Россия и последние войны ХХ века - Ксения Мяло

Правда, о победе в далматинский город Трогир сообщил и союзник Лазаря, боснийский король Твартко I, торопясь приписать ее себе. Первое же письменное сообщение о битве на Косовом поле было сделано через 12 дней после нее одним русским монахом, находившимся неподалеку от Константинополя. Он сообщил о гибели султана Мурада, но ничего не писал о победе или поражении. Вряд ли этой разноголосице стоит удивляться: последствия таких событий проявляются не на следующий день, даже если они и проявляются очень быстро. Так было и в данном случае; и то, что сербы потерпели сокрушительное поражение, потеряв и свое - одно время самое могущественное на Балканах - королевство, и независимость, ясно хотя бы из того факта, что по достижении совершеннолетия сыном князя Лазаря, Стефаном, что произошло уже после битвы на Косовом поле, он как вассал должен был явиться со своим войском в Стамбул, на службу к сыну Мурада, султану Баязиду.

Так что в главном, как это чаще всего и бывает с масштабными преданиями такого рода, легенда говорила правду, даже в самом простом ее смысле как достоверности. Но и в высшем смысле - как сообщения о некой сокровенной сути события - она тоже говорила правду, давая ключ к той малопонятной западному сознанию загадке, какой является священная память о проигранной битве или войне. Память о Косово печаловалась о мертвых и разгроме и славила духовную готовность выйти на бой в условиях, когда на реальную, земную победу рассчитывать и не приходится, и весь смысл сражения в том-то и заключается, чтобы передать грядущим поколениям священный огонь не сломленного духа - богатство абсолютно реальное, а не туманный мистический символ.

В русской традиции ближайшую аналогию являет, пожалуй, Евпатий Коловрат, после полного разгрома Рязани поспешивший вслед за батыевым войском, чтобы пасть в заведомо безнадежном и, с точки зрения прагматиков, совершенно бессмысленном бою. Но вот хан Батый, в реализме и прагматизме которого вряд ли можно сомневаться, похоже, понял высший духовный смысл поединка. И, как знать, воздавая почести павшему воину, о чем повествует легенда, не ощутил ли он впервые дуновение той силы, что явит себя на Куликовом поле *.

Без понимания этой стороны событий лета 1389 года невозможно понять и смысл событий весны - лета 1999 года, когда небольшая и уже десять лет терзаемая страна решилась бросить вызов мощнейшей в мире военной машине НАТО.

Что же до событий 1389 года, то епископ Николай Велимирович, сравнивая их с падением Константинополя, подчеркивает, что, несмотря на бесспорную катастрофичность последнего для восточно-христианского мира, в высшем смысле его нельзя сравнивать с битвой на Косовом поле. Потому что здесь была именно битва, а византийцы, не вполне справедливо утверждает Велимирович, отсиживались за стенами, надеясь на чудо, а когда первые турецкие отряды проникли в город, и армию, и горожан охватила паника, при которой не могло быть и речи о каком-либо активном сопротивлении. Не то на Косовом поле. "Как умершие бывают убраны в новые и дорогие одежды, так в лучшие свои платья оделась армия сербов. Блистательное шествие со всех границ империи двигалась, овеянное честью и славой, на Косово поле. Осененная хоругвями и иконами своих семейных святых (именуемыми "Слава") с песнями и кликами, с песнями и радостью армия устремилась к месту ее казни.

Разве это не напоминает нам первые группы христиан, которые точно так же шли под меч, или на костер, или на арену с дикими зверями?..." ("Kosovo", Serbian Orthodox Diocese of Western America, Alhambra, California, 2000).

Добавлю: а разве это не напоминает нам, современникам и почти очевидцам Косово-99 (эпоха телевидения позволяет и такое), поющие и танцующие толпы людей со знаком мишени на сердце, собиравшиеся в ночи бомбардировок на площадях и мостах? Вот ведь к каким глубинам восходит этот казавшийся многим столь странным и вызывавший насмешки - увы, даже и в России - тип поведения. Действительно, Сербия - это Косово, это память о Косово, без которой нация станет другой, о чем и напомнил Слободан Милошевич 24 апреля 1987 года в своей речи на Косовом поле, которую теперь столь часто вменяют ему в вину даже и отечественные политологи, усматривая в ней призыв к войне и едва ли не источник всех нынешних бед, обрушившихся на сербов.

"Прежде всего хочу сказать вам, товарищи, что вы останетесь здесь. Это ваша страна, это ваши дома, ваши поля и сады, ваши воспоминания. И вы не покинете ваши земли лишь потому, что жизнь здесь тяжела, потому что вас гнетут несправедливость и унижение. Такая слабость никогда не была присуща сербам и черногорцам... Вы останетесь здесь - как во имя предков, так и во имя потомков... Югославия не существует без Косово! Югославия и Сербия не намерены отдавать Косово".

Что же здесь предосудительного? Называлась проблема - реальная и очень острая, глава страны брал на себя обязательства сохранить ее целостность, а неалбанскому меньшинству обещал, как и требовалось от него по долгу, защиту от произвола и насилия - причем здесь война? О войне в это время заговорили совсем в другом месте - там, откуда она спустя 12 лет и пришла. "Нью-Йорк Таймс" 1 ноября 1987 года поместила большую статью об этническом насилии в Косово, куда откровеннее и резче, чем Милошевич, рассказав о погромах, которым уже тогда подвергались здесь сербы. Албанцы не скрывали и своей дальней цели - создания Великой Албании: "Этнические албанцы, - писала газета, - являются самым быстро растущим сегментом населения в Югославии, и вскоре они могут занять третье место после сербов и хорватов. Цель албанских националистов, как заявил один из них в интервью, заключается в том, чтобы этническая Албания включала в себя западную Македонию, южную Черногорию, части южной Сербии, Косово и собственно Албанию. Это включало бы в себя солидные части республик, ныне составляющих южную половину Югославии. Основной плацдарм для столкновений - область под названием Косово, высокое плато, окруженное горами, по размеру меньше, чем штат Нью-Джерси. Этнические албанцы составляют более 85 процентов населения края в 1,7 миллиона человек. Остальные - сербы и черногорцы. С непрекращающимся бегством славян из охваченного насилием Косово, провинция становится тем, чего и добивались албанские националисты в течение последних лет (это особенно усилилось после кровавых выступлений албанцев в 1981 году в Приштине), а именно: этнически чистой албанской областью (курсив мой К.М.)... Нынешний уровень насилия, как сказал журналист из Косово, растет, перекрывая рекорды прошедших семи лет".

За исключением небольших неточностей (уже в 1981 году сербы составляли всего 9% от общей численности населения края, а кроме сербов и черногорцев, здесь проживали и другие национальные меньшинства, прежде всего, цыгане), нарисованная картина была достаточно полной, как и верным был прогноз. Показательно слово "плацдарм", да и инициаторами тотальной этнической чистки предстают вовсе не сербы. Так имел ли право Милошевич в этих условиях действовать иначе, нежели он действовал? "Нью-Йорк Таймс" образца 1999 года, ставшая одним из рупоров натовской пропаганды, считает, что сербы все равно не имели права сопротивляться, а журнал "Ньюсуик" от 5 апреля 1999 года назвал Милошевича "громилой албанцев", тем самым подтвердив принципиальную установку клуба избранных, отождествляемого с международным сообществом, на селекцию народов и дозированное наделение их правами, в зависимости от степени их лояльности к "клубу" и общей их полезности - или бесполезности - для него.

Сербы были сочтены нелояльными и бесполезными, и именно по этой, а не по какой-либо другой причине чистка Косово, начатая албанскими националистами, была продолжена под прикрытием НАТО. За прецедентами такого рода надо обращаться, по крайней мере, в эпоху Второй мировой войны (не говоря уже о более далеких временах истребления североамериканских индейцев, и, тем паче, Конкисты). Специфический же привкус всей этой операции придало то, что для осуществления ее ведущий военный блок Запада вступил в открытый союз с террористами и гангстерами, основной источник доходов которых составляет торговля наркотиками.

Более подробный рассказ об этом впереди, а сейчас хотелось бы вкратце остановиться на той части истории вопроса, в силу которой колыбель сербской государственности, священная земля сербов уже в ХIХ веке оказалась в большей своей части заселенной албанцами. И на том, как сложилась эта взаимная вражда двух народов, вожди которых плечом к плечу стояли на Косовом поле против общего врага (в их ряду - предок национального албанского героя Скандербега, Иоанн Кастриота, серб по происхождению).

* * *

После гибели сербского войска и князя Лазаря на Косовом поле, после окончательного падения сербского царства под ударами турок сербы, хотя и ставшие "райей", все еще составляли большинство населения в крае. Тем не менее, позиции албанцев усиливались, особенно албанцев-мусульман ("геги"), ибо есть и до сих пор сохранились, правда, в количестве гораздо меньшем, албанцы-христиане ("тоски"). Качественный же сдвиг всей ситуации произошел после 1690 года, когда при Качанике турки разбили войска австрийцев, поддержанные восстанием сербов под руководством Карагеоргиевича; тогда около 30 тысяч сербских семей под угрозой жестоких турецких репрессий, оказались вынуждены покинуть Косово и под руководством патриарха Арсения ушли на север, унося с собой мощи князя Лазаря.