Ты задолжал мне любовь (СИ) - Эмилия Иванова

ответственность, как будто у него было раздвоение личности?

В настоящий момент только Тимур знал о местонахождении ребенка, однако он также прекрасно понимал, что у противника есть численный перевес, и при этом продолжал подвергать себя опасности, на что же он, в конце концов, рассчитывал? Возможно, было что-то, что беспокоило его сильнее, чем ребенок, и именно это заставило мужчину остановить меня от поездки в Германию.

Я подумала, что это верный ход мысли. Если я права, то у Тимура была только одна причина не пустить меня к себе — возможно, эти люди изначально пришли за мной. Вероятно, тот телохранитель может что-то знать.

Подумав об этом, я, сжав кулаки, вновь рванулась в подвал, а Давид, не понимая, в чем дело, пошел следом. Внутри убрались, однако воздух по-прежнему был наполнен тяжелым запахом крови. Верхняя часть туловища охранника была перевязаны, он на последнем издыхании лежал на дощатой кровати. Большая часть подручных брата ушла, остался только один, карауливший пленника.

— Уйди, — приказала я.

Подчиненный пропустил меня и, взглянув на шедшего позади Давида и получив от него согласие, вышел.

— Брат, ты тоже иди, я хочу спросить его кое о чем наедине, — сказала я

Сзади не раздалось ни одного звука, и я пришла к выводу, что брат тревожился, поэтому успокаивающе сказала:

— Этот парень на ладан дышит, что он мне сделает?

Помолчав некоторое время, брат, все же убежденный моими словами, вышел, попутно закрыв дверь. В комнате воцарилась полная тишина. Я сделала шаг вперед и, сверху вниз глядя на пленника, равнодушно спросила:

— Хочешь уйти отсюда?

Пребывавший в коматозном состоянии мужчина вдруг открыл глаза и в следующую секунду сел на кровати. Конечно же, как и следовало предполагать, хоть он и был проткнут ножом, хоть его и пытали так долго, этот беспомощный вид был просто наигранным.

— Мы можем заключить сделку, — невероятно спокойно предложила я. — Однако у меня есть одно условие, скажи мне, что с ребенком?

— Госпожа Афанасьева, хоть мы и не жалеем наших жизней, однако мы не дойдем до того, чтобы дурно обращаться с недоношенным ребенком. — На лице телохранителя появилась улыбка, из-за чего он стал выглядеть несколько зловеще.

Конечно же, нельзя было полностью верить словам такого коварного человека, как он, однако, имея на руках косвенные доказательства от Тимура, я через силу, но все же с облегчением вздохнула. Мне следовало поверить этому человеку, поверить, что они не причинят вред моему малышу.

Но даже если так, младенец все еще слишком мал, и насколько хорошо для него будет постоянно переходить из рук в руки группы чужаков? При мысли об этом сердце словно кто-то сжал так, что стало больно. Резко вздохнув и успокоившись, я обернулась, ушла в угол и, взяв кинжал, вновь повернулась, подошла к пленнику и вручила оружие ему, сказав:

— Ты знаешь, что делать?

Тот, подняв голову, посмотрел на меня и, слегка нахмурив брови, мгновение поколебался, словно обдумывая осуществимость этого дела. Однако вскоре он принял решение. С трудом поднявшись на ноги, мужчина накинул лежавшую на полу заляпанную кровью куртку и, грубо взяв у меня кинжал, приставил лезвие к моей шее и потихоньку пошел вперед.

Все это время Давид стоял за дверью. Увидев, что телохранитель взял меня в заложники, он тут же помрачнел, а его подчиненные, стоявшие около входа в подвал, быстро сформировали круг.

Не знаю, кто сообщил Руслану, однако и тот с Захаром поспешил к месту происшествия по боковой тропинке. На мгновение посмотрев в глаза мужу и не увидев в них удивления и паники, я нерешительно отвела взгляд, не позволяя ему выведать мой план — он был настолько умен, что не мог не догадаться о том, что телохранитель не мог взять меня в заложники без моей помощи.

— Эмилия. — Когда мужчина злился, в его голоси появлялся специфичный акцент.

Мгновение поколебавшись, я рискнула вновь посмотреть на него, поэтому, повернувшись, тут же по уши увязла в его бездонном взгляде. Спустя некоторое время сложные и темные, непонятные эмоции в глазах мужчины вдруг пропали и, словно что-то поняв, он невероятно невозмутимо спросил:

— Ты не напряжена? У твоей шеи нож, а ты ни одним словом не попросила спасти тебя.

— В голосе Руслана словно не было никакой температуры.

Сердце упало, и я сжала кулаки. Было понятно, что хотел сказать муж, его слова имели определенную направленность. Он уже разгадал, что происходит, и к тому же страшно разозлился из-за того, что я, наплевав на безопасность, по собственной воле стала заложником. Однако он не мог сразу вынести мне приговор, поэтому ждал моего выбора — хоть нож пленника и был приставлен к моему горлу, Руслану несложно было бы спасти меня, если бы он захотел.

Теперь даже Давид понял, что происходит, все его настроения были написаны на его лице, и, стиснув зубы и глядя на меня, он практически приказным тоном сказал:

— Эмилия, я только что предупреждал тебя, что кое-что делать нельзя!

Пленный телохранитель посмотрел на них, после чего повернулся ко мне и, тяжело дыша, язвительно сказал:

— Судя по всему, госпожа Афанасьева, вы не обсудили это с членами семьи, посмотрите, страдают ли они? С каждым из этих двух шутки плохи, так что догадайтесь сами, сможем ли мы отсюда выйти.

«Бах!» — я внезапно осознала, на что обращает мое внимание телохранитель. Руслан посчитал, что я по собственной воле стала шантажировавшим их заложником ради ребенка?!

Я мгновенно взглянула на мужа. Тот стоял неподвижно, надетая на нем удлиненная куртка развевалась от порывов северного ветра, он выглядел отдаленным и одиноким. В сердце промелькнула нерешительность, однако, стоило мне только подумать о ребенке, как эти ничтожные колебания полностью исчезли.

Давид использовал все средства, однако цель противника по-прежнему оставалось неясной, козырем оставался малыш. Они давным-давно все сделали, полностью подготовились, поэтому, как бы мы не старались, мы бы все равно ничего не добились. Единственный, кто мог быстрее всего связаться с теми, кто украл ребенка — это пленный телохранитель.

Его слова могли слышать только я и он, однако покрытое кровью и шрамами лицо мужчины, то, как он держал нож, выглядело невероятно жестоко. Тело слегка дернулось, и лезвие немного вошло в плоть, отчего мое положение начало казаться еще более опасным.

Руслан все это время смотрел на меня, и выражение его лица бесконечно менялось и корчилось. Глядя на мужа, я раскрыла рот, не понимая, с чего начать — что бы я сейчас ни сказала, все будет неправильно. Однако я не могла