Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

в год можем себе позволить. Пора мне уходить. А вас жду, никаких отговорок не принимаю.

– Хорошо, Слава, береги себя.

Друзья обнялись, ласково похлопывая друг друга по спине.

Дверцу машины Вячеслав придерживал открытой, хотя автомобиль начал медленно отъезжать от крыльца офиса. Алексей Николаевич приподнял согнутую руку и сжатым кулаком помахал вослед приятелю. Они всегда так прощались.

Зубов еще стоял на крыльце, смотрел на дорогу, хотя машина давно скрылась за поворотом. Мысли о будущей встрече или солнечный ветерок, освежающий и лицо, и душу, заставили его задержаться на воле. В кабинет идти не хотелось. Хотелось окунуться в пронзительную красоту летнего дня, которую Алексей Николаевич так редко замечал, поклониться ей, повиниться в своей невнимательности. И, отчаянно и обреченно махнув рукой, он зашагал в маленький, нежащийся в объятиях солнца скверик, расположенный напротив административного корпуса. Как на объемлющем троне, он в одиночестве разместился на большой скамейке. Глядя на воробьев, выискивающих и находящих в пыли какие-то съедобные крошки, подивившись их оптимизму и стойкости, Зубов вспомнил разговор со Славой.

«Лучшее здание в городе»! Хорошая формулировка, обнадеживающая, тешащая самолюбие. Эта оценка за корпус, уникальный, хоть и небольшой. Да, они постарались, понимая, что надо вписаться в знаменитую петербургскую архитектуру, не нарушая ее строгих законов и непреложных правил. Вписались. Город рад. Театр рад.

Но кто оценит личные усилия руководителя? Какими критериями исчислить их? Дворик театра был так мал, что даже легковые машины не могли в нем развернуться, всегда заезжали передом, а выезжали задом. Сюда же открывалась дверь, ведущая в пристройку, которая временами использовалась под общежитие для актеров. А сарай для декораций и мастерские, казалось, изображали известную поговорку – в тесноте, да не в обиде. Мало того, в центре, как пограничный столб, высился худосочный тополь, подпертый неприглядным мусорным баком. Колышка негде забить, не то, что стройку развернуть. Но теперь-то все иначе. Как сказал корреспондент известной в городе газеты: «Сделали воздушный замок, подняли студийный корпус над землей, на шести несущих колоннах». Да, знатное ноу-хау, но мало придумать, – каково было воплотить это строительство на зыбком берегу Фонтанки! Славы и почестей Зубов получил немало, но никто не знает, сколько оставил он на этом берегу своего сердца.

Алексей Николаевич, разнежившись в волнах воспоминаний и в лучах полуденного солнца, потерял счет времени. О нем напомнил недовольно забурчавший в кармане телефон, неустанно державший в поле своего зрения хозяина, который сейчас совсем позабыл о своем неустанном помощнике. Зубов безропотно подчинился его привычной команде, с трудом высвободился из объятий скамейки и медленно побрел на рабочее место.

На крыльце он приосанился и вошел в здание важным начальником – умным, строгим, решительным.

* * *

Алексей Николаевич с Марией Андреевной приехали к Куклиным в Никольск вечером в пятницу. Хотя горизонт идеально ровным пояском уже препоясал солнце, на улице было светло. Вечер еще не коснулся небесных глубин, где звезды готовились к своему выходу в свет. Еще просматривались облака, их начал сметать с небесной сцены верхний ветер, который не чувствовался на земле. Людмила предложила чаю с дороги, но гости отказались.

Мария попросила хозяйку показать урожай в саду-огороде, мужчины стали наводить порядок в машине, необходимые вещи перенесли в уже знакомый Зубову гостевой домик.

Доминантой участка была светлая, просторная теплица. Как только Людмила открыла в нее дверь, Алексей Николаевич тоже проявил любопытство и заглянул внутрь.

– О, тут как в джунглях, – одобрительно пробасил он. Маша отмахнулась от сомнительного специалиста по огородничеству.

– Алексей, если бы здесь были джунгли, то ничего не выросло бы. Это же настоящие райские кущи, – она восхищенно поднимала ветки, на которых в крупных гроздьях гнездились помидоры, различных цветов и сроков спелости.

– Ты что, селекцию производишь? – спросила она хозяйку.

– Какую селекцию, провожу весной посадку тех саженцев, что на окне всходят.

– Но у тебя здесь и красные, и желтые, и даже черные сорта.

– Какие купила, те и сажаю. Конечно, каждый день они требуют к себе столько внимания, как говорит мой муж, «что мама не горюй».

– Ну да, поливать надо.

– Поливать полдела, тем более вода на участке есть.

– А чего ж еще надо им? – опять вмешался в разговор Зубов.

– Эх, Алексей, Алексей, сразу видно, что далек от работ на огороде. Помидоры, они же живые, требуют вовремя подкормки. Обработать нужно, лишние веточки убрать, прикрыть от палящего солнца, проветрить, чтоб свежим воздухом подышали.

– Легче в магазине купить.

– Согласна, легче. Но это ведь все своими руками сделано. И вкус другой, и пользы больше.

– Но ведь и труд рабский.

– А ты хотел без труда?

– Я уже ничего не хочу, – заулыбался Алексей Николаевич. Он сорвал большой огурец и, сразу вцепившись в него зубами, сочно и аппетитно хрустнул.

– Алеша, ты хоть помой его, – укорила Мария.

– А тут все стерильно. Ведь так? – подмигнул он Людмиле.

– Так-то оно так. Но помыть не мешает.

– Ладно, девчонки, я пошел, – нараспев произнес Зубов.

Вячеслава он нашел в баньке. Парная мерно дышала сладким жаром, в моечной стоял невыразимо уютный запах, которым было не надышаться.

– Ну, как банька?

– Хороша, Слава. Поучаствовал бы, да только мне париться нельзя.

– Знаю я, Алексей, потому подготовил моечную, здесь хоть пыль дорожную смоешь. А парную для женщин оставим.

– Для женщин и тебя, – лукаво подмигнул другу Зубов.

– Да, и я немного погреюсь.

Друзья зашли в предбанник, где уже побулькивал электрический самовар. И здесь разливался сказочный запах луговых трав, казалось, пахло настоящей Русью, традицией, вечностью.

– Это, Слава, ты чем так «надушил» баню?

– Банным настоем. Я сам его готовлю из различных трав: липового цвета, ромашки, березовых листьев и еще кой чего. Смешиваю это все в тазу, а затем ковшиком небольшими порциями выливаю на раскаленные камни. Для усиления эффекта раскладываю пучки трав на полки́ парилки.

– Ты смотри, какой мастер, где научился-то?

– За долгую жизнь многому можно научиться, – самодовольно ответил хозяин усадьбы.

– А веники, я смотрю, березовые любишь.

– В основном березовые, иногда добавляю в них ветки дуба, ясеня, эвкалипта.

– Кто ж тебя парит, Слава?

– Конечно, Людмила. В начале нашей банной истории она просто хлестала меня, как могла, следы от веника долго не исчезали. Со временем научилась, мастером-парильщиком стала. Когда сын приезжает, прошу его попарить меня, так нет никакого сравнения с ласковыми ручками любимой жены.

– После парной пивко?

– Нет, отвык я от пива, по мне лучше душистый чай, настоянный на травах.

Алексей Николаевич еще раз заглянул в парную, тут же плотно закрыв дверь, потом с удовольствием опустил кисти рук в баки с холодной водой в моечной, вышел из нее, так же плотно закрыв за собой дверь, сел за стол в предбаннике, поближе к самовару, и восторженно воскликнул:

– Прекрасная баня, давно такую не видел. А может, и никогда не видел.

– Спасибо, Алексей, за оценку. Соглашусь с тобой, правильную русскую баню встретишь редко. Нужно, чтобы