Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

Девятнадцатилетний юноша нахмурился, ответ ему не понравился. И он продемонстрировал Терму, что обладает огромной природной — хотя и привлекательной — самонадеянностью.

— Этого недостаточно, — сказал он. — Рим должен иметь то, что необходимо Риму.

Терм не мог удержаться от смеха.

— О, тебе еще многому предстоит научиться, молодой Цезарь! — сказал он.

Не следовало так говорить. Цезарь сжал губы и стал очень похож на свою мать (которую Терм не знал, иначе он лучше понял бы Цезаря).

— Тогда, Марк Минуций, почему бы тебе просто не сказать, какого числа я должен прибыть с кораблями и каков идеальный состав флота? — спросил Цезарь высокомерно. — Тогда я возьму на себя обязанность доставить флот в нужном количестве в назначенный тобой день.

Терм разинул рот. Какое-то время он не знал, что и сказать. Эта великолепная самоуверенность не пробудила в нем гнева — вот что его удивляло. И на сей раз надменность молодого человека не вызвала у него смеха. Губернатор провинции Азия, к своему удивлению, поверил Цезарю: тот и вправду думает, что сумеет выполнить обещанное. Время и царь Никомед исправят ошибку. И все же Цезарь действительно любопытный субъект — учитывая письмо от Суллы, которое Цезарь вручил Терму.

Этот молодой человек имеет некоторое отношение ко мне через мой первый брак, в результате чего он оказался моим племянником. Но я хочу, чтобы ты уяснил себе: ни в коем случае не следует ставить его в привилегированное положение. Не надо покровительствовать ему! Я хочу, чтобы ты давал ему трудные задания и трудные должности. У него поразительный ум в соединении с большим мужеством, и вполне вероятно, что он сделает большие успехи.

Если отбросить поведение Цезаря во время его двух бесед со мной, его жизнь была скучной из-за обязанностей фламина Юпитера. Теперь он законно освобожден от этого. Как следствие, он не проходил военную службу, поэтому его героизм может быть лишь на словах.

Испытай его, Марк Минуций, и попроси моего дорогого Лукулла сделать то же самое. Если он сломается, разрешаю быть с ним беспощадным и наказать его так, как ты посчитаешь нужным. Если он выдержит, я надеюсь, что ты воздашь ему должное.

И последняя, может быть странная, просьба. Если когда-нибудь ты узнаешь, что Цезарь ездит на каком-либо другом животном, нежели мул, немедленно отошли его с позором домой.

Вспомнив об этом письме, Терм пришел в себя и спокойно сказал:

— Хорошо, Гай Юлий, я назову тебе дату и состав. Доставь флот в лагерь Лукулла на Анатолийском берегу, к северу от города, к ноябрьским календам. У тебя нет шанса реквизировать у старика Никомеда ни одного корабля к этому сроку, но ты сам просил назначить день, а ноябрьские календы — идеальный срок. Мы сможем отрезать обе гавани до зимы. Теперь о составе флота: сорок кораблей, по крайней мере половина из которых должны быть палубные триремы или крупнее. И опять же тебе повезет, если удастся добыть тридцать кораблей, и из них хотя бы пять палубных трирем. — Терм посуровел. — Но, молодой Цезарь, поскольку уж ты открыл свой рот, считаю своим долгом предупредить: если ты опоздаешь или если флот будет не идеального состава, я отправлю рапорт о тебе в Рим.

— Справедливо, — спокойно согласился Цезарь.

— Здесь, во дворце, можешь на некоторое время занять любые комнаты, — любезно предложил Терм.

Несмотря на предупреждение Суллы, в планы Терма не входило враждовать с родственником диктатора.

— Нет, я сегодня же отбываю в Вифинию, — ответил Цезарь, направляясь к двери.

— Нет необходимости так усердствовать, Гай Юлий.

— Может быть, и нет. Но есть необходимость немедленно отправиться в путь, — возразил Цезарь и уехал.

Прошло некоторое время, прежде чем Терм вернулся к бесконечной канцелярской работе. Какой необычный человек! Великолепные манеры и в такой неподражаемой форме! Этим свойством обладают только патриции великих фамилий. Молодой человек ясно дал понять, что не чувствует себя лучше кого-либо из них, простых смертных, но в то же время отлично осознает, что все-таки он — выше всех. Кроме разве Фабия Максима. Невозможно определить, но таковы уж они были, патриции великих фамилий, особенно из рода Юлиев и Фабиев. И такой симпатичный! Не питая влечения к мужчинам, Терм подумал о Цезаре и в этом отношении. Такая внешность, как у Цезаря, часто вызывала сексуальное влечение мужчин. И все же, решил Терм, Цезарь вел себя ни в коем случае не манерно.

Работа молча напоминала о себе, и Терм вернулся к ней. Через несколько мгновений он забыл и о Цезаре, и об этом невозможном флоте.

* * *

Цезарь выступил по суше из Пергама, не дав своим немногочисленным сопровождавшим даже ночь отдохнуть на постоялом дворе. Он шел вдоль реки Каик до ее истока, потом пересек высокий кряж и спустился в долину реки Макест, ближе к морю известную под названием Риндак. Судя по разговорам с местными, ему не нужно было идти к морю. Поэтому он повернул от Риндака и пошел параллельно побережью Пропонтиды к городу Пруса. Как ему сказали, там, в своем втором по величине городе, мог находиться царь Никомед. Положение Прусы по обеим сторонам величественного, покрытого снегом горного массива очень понравилось Цезарю, но царя там не оказалось. Цезарь продолжил путь к реке Сангарий и после короткого пути на восток от нее подошел к главной царской резиденции — Никомедии, расположенной в укрытой бухте.

Как здесь все отличалось от Италии! В Вифинии, обнаружил Цезарь, климат скорее мягкий, чем жаркий. Земля здесь поразительно плодородная благодаря нескольким рекам, течение которых в это время года значительно стремительнее, чем водных потоков Италии. Очевидно, что царь Никомед правил процветающей страной, и его народ больше ничего не интересовало. В Прусе не было бедных. Выяснилось, что и в Никомедии их тоже нет.

Дворец стоял на холме, над городом, окруженный грозными стенами. Первое впечатление Цезаря — греческая чистота линий, греческие цвета, греческая архитектура и богатство. Даже несмотря на то, что несколько лет, пока царь Вифинии скрывался в Риме, здесь правил Митридат. Цезарь не помнил, чтобы когда-нибудь видел Никомеда в Риме, но это было неудивительно. Рим не позволял ни одному правящему царю пересекать померий, поэтому Никомед арендовал исключительно дорогую виллу на холме Пинций и проводил все свои переговоры с Сенатом оттуда.

У входа во дворец Цезаря встретил поразительно женоподобный мужчина неопределенного возраста, оглядевший его с головы до ног с почти рабским обожанием. Он послал другого женоподобного человека со слугами Цезаря, чтобы поставить в конюшню лошадей и мула, и провел Цезаря в вестибюль, где тот должен был ждать, пока сообщат царю и примут решение, где разместить гостя. Получит ли Цезарь аудиенцию у царя немедленно, управляющий сказать не мог.

Небольшое помещение, где ждал Цезарь, было прохладным и очень красивым. На стенах не было фресок — они были разделены на несколько оштукатуренных жемчужно-розовых панелей. Карнизы позолочены в тон бордюрам и пилястрам. Простенок между панелями — темный, пурпурно-красный. Пол из мраморной смеси пурпурного и розового цвета. Окна, выходящие на царский сад, снаружи закрывались ставнями. Из них были видны изящные террасы, фонтаны, цветущие кусты. Таким буйным было их цветение, что аромат проникал в комнату. Цезарь стоял у окна и вдыхал приятный запах, закрыв глаза.

Вдруг из полуоткрытой двери до него донеслись громкие голоса: мужской — высокий и шепелявый, и женский — низкий и глубокий.

— Прыгай! — говорила женщина. — Оп!

— Не надо! — сказал мужчина. — Ты унижаешь его!

Женщина захохотала.

— Уходи! — голос мужчины.

— У-тю-тю-тю! — голос женщины, не перестававшей смеяться.

Вероятно, подглядывать — признак плохих манер, но Цезарю было наплевать. Он подошел к двери, откуда мог видеть то, что уже слышали его уши. Сцена в соседней комнате, вероятно личной гостиной, открылась потрясающая. Он увидел глубокого старика, крупную женщину лет на десять моложе его и маленькую собачку низенькой породы, неизвестной Цезарю. Собачка выполняла различные трюки: стояла на задних лапах, ложилась, переворачивалась, притворялась мертвой, лежа на спине и задрав все четыре лапы вверх. Выполняя весь этот репертуар, она, не отрываясь, смотрела на женщину, очевидно хозяйку. Старик был в ярости.