Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

Тогда я отшутился, сказав, что Пушкин эту проблему давно решил, написав гениальные строки: „Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать…” Но ведь действительно многие люди оказывались перед этой проблемой: как заниматься творчеством и при этом ещё зарабатывать деньги, не кидая уголь в топку, как Цой, а получая деньги за свои творческие продукты?

Каждый музыкант, или какой угодно специалист, то есть человек, который что-то умеет делать, постоянно сталкивается с такой шизофренической ситуацией, когда задача номер один – это как-то выразить себя, выявить тот неясный голос, что звучит где-то в душе, а с другой стороны – надо одеваться, кормиться, за квартиру платить, содержать жену. Вот тут и проявляется эта большая и почти шизофреническая проблема: либо ты всецело отдаёшься творчеству, но тогда о деньгах и речи быть не может, либо думаешь о деньгах и пытаешься понравиться публике, продюсерам, менеджерам, но тут уже никакого творчества не остаётся. Это вечная проблема, она не в „совке” возникла, это проблема всей Европы начиная с 20-х годов XIX века.

Разговор был очень мутный, как все ночные разговоры, его почти невозможно вспомнить в деталях, но я хорошо помню, чем он закончился: Толик вдруг просветлел, запустил руку в свои тогда ещё густые кудри и говорит:

– Я врубился: это ж можно без кожи и без хаера! Это ж можно в цивильном!

Мы сидели вдвоём где-то часов до пяти, уже на улице стало светло, открылось метро, и стало ясно, что пора разговор заканчивать…»

Солянка – это была знаковая точка, где создавалась музыка. Когда Майкл Светлов или Алексис приезжали к Крупнову, они постоянно наигрывали какие-то риффы и напевали слова. Толик в то время ещё не писал «целиковых» песен, обычно он приносил текст и базовый рифф, работу над которым продолжали Алексис и Майкл, – это была в высшей степени коллективная работа.

«Крупнов заставлял меня редактировать тексты песен, – рассказывает Маша. – Он интересовался моим восприятием на чувственном уровне: „Вкусное слово или не вкусное? Сочетаются слова или не сочетаются?” Я помогала ему как могла. Но для меня главным было, конечно, другое: любовь-морковь, отношения, дети, семья. А творчество? Это было его дело. Но музычка мне нравилась, она создавала определённое состояние: мрачное и совсем не весёлое. Этим она и цепляла…»

В то время группа репетировала в ДК «Коммуна», что на Серпуховке. Но на одном из концертов, которые регулярно стали проходить в этом Доме культуры с появлением там «Обелиска», загорелся динамик! Огонь хлестал до потолка, а народ визжал от души, воспринимая пожар как часть шоу! Женя с Батюшкой с огнетушителями наперевес кинулись тушить злополучный динамик. Огонь в конце концов был побеждён, но зал после той битвы стал совершенно непригоден для проведения массовых мероприятий. Директор ДК, до этого нежно любивший рокеров, указал «Обелиску» на дверь. С тех пор рок-концерты в ДК «Коммуна» больше не проходили никогда. А «Чёрный Обелиск» нашёл новое пристанище – в «Горбушке», чему были рады все – и музыканты, получившие кров, и администрация Дворца культуры, у которой теперь не болела голова, как доставать звуковую аппаратуру для сейшенов…

Весь 1987 год группа провела в постоянных выступлениях. Концерт открывался композицией «Апокалипсис», за ней следовали «Абадонна», «Сплин», «Фантастическая гравюра». На «Литании Сатане» Крупнов демонстрировал, в каком быстром темпе он может проговаривать слова песни. Затем исполнялась инструментальная композиция «Цветы зла». А в кульминации звучала «Полночь», и когда группа вышла на пик своей популярности, то фаны в припеве вместо «Это – полночь!» стали подпевать: «Это – Толик!» И уже в самом конце выступления звучала концептуальная песня «Чёрный обелиск», имевшая, по мнению Крупнова, хороший темп для завершения концерта.

После создания цикла песен на стихи Бодлера Толик обратил внимание на творчество ещё одного поэта начала ХХ века, а именно – Эмиля Верхарна.

Как-то декабрьским вечером Андрей Игнатьев сидел в гостях у Маши и Толика в квартире на Солянке и читал новые тексты «Обелиска». Толик пожаловался, что он не в состоянии обеспечить группу необходимым объёмом текстов. Тогда-то Андрей и сказал, что настроение текстов «Обелиска» похоже на настроение стихов Верхарна. Маша сразу оживилась:

– А это кто таков?

– Это бельгийский поэт начала века. Его очень любили наши символисты, Брюсов его переводил…

Перелопатив библиотеки знакомых, Маша нашла томик Верхарна и принесла его Крупнову. Толик сразу же воодушевился его стихами и решил написать целый цикл металлических гимнов. Он так и говорил, что на тексты Верхарна можно сочинить не просто песни, а настоящие металлические гимны. Но в итоге появилась только песня «Меч», поскольку весной 1988 года у Крупнова началась волна житейских передряг, в результате чего программа так и не была доделана до конца, а потом он начал писать песни уже совсем на другие темы.

Кроме «Меча» для новой программы были подготовлены ещё три песни – «Серый святой», «Женщина в чёрном», тексты к которым написал сам Крупнов, а также композиция «Цезарь», созданная на слова барда А. Симакова. Музыканты вспомнили свою старую песню «Троянский конь» и, слегка переаранжировав её, снова стали исполнять на концертах. В связке с «Цезарем» и «Мечом» «Троянский конь» получил новое, более выигрышное звучание. Бывало, на концертах исполнялся инструментал, в котором переплетались несколько риффов, ещё не ставших песнями. Но в августе 1988 года Толик объявил, что из «Чёрного Обелиска» он уходит в «Шах»…

У Крупнова были серьёзные причины радикально изменить свою судьбу. Отчасти этому способствовали неудачи с записью альбомов «Апокалипсис» и «Цветы зла». Всю весну на базе в «Горбушке» музыканты старательно писали треки, но тогда никто толком не знал, как это надо делать. Впрочем, та запись не получилась не только по техническим причинам, просто её качество перестало удовлетворять Крупнова, а оправдание, что абсолютно все наши команды писались в таких же и даже в ещё более худших условиях, его абсолютно не устраивало. Запись альбома – это шаг от тусовочного образа жизни к профессиональному, а Толик всегда был профессионалом и всегда хотел быть лучшим из лучших.

На Крупнова очень болезненно действовали отмены выступлений. Несмотря на то что концерты весной 1988 года шли сплошным потоком, ещё больше было нереализованных приглашений. Крупнову часто звонили разные люди, договаривались о выступлении, а потом бесследно исчезали. Когда череда неурядиц, абсолютно типичная для любой рок-группы тех лет, слилась в одну чёрную полосу, у Толика возникло ощущение полного провала. К тому же, бывало, «Обелиск» выступал совсем не там, где должен был бы выступать. Очень долго музыканты «Обелиска» с омерзением вспоминали, как в июне 1988 года им пришлось играть на выпускном вечере в МГИМО, веселя гуляющих «пиджаков». Возможно, этот концерт и стал последней каплей, переполнившей терпение Толика, и он пошёл в «Шах», чтобы с наслаждением пропеть со сцены «шаховский» хит «Пиджак должен умереть» – «Masdon must die» (слово «masdon» в переводе с цыганского как раз и обозначает «плохого человека», «редиску», «пиджака»).

Презентация Крупнова в «Шахе» состоялась уже в конце лета, в «Горбушке». Металлические фаны, конечно, собрались, чтобы посмотреть на новый «Шах», который после прихода Крупнова автоматически получил статус супергруппы. Лидер-гитарист «Шаха» Антон Гарсия и барабанщик Андрей Сазонов выглядели совершенно счастливыми, Толик весело пританцовывал в пространстве между гитаристом и барабанщиком, но публика встретила «Шах» весьма отчужденно. И даже когда Крупнов залихватски исполнил «шаховский» хит «Metal fight», возбуждённо орали лишь человек тридцать старых поклонников группы, прорвавшихся вплотную к сцене. Остальной зал молчал.

К тому же звук был не очень хороший. Крупнову, привыкшему к тепличным условиям «Чёрного Обелиска», пришлось выступать на таком звуке, где барабанщик ориентировался лишь по жестикуляции музыкантов. Промучившись пять концертов в Москве, «Шах» уехал на фестиваль в Венгрию. Потом группа ненадолго вернулась домой, а в конце осени вновь отправилась за рубеж, в Германию, записывать пластинку.