Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

она рассеялась, возок уже исчез за поворотом.

Новая великая княгиня, преемница черноокой красавицы, молодая, полная обаяния, с хищной торжествующей улыбкой долго взирала вослед возку. Она нарочно встала сегодня рано, облачилась в праздничный малиновый летник, поднялась на забрало стены (знала, что Варвара поедет через Золотые ворота) и смотрела… Смотрела вдаль с неослабным вниманием, будто не веря ещё до конца в случившееся. И не думалось в эти минуты, что и ей когда-нибудь, может статься, придётся вот так же уезжать отсюда по пыльному шляху – до того утро было светлым, ясным, чистым, а радость, огромная, заполнившая всё существо, казалась ей бесконечной. Не хотела верить Анна, что всё в жизни бренно, она наслаждалась сейчас своим превосходством, и ей было этого вполне достаточно.

Так бы и простояла она, наверное, на забороле невесть сколько времени, если бы не окликнула её запыхавшаяся челядинка.

– Великая княгиня! Князь зовёт, ищет тебя повсюду!

– Сейчас иду! – Досадливо поморщившись, Анна поспешила вниз.

Глава 78

С утра Владимир проверял амбары и кладовые, а после велел дюжим тюремщикам отпереть порубы и вывести на белый свет заключённых. Медленной вереницей, шатаясь от изнеможения, брели перед князем худые оборванцы, грязные и немытые годами. Жирные вши шевелились в их косматых всклокоченных волосах и в бородах, терпкий запах гнили и нечистот исходил от их тел. Кожа многих была в гнойных язвах и струпьях. Мерзостное зловоние распространилось по всему двору. Стоящая у окна молодая княгиня Анна, морщась, уткнула носик в пропитанный благовониями платочек; отводили взоры и плевались привычные, казалось, ко всему воины княжеской дружины; холопы спешили убраться подальше, зажимая носы. Один Владимир будто не чувствовал вовсе дурных запахов. Спокойным взором обвёл он узников, подозвал боярина Ратибора, коротко повелел:

– Вызнать о каждом, кто таков. Невинных отпустить, виновных – обратно под замок.

После князь приказал подвести к нему самого жалкого, тщедушного, худого и сгорбленного старикашку с длинной белой бородой, полуслепого, всего трясущегося, словно в лихорадке.

– Кто ты? – спросил Владимир.

Старик, видно, даже не понял, кто перед ним.

– Клима я, боярин новогородский.

– Ага, Клима. – Князь, припоминая, сдвинул брови. – Крамолу ковал ты в Новом городе супротив сына моего. Дело давнее. Кто ж тебя в поруб засадил?

– Князь Святополк повелел.

– Вот как. – Владимир невольно ухмыльнулся. – Возблагодарил, значит, за службу верную. Эй, други! – крикнул он дружинникам. – Освободите сего старика. И гоните его в шею со двора!

Круто повернувшись и не глядя более на обалдевшего изумлённого Климу, Владимир скорым шагом пошёл в сени. Ждали его важные державные заботы, и не было ему дела до какого-то там жалкого крамольника, ещё на земле испившего горестную чашу кознодея и переветника.

Глава 79

Пресвитер Сильвестр добирался до Новгорода восемнадцать дней. В летнюю пору достичь берегов Волхова посуху было попросту невозможно: всюду пути преграждали топкие болота, простирающиеся на многие и многие вёрсты. Потому ехать пришлось по воде через Ильмень привычной для купцов дорогой.

На Ильмене попали в бурю. Весь мокрый в своей убогой рясе с куколем пресвитер стучал зубами от холода и, набожно осеняя себя крестным знамением, шептал слова молитвы.

Слава Христу, пронесло: шторм к вечеру поутих, а утром озаряемая лучами солнца ладья уже скользила по волховской глади.

Большой любитель разных занимательных вещей, Сильвестр хотел вызнать в Новгороде всё о Югре – загадочной далёкой земле, пути к которой не так давно стали ведомы новгородцам. Он мыслил поговорить о Югре и с самим Мстиславом, и с теми боярами, которые посылали в полунощные страны своих отроков. Но то надлежало сделать после, прежде надо было исполнить повеление князя Владимира.

…Мстислав принял Сильвестра с любезной улыбкой на задворках городищенского дворца. Князь догадывался, что имеет пресвитер некое тайное поручение.

– Премного наслышан о тебе, святой отец. Князь Владимир, родитель мой, вельми тебя хвалил, – говорил он, усаживая Сильвестра за стол. – Чем ныне занят? Верно, летопись ведёшь? Ну да и аз сем грешен.

Мстислав уже знал о событиях в Новгороде – вести на Руси распространялись с быстротой неимоверной.

Тем не менее Сильвестр, норовя постепенно подвести князя к главному, стал тонким пронзительным голосом быстро излагать всё случившееся в последние месяцы.

– Сперва, как Святополк Изяславич, упокой его душу Всевышний, преставился, поднялся в городе бунт. Путятин двор разорили, жидов били…

Мстислав нетерпеливо перебил пресвитера:

– Ведаю о сем, святой отец. Ты о деле бай. С чем князь Владимир тебя прислал?

Сильвестр в задумчивости потрепал узкую козлиную бородёнку.

– Великий князь Владимир так сказал: «Стар я уже. Помощник мне в державных делах надобен. Мстиславу, сыну старшому, стол в Киеве после себя хощу передать. Пущай же сын Мстислав ждёт часа, призову его на стол, вместе в Киеве княжить будем».

Как ни старался Мстислав сохранить спокойствие, но невольно вздрогнул и, удивлённо взглянув на Сильвестра, подался всем телом вперёд. Сердце бешено застучало в груди.

«Вот он, вот, порог власти! Пришло время его переступить!»

– Ведает великий князь, – продолжал тем временем пресвитер, – дел ныне в Новгороде невпроворот.

– Да, отче, – вздохнул Мстислав. – Погорел сильно город Кромный. Набрал вот плотников, народу уйму, отстраиваем заново стены. А в Ладоге всё лепо. Посадник Павел повестует, будущим летом кончим. Тамо стены из камня серого, крепкие, никакой порок не прошибёт. Сам видал, ездил.

– Одного не разумею, – продолжал князь. – Коли я в Киев отъеду, кто в Новгороде на стол сядет?

– Сын твой, княже. Всеволод.

– Да ведь малец же совсем он.

– Ничего, подрастёт. С ним, чай, и посадник будет, и воевода.

– И то правда. Я-то ведь тоже с двунадесяти лет в Новгороде сижу.

– Ещё, княже, – быстро перевёл Сильвестр разговор на другое, – вельми хощется проведать мне о Югре.

– О Югре? – удивился Мстислав. – То следует тебе побаить, отец, со боярином Гюрятой Роговичем. А он в Ладоге нынче, посаднику Павлу помогает. Муж сей вельми умный, учёный.

– А ты сам, княже, ничего мне не скажешь?

– Гюрята отрока своего в Югру посылал, он поболе моего ведает. У меня тут токмо… – Мстислав поднялся со скамьи. – Пойдём, покажу.

Через просторную галерею с колоннами они проследовали в душную клеть, где работали писцы.

– Вот, – порывшись в пергаментах, достал Мстислав ветхий, пожелтевший от времени свиток. – Я тут написал со слов Гюряты. «В лето 6600. Послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду, и пришёл отрок мой к ним, а оттуда пошёл в Югру. Югра же – народ, а язык его непонятен; соседит с самоядью в северных странах. Югра