Эссе о развитии христианского вероучения - Джон Генри Ньюмен

только его не научили подавлять их воспитанием, страхом или переживанием их опасности».

5

«Соответственно, были сделаны различные предположения, как чистые предположения, как простые образцы возможностей (если можно так выразиться) Божественного Устроения, как усилия ума, стремящегося вперед и рискующего за пределами своих глубин в бездне Божественных Планов. Если бы можно было так рискнуть с одним предположением, достаточным для решения этой проблемы, то тогда можно было бы разобраться с десятью тысячами других предположений, если бы только ресурсы Божественного Провидения не были полностью пропорциональны возможностям восприятия человека. Религиозные люди, находясь среди этих сердечных исканий, естественно, обращались к Священному Писанию за помощью; чтобы посмотреть, не даст ли боговдохновенное слово какой-нибудь ключ для их исканий. И из того, что было там найдено, и благодаря разумным размышлениям на этот счет, в разное время появлялись различные опасные представления; например, что есть определенное мгновенное тяжелое испытание, которому должны подвергнуться все люди после этой жизни, более или менее суровое, в соответствии с их духовым состоянием; или что некоторые тяжелые грехи или хотя бы легкие недостатки и обычные несовершенства хорошим людях будут, соответственно, прощены; или что созерцание Божественного Совершенства в невидимом мире будет само по себе болезненным, пока оно служит для очищения несовершенной, но верующей души; или что счастье, допускающее различные степени интенсивности, кающиеся грешники в конце жизни могут получить навсегда в форме блаженства, насколько это возможно, но более или менее приближенного к беспамятству, а младенцы, умирающие после Крещения, могут быть подобны драгоценным камням, выстилающим небесные дворы, или живым колесам из видения Пророка; тогда как зрелые Святые, возможно, превосходят в качестве блаженства, также как и в достоинстве, самых высоких Архангелов».

6

«Что же касается наказания и искупления грехов; то тексты, к которым, по-видимому, в основном обращались умы ранних христиан, и на основании которых они отваживались спорить в пользу этих смутных понятий, было два: „огонь испытает дело каждого, каково оно есть“[299] и т. д., и „Он будет крестить вас Духом Святым и огнем“[300]. Эти цитаты, с которыми много больших отрывков, чем эти, были найдены в согласии, направили их мысли на один путь, так как они упоминали об „огне“, что бы ни подразумевало это слово, как орудии испытания и очищения в некоторый период между настоящим временем и Судом, или на Суде».

«По мере того, как доктрина, представленная известными убедительными текстами, становилась все более популярной и определенной, и приближалась к своей нынешней Римской форме, она казалась ключом ко многим другим. Большие части книг Псалмов, Иова и Плача Иеремии, которые выражают чувства религиозных людей в состоянии страдания, могли бы характеризовать ее в соответствии с тем сильным, убедительным и чрезвычайным смыслом, который они получили от нее. Когда это было однажды предложено, все другие значения стали казаться банальными и недостаточными».

«Для нее можно применить также различные цитаты из Пророков, как например, цитаты в начале третьей главы Малахии, где говорится об огне, как орудии суда и очищения, когда Христос приходит посетить Свою Церковь».

«Кроме того, были и другие тексты малопонятного и неопределенного содержания, которые, по-видимому, приобретали в этой гипотезе благоприятное значение; например слова Христа в Нагорной проповеди: „Истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта“[301], или выражение Апостола Иоанна в Апокалипсисе, что „никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, ни раскрыть сию книгу, ни посмотреть на нее“[302] [11]».

7

Когда затем пришлось дать ответ на вопрос, как будет отпускаться посткрестильный грех, в Священном Писании было найдено множество цитат, чтобы облегчить для веры вопрошающего окончательное решение Церкви.

§ 5. Достойные награды деяния

Доктрина о посткрестильном грехе, особенно когда она реализуется вместе с доктриной о Чистилище, приводит исследователя к необходимости нового развития, выходящего за ее пределы. Результат этого — превращение утверждений Священного Писания, которые, возможно, казались только промежуточными представлениями, в универсальную и вечную истину. Когда Святой Павел и Святой Варнава «конфирмовали души учеников», они учили их, «что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие»[303]. Очевидно, что за таким утверждением последовали прекрасные практические результаты у тех, кто просто принял это апостольское решение; и подобным образом, убеждение, что грех должен иметь свое наказание здесь или в дальнейшем, и что мы все должны пострадать, настолько сильно, насколько нужно, какой привносит Новый Свет в историю души, и какое изменение оно вносит в наше суждение о внешнем мире, какое изменение наших естественных желаний и целей на будущее! Мыслима ли вообще такая доктрина, которая бы так возвышала ум над его настоящим состоянием и учила бы его так успешно отваживаться на трудные вещи и не бояться опасности и страданий? Тот, кто верит, что он должен пострадать, и что отсроченное наказание, возможно, будет гораздо большим, поднимется выше мира, ничему не будет удивляться, ничего не будет бояться, ничего не будет желать. Он имеет в своей груди источник величия, самоотречения, героизма. Это тайная пружина для тяжелых усилий и упорного труда, принесения в жертву богатства, друзей, удобства, репутации, счастья. В самом деле, есть более высокий класс мотивов, которые воспринимаются как священные, которые помогают совершать дела любви, как христиане, которые действуют богоугодно, совершают дела веры. И кроме того, обычные дела милосердия, которые совершают христиане, достаточны для обеспечения такого приемлемого внимания к религиозным обязанностям, как того требуют рутинные нужды Церкви. Но если мы хотим собрать армию преданных людей, чтобы противостоять миру, чтобы оппонировать греху и заблуждению, чтобы облегчить страдания или чтобы распространять истину, мы должны быть обеспечены мотивами, которые остро затрагивают многих. Христианская любовь — слишком редкий дар, филантропия — слишком слабый материал для фундамента. Кроме этого торжественного убеждения, которое проистекает из самых основ христианского богословия, и которому учат ее самые древние учителя, нет никакого побуждения, удовлетворяющего нашей цели, только это чувство ужаса посткрестильного греха. Тщетно искать миссионеров для Китая или Африки или евангелистов для наших больших городов, или христианских служителей для больных, или учителей для невежественных в таком огромном количестве, как того требует церковная необходимость, без доктрины Чистилища. Ибо благодаря этой доктрине грехи юности обращаются к ответу полезной епитимьей в зрелости, а страхи, которые философы презирают в человеке, становятся благодетелями и заслуживают благодарность народов.

§ 6. Монашеское Правило

1

Но есть одна форма епитимьи, которая была более распространена и унифицирована, чем любая другая, благодаря которой