Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

все совпадало. Избушка должна быть построена правильно, особенно это касается помещения парилки. Ну и о травах, вениках нужно заботиться заранее, сроки их заготовки соблюдать.

– Что, много времени все это занимает?

– Много – не много, а занимает, да и удовольствие огромное. Из правильной бани выходишь совершенно другим человеком. Помнишь, как в русских сказках: старики молодились в кипящих чанах. Я после бани лучше вижу, думаю, настроение поднимается. Ум проясняется – все невзгоды и печали в хорошей баньке смываются. Действительно, молодею.

Людмила, услышав, как муж поет своей бане гимн, поспешила его прервать.

– Слава, Слава, хватит, гости есть и пить хотят. Я знаю, что о своей бане ты можешь рассказывать до глубокой ночи.

– Ну, вот так всегда, Алексей. Прерывают мою арию на высокой ноте.

– Не горюй, Слава, у нас так же, меня Мария тоже часто одергивает. Этикет, правила приличия, распорядок церемонии и тому подобные глупости. А что делать, если душа поет!

– Ой, ой, бедные вы наши. Зато на работе наговариваетесь до хрипоты. Всё, мужички, пора за дело браться. Время быстро бежит, вон – как облака на ветру, – Людмила указала кистью руки на небо. – Уже солнышко нам откланивается. Поэтому командовать парадом теперь буду я. Мария и Алексей идут первыми в баню, а я стол «наряжаю».

Зубов блаженно поежился – то ли от сгущающейся прохлады, то ли от ужаса перед парной, то ли от предвкушения застолья, в этом доме всегда сопоставимого с насыщенностью фламандского натюрморта.

– Мария, команда отдана, пошли.

За стол сели в сумерках, но Людмила тут же зажгла повсюду свет, немного поворчав на Славу, на его привычку экономить электричество. Вячеслав оправдывал это не жадностью, а нежеланием привлекать комаров и других летающих насекомых, летним вечером только и мечтающих облепить все зажженные светильники, а если посчастливиться, полакомиться кровушкой гостей и хозяев.

Ужинали не торопясь, вели разговор о детях. Хотя и Зубовы, и Куклины всё друг о друге знали, все равно всплывали новые детали, и они были настолько интересны, что возникали новые расспросы, общие радости.

К чаепитию участники встречи разбились на пары. Людмила с Марией вели разговор о своих женских заботах. У мужчин, как всегда, были проблемы, которые нужно было решить именно сейчас, и невозможно было отложить до утра.

– Слушай, Алексей, я ждал твоего приезда, чтобы посоветоваться. Хочу обсудить, знаешь, какой вопрос?

– Конечно, не знаю, Слава, – усмехнувшись, ответил Зубов.

– Нет, ты не перебивай.

– Хорошо, молчу как рыба. Вернее, как веник из твоей парилки.

– Ты все шутишь. А я серьезно. Наш городок очень старый. Основа его – частные дома, которые сейчас на глазах преображаются. Понятно почему, – разрешена покупка участков питерским жителям, да и не только им – всем, кто пожелает. На некоторых улицах настоящие дворцы появились. Но есть центральная часть, оставшаяся от советского прошлого. Здесь стоят многоквартирные дома. Сам понимаешь, обветшалые, некрасивые, отслужившие свой срок.

– Слава, остановись, ты чего мне рассказываешь, я это видел, причем много раз, и всю эту картину знаю, как снаружи, так и изнутри. Что ты хотел обсудить? Говори прямо и кратко.

– Я же просил не перебивать меня, – грозным голосом пресек друга Вячеслав. Стало понятно, что говорит он о наболевшем.

– Извини.

– Так вот, если ты все знаешь, не мог ли ты мне помочь, сделать проект планировки центрального квартала.

– Но это огромная работа, Слава!

– Что, два-три листа начертить – большая работа?

– Но чтобы начертить эти три листа, нужно сделать расчеты.

– Какие расчеты, Алексей? Зачем они мне?

– Я не хочу преподавать тебе ликбез. Но пока не будут рассчитаны мощности по теплу, воде, электроэнергии, газу и даже канализации, не сосчитано, сколько нужно школьных мест, насколько надо увеличить детский сад, все, что будет начерчено без этого, можно назвать живописью.

– А можно сделать только архитектурную часть?

– Как ты это понимаешь?

– В центральной части города стоят дома, построенные в разное время, и никто особо над архитектурой этих домов не задумывался. Тогда на это ни средств, ни времени не было, все спешно строили коммунизм.

– А два особняка, которые украшают ваш поселок уже второе столетие и сохранили достойный внешний вид? Их ты тоже хочешь перестроить?

– Нет, Алексей, эти особняки наша гордость. В одном из них сохранился дубовый зал с кессонным потолком и мраморным камином. Там также есть вестибюль с цветным витражом в стиле модерн. Даже война пощадила эти дома. Но зато рядом – нагромождение двух-, трехэтажных их бедных родственников из силикатного кирпича, который посерел от времени и непогоды, а вокруг панельные пятиэтажки, самых разных конфигураций, с черными, местами заплесневелыми швами, а то и дырами между панелей, с самодельными остекленными балконами, разрушенными козырьками над парадными.

– И чего ты хочешь: все снести и построить красивый город?

– Если бы была власть и деньги, сделал бы это.

– Понятно, Слава, понятно. Что же ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы твоя фирма сделала архитектурный раздел, без подсчетов, расчетов и других сложностей, о чем ты мне говорил. Главная цель: приведение внешнего вида домов в порядок; может быть, панельные дома покрыть утеплителем со штукатуркой и покрасить в радостные тона.

– Хорошо, допустим, сделаем картинку, а откуда деньги взять на приведение в порядок домов? Твоя мечта недешево будет стоить.

– От продажи земли.

– А кто тебе разрешит использовать эти деньги?

– Надеюсь, что депутатский корпус. А еще, Алексей, я мечтаю закончить восстановление церкви, – как-то особенно благодушно и мечтательно произнес Куклин.

– У вас же есть работающий храм? – удивился Зубов.

– Восстановили только часть. Ты не знаешь, как мы восстанавливали?

– Нет, извини, даже не интересовался.

– Вот послушай. Церковь давно стояла разрушенная, еще до войны ее под руководством местных большевиков пытались взорвать – но до конца не удалось, ведь храмы русские люди строили на века и с помощью Божией. Мама рассказывала, что, когда храм рушили, все наши жители были огорчены, многие плакали. Мама у меня верующая была. А еще она говорила, что человек, который скидывал крест и колокол, вскорости погиб. А потом от несчастий погибло и все его потомство, весь род иссяк.

– Это, Слава, я не в первый раз слышу о каре Господней. Много таких примеров по всей России, которая свою веру отдала на поругание.

– А маме своей я больше всех верю, – по-детски всхлипнув, добавил Вячеслав. – Так вот, собрались люди весной, решили сами исправлять ошибки своих предков, сначала установили крест, а потом и весь храм решили восстановить. Много людей участвовало; кроме взрослых, работали дети и старики. Кто кирпичи несет, кто доски, а бабушки пирожки пекли, чтобы работников накормить. Так за несколько выходных подняли центральную часть храма.

– У нас в деревне, где я вырос, труд в помощь нуждающихся назывался «по́мочью».

– Алексей, ты не ошибся, может, «помощью» это называется? – деликатно поправил Зубова Вячеслав.

– Нет, нет, Слава, именно «помочью» с ударением