женя Чайко. – Там и возникла идея: каким бы ни был этот Крупнов, но всё-таки он человек, пусть ошибается, но он сейчас в таком дауне, что если ему не помочь, то он просто сопьётся и умрёт. И кто от этого выиграет? Ну да, мы все будем гордиться, какие мы стойкие: послали, мол, человека. Он – нас, а мы – его.

Батюшка меня поддержал.

– Надо вертать всё назад, – сказал он. – Надо как-то через Машу, через его знакомых вбивать ему в голову идею, что надо всё начинать сначала.

И мы взялись за эту работу. Поскольку напрямую добиться чего-либо было невозможно, мы решили действовать через Машу, жену Крупнова. Мы с Батюшкой позвонили Маше и приехали к ней домой, на Солянку. Толика не было, он где-то тусовался.

Маша – добрейшей души человек, поэтому сразу нас поддержала. На самом деле музыка – единственное, что могло его вернуть к жизни, потому что ему нужна была какая-то идея, ради которой можно бросить пить. Я думаю, что в то время он ощущал, что допустил массу ошибок и в результате оказался у разбитого корыта, и нужен был какой-то жест извне, чтобы он смог зацепиться…»

Маша обрадовалась гостям. Её угнетало ужасное состояние мужа, и она взялась помочь вернуть Крупнова в группу.

«Крупа меня очень сильно беспокоил, – вспоминает Маша. – В „Шахе”-то у него лажечка вышла. Ведь лидер-то там – Гарсия. Но Крупа… Он же тоже лидер, и на вторых ролях ему быть не нравится. И я видела, как Анатолий Германович нервничает, как тяжело ему. И от этого он запил тогда безбожно. Я всегда старалась делать так, чтобы ему было ништяк, чтобы он себя комфортно чувствовал. А тут вдруг непорядок! И тогда втайне от Крупнова я начала переговоры с ребятами, с Женей и Алексисом, о восстановлении группы».

И вот однажды открылась дверь и на репетицию, с гитарой на плече, как будто бы и не было двухгодичного расставания, вошёл Крупнов.

Первые репетиции возрождённого «Обелиска» проходили на репетиционной базе на Смольной. Услышав игру Комарова, Крупнов пришёл в полный восторг, так как Сергей умел с бешеной скоростью стучать в две «бочки», что в то время было одним из критериев ультрасовременного подхода к тяжёлой музыке, кроме того, у него были отлично поставленный «пушечный» удар и идеальная ритмичность. Надо отметить, что и сам Крупнов за два года, проведённые в «Шахе», очень вырос в профессиональном плане и в начале 1990-х годов считался одним из лучших наших бас-гитаристов. Эта мощная ритм-секция и составила основу возрождённого «Чёрного Обелиска», на которую монтировались мрачные риффы Алексиса.