Песнь крови - Энтони Райан

– Когда я прорывался наружу из шатра владыки битв, один из Ястребов угодил мне в руку копьем. Я зашил, как умел, но я же не целитель. К тому времени, как я добрался до гор, у меня начиналась гангрена, тело вокруг раны почернело и воняло. Когда я очутился среди этих людей, Плетельщик бросил свои тростники, подошел и положил руки на мою руку. Я почувствовал… тепло, почти жжение. А когда он отнял руки, рана выглядела вот так.

Ваэлин оглянулся на Плетельщика, сидящего в окружении своих тростников и корзин, и вновь ощутил бормотание песни крови.

– Тьма, – сказал он. Ваэлин окинул взглядом настороженные лица других людей и понял смысл новой мелодии песни. – В них всех это есть.

Норта подался ближе и тихо сказал:

– И в тебе тоже, брат. Иначе как ты мог меня отыскать?

Он ухмыльнулся, видя ошарашенное лицо Ваэлина.

– Ты так хорошо скрывал это все эти годы. Никто из нас даже не подозревал. Но от нее ты этого скрыть не смог. Она рассказала мне, что ты сделал для нее. За это я тебя покорнейше благодарю. В конце концов, если бы ты этого не сделал, мы бы с ней никогда не встретились. Идем, она ждет.

Они нашли Селлу на просторной площади в центре города. Дымил костер, над костром висел кипящий котел с похлебкой. Селла была не одна. Она гладила бока Плюю, и жеребец радостно всхрапывал. Когда конь завидел Ваэлина, всхрапывание сменилось знакомым раздраженным ржанием, словно приход хозяина был ему не по душе.

Селла радушно обняла Ваэлина и широко улыбнулась, однако он обратил внимание, что на ней перчатки и она избегает контакта с его кожей. Ее жесты были такими же уверенными и плавными, как и много лет назад. «Ты подрос!» – сказала она.

– Ты тоже.

Он кивнул на Плюя, который щипал кустик дрока, демонстрируя полное равнодушие к хозяину.

– Ты ему нравишься. Обычно он злится на всех, кого видит.

«Это не злость, – ответили ее руки. – Это гнев. Для коня у него очень хорошая память. Он помнит равнины, где он вырос. Бескрайние травы, бескрайние небеса. И жаждет вернуться».

Она остановилась, чтобы запечатлеть поцелуй на губах Норты. Он притянул ее к себе легко и привычно, вызвав у Ваэлина минутное замешательство. «Значит, все же прикасалась».

Плюй испуганно заржал, когда скачками примчалась Снежинка, и умчался бы прочь, если бы Селла не успокоила его, погладив по шее. Она перевела взгляд на боевую кошку и заставила ее остановиться на середине прыжка. Когда Селла устремила взгляд на кошку, Ваэлин ощутил шепот песни крови. После кратчайшей паузы Снежинка моргнула, растерянно потрясла головой, поскакала в другую сторону и быстро исчезла в развалинах.

«Хочет поиграть с твоим конем, – сказала Селла. – Теперь будет держаться от него подальше». Она подошла к костру и сняла котел с треноги.

– Поешь с нами, брат? – спросил Норта.

Ваэлин осознал, что зверски голоден.

– С удовольствием.

Похлебка была из козлятины, приправленной чабрецом и шалфеем, которые явно в изобилии росли среди развалин. Ваэлин умял целую миску, как обычно, не беспокоясь о своих манерах, и заметил, как Норта взглянул на Селлу и виновато поморщился. Та только улыбнулась и покачала головой.

– Как там Дентос? – спросил Норта.

– В синяках. Ты ему едва скулу не сломал.

– Так и он мне тоже. Значит, Ястребы его не схватили?

– Он благополучно вернулся в Высокую Твердыню.

– Я рад. Он и остальные – они очень рассердились?

– Нет, они встревожились. Рассердился я.

Норта улыбнулся – напряженно, даже опасливо.

– Ты пришел сюда, чтобы меня убить, да, брат?

Ваэлин твердо посмотрел ему в глаза.

– Я знал, что ты не позволишь мне увезти тебя обратно.

– Ты был прав. А теперь?

Ваэлин указал на цепочку медальона на шее у Норты и сделал знак отдать его. Норта, немного поколебавшись, достал маленький металлический портрет слепого воина, стянул цепочку с головы и бросил его на ладонь Ваэлину.

– Теперь в этом нет нужды, – сказал Ваэлин и надел цепочку себе на шею. – Поскольку ты неблагоразумно бежал на территорию лонаков да еще и ослабел от раны. Ты отразил несколько нападений лонаков, но, увы, пал жертвой безымянного, но славящегося своей свирепостью зверя, который, как известно, обитает вблизи разрушенного города.

Он коснулся рукой медальона.

– Я бы и не опознал твоих останков, если бы не это.

«Тебе поверят?» – спросила Селла.

Ваэлин пожал плечами:

– Насчет тебя же поверили. К тому же главное – во что верит король, а он, подозреваю, предпочтет поверить мне на слово без дальнейших разбирательств.

– Значит, ты вхож к королю, – задумчиво сказал Норта. – Мы всегда это подозревали. Владыка битв выжил?

– Похоже, да. Королевская стража вернулась в Азраэль, лорд Мустор теперь водворился в столице Кумбраэля в качестве владыки фьефа.

– А кумбраэльские пленные?

Ваэлин замялся. Он слышал об этом от брата Артина и не был уверен в том, как Норта отнесется к новостям, но все же решил, что он имеет право знать правду.

– Ты же знаешь, владыка битв очень популярен среди Ястребов. После того, что ты с ним сделал, они взбунтовались и перебили всех пленников до единого.

Лицо у Норты грустно вытянулось.

– Значит, все впустую…

Селла коротко стиснула ему руку. «Не впустую, – сказала она ему жестами. – Ты встретил меня».

Норта заставил себя улыбнуться и поднялся на ноги.

– Пойду на охоту.

Он поцеловал ее в щеку и вскинул на плечо лук с колчаном.

– Мясо у нас заканчивается, а вам, подозреваю, есть что обсудить друг с другом.

Он пошел к северной границе города. Ваэлин проводил его взглядом. Через некоторое время из развалин вынырнула Снежинка и затрусила рядом с Нортой.

«Я знаю, о чем ты думаешь», – сказала Селла, когда он снова обернулся к ней.

– Ты прикоснулась к нему, – ответил Ваэлин.

«Не так, как ты думаешь, – возразили ее руки. – У тебя есть моя вещь».

Ваэлин кивнул, сунул руку за ворот и достал шелковый платок, который дала ему Селла. Он развязал его и протянул ей. Ему почему-то очень не хотелось с ним расставаться. Платок так долго служил ему талисманом, что его отсутствие было странным и пугающим.

Селла печально улыбнулась, расстелила платок у себя на коленях, провела пальцами вдоль тонкого, вытканного золотой нитью узора. «Мать его всю жизнь носила, – жестами сказала она. – Когда она умерла, он достался мне. То, что на нем изображено, драгоценно для тех, кто верует в то же, что и мы. Смотри». Она указала на вытканный на шелке знак: полумесяц в кругу звезд. «Луна, знак спокойного размышления, из которого рождаются разум и равновесие. Вот, – она указала на золотой кружок, окаймленный пламенем. – Солнце, источник страсти, любви, гнева». Ее палец переместился к дереву в центре платка. «Мы существуем здесь, между ними двумя. Мы растем из земли, солнце согревает нас, лунные ночи остужают. Сердце твоего брата было увлечено слишком далеко во владения Солнца, оно воспламенилось от гнева и горя. Теперь он остыл и ищет наставлений у Луны».

– По своему выбору или оттого, что ты его коснулась?

Ее улыбка сделалась застенчивой. «Я испугалась его, когда Снежинка сообщила мне о его приходе. Мы нашли его упавшим с коня, он метался в горячке из-за раны. Прочие хотели его убить, но я им не позволила. Я знала, кто он такой, знала, что это человек, чьи навыки могут нам пригодиться, и потому коснулась его». Она помолчала, глядя на свои руки в перчатках. «И ничего не произошло. Впервые я не ощутила прилива силы, не ощутила своей власти над ним». Ее щеки медленно порозовели. «Я могу прикасаться к нему».

«И, уверен, он этому очень рад», – подумал Ваэлин, борясь с уколом зависти.

– Он не подчиняется твоим приказам? Он не… – Ваэлин запнулся, подыскивая подходящее слово, – не порабощен?

«Мать предупреждала меня, что такое случится. Что однажды я встречу человека, который окажется неуязвим для моего прикосновения, и мы будем связаны друг с другом. Так всегда бывает с теми, кто наделен нашим даром. Твой брат свободен, как и прежде». Ее улыбка угасла, в глазах появилось сочувствие. «Думаю, он свободнее тебя».

Ваэлин отвернулся.

– Он рассказывал мне, что сделал для него Плетельщик, – сказал он, желая сменить тему. – Здесь все люди тронуты Тьмой, да?

Ее руки сердито дернулись, она нахмурила брови. «Тьмой это зовут невежественные люди. Те, кто здесь живет, – Одаренные. У них разные возможности, разные способности. Но все это – дары. Как у тебя».

Он кивнул.

– Вот что ты увидела во мне тогда, много лет назад. Ты поняла это прежде, чем я сам.

«Твой дар – редкий и драгоценный. Моя мать называла это Зовом Охотника. Во дни четырех фьефов он был известен как Боевое Зрение. Сеорда…»

– Песнь крови, – сказал он.

Она кивнула. «Он усилился с тех пор, как мы встречались в последний раз. Я это чувствую. Ты отточил его, хорошо изучил его мелодию. Однако тебе еще многому следует научиться».