Плутовской роман - Автор неизвестен

Со вниманием выслушала донья Брианда рассказ дуэньи о доне Педро, и стало ей обидно, что он приехал из Севильи несвободным от связи, которую на самом-то деле придумала переряженная донья Виктория; огорченная дама задала несколько вопросов — влюблен ли дон Педро, хороша ли собой донья Эльвира и кое о чем еще, на каковые дуэнья отвечала весьма обстоятельно и так, чтобы навлечь на дона Педро гнев его невесты; донья Брианда, все ж не вполне поверив словам дуэньи, решила известить обо всем своего родителя и просить его разузнать поточнее. Она пошла поговорить с пим в комнату, где как раз завершили заключение брачного контракта, а донья Виктория осталась в зале, где обычно находятся дуэньи; вскоре туда явился слуга дона Педро, который, по поручению господина, ходил за почтой из Севильи; слуга, несший пакет с письмами, спросил у дуэньи, где его господин, — вдовья тока так изменила донью Викторию, что он ее не узнал. Дуэнья ответила, что его господин — в соседней комнате вместе с ее хозяином.

— Несу ему пакет, — сказал слуга, — что прибыл с почтой из Севильи, а в нем письма.

— Ежели вам угодно, — сказала хитрая Виктория, — я могу пакет передать — вам-то нельзя зайти туда, где находится дон Педро, а я охотно сделаю это ради вас.

— Весьма меня обяжете, — сказал слуга и, передав пакет дуэнье, удалился.

Она же первым делом вскрыла пакет и вложила в него письмо, написанное ею тут же, а затем, снова заклеив пакет, прошла с ним к своей госпоже. Та спросила, куда она несет письма. Дуэнья, не моргнув глазом, отвечала:

— Я несу их дону Педро, госпожа моя, пакет только что доставил слуга с почты.

Женщины все любопытны, вот и Брианда, выказав на сей раз любопытство, вскрыла пакет и нашла письмо, написанное дуэньей и подписанное именем доньи Эльвиры де Монсальве. После того, что Брианда слышала, ей захотелось узнать содержание письма; в надежде, что оно прольет свет на всю эту историю, она начала читать следующее:

«Ваше отсутствие и слабое мое здоровье, любезный супруг мой, причиняют мне столько страданий, что жизни моей скоро придет конец, тем паче что я имею известие, будто Вы намерены в столице жениться. Не могу заставить себя поверить подобному слуху о человеке, давшем слово быть моим супругом и связанном со мною столь надежным залогом — общими детьми. Не стану напоминать Вам, что на небе есть господь, чей суд справедлив, и что у меня есть двоюродные братья, которые, узнав о нанесенном мне оскорблении, не преминут отомстить. Да хранит небо Вашу жизнь, дабы Вы постигли всю силу моей любви и свой долг.

Ваша супруга донья Эльвира де Монсальве».

Прочитав письмо, донья Брианда убедилась, что рассказ мстительной дуэньи — чистая правда. Тут как раз вошел ее отец, и она поведала ему все, что узнала о доне Педро, показав, кстати, и письмо мнимой доньи Эльвиры; старик был изумлен; осеняя себя крестным знамением, он возмущался, что кабальеро из столь знатной семьи обманул эту даму, что прижил с нею детей, а после итого еще приезжает жениться на его дочери; однако говорить с доном Педро откровенно он пока воздержался, желая сперва разузнать об этом деле у одного дворянина из Севильи, к которому тут же отправился.

Едва дон Хуан вышел из дому, как явился дон Педро в сопровождении слуги, который сказал ему, что, мол, пакет из Севильи со всеми письмами передан дуэнье; вот дон Педро и пришел за ними, так как дуэнья и не думала отослать их в дом его кузена. Он застал доныо Брианду в первой зале, отца уже не было дома, и дон Педро сказал:

— Госпожа моя, я мог бы возвратиться и по менее важному поводу, только чтоб повидать вас, предмет моих мечтаний, но сейчас оправданием мне служат письма из Севильи, которые мой слуга оставил у той дамы, вашей дуэньи.

— Да, она думала, — сказала Брианда, — что вы сидите с моим отцом, и, войдя, чтобы передать вам письма, встретила меня, а я, догадываясь по ее словам, о чем речь в этих письмах, взяла да и вскрыла их из любопытства и опасения, что в Севилье кабальеро ваших лет вряд ли ведут монашеский образ жизни. Дорого обошлось мне любопытство, но благодаря ему я узнала горькую правду до того, как связала себя узами брака; куда хуже было бы, узнай я это потом; я видела письмо, которое вы сейчас прочтете, письмо от особы, хорошо вам знакомой; в придачу к тому, что я уже знала, мне этого достаточно, чтобы с нынешнего дня прекратить всякие разговоры о браке с вами. Из письма вы узнаете то, что вам и так известно, оставайтесь же с богом, не стану вас больше утруждать.

Дон Педро так и застыл с письмом в руке, недоумевая, что случилось; лишь прочитав письмо, он понял, что чья-то зависть к его счастью хочет ему помешать, нагромоздив на его пути нелепые выдумки; тут в зале появилась дуэнья, и он, не слишком к ней приглядываясь, сказал:

— Сеньора, что это за поклепы на меня возводят? У меня в Севилье возлюбленная, носящая такое имя? Я прижил с ней детей? Дал слово жениться? Готов прозакладывать голову, что это величайшая ложь, какую когда-либо придумывал обман.

— Что до меня, — сказала дуэнья, — я вашим словам верю, но надо, чтобы им поверила и моя госпожа, а она такого нрава, что вряд ли позволит вести дальше разговор о браке; я знаю, что она уже сообщила обо всем отцу и что он отправился разузнать подробности у одного кабальеро из Севильи, здесь находящегося и большого его друга.

— Очень этому рад, — сказал дон Педро, — он, разумеется, услышит, что это ложь и что дамы с именем «донья Эльвира» вовсе нет в Севилье. Но прошу вас, сеньора, скажите, очень ли вы близки к моей госпоже донье Брианде?

— Я пользуюсь особым ее расположением, — сказала она.

— Ежели так, — сказал дон Педро, — вы, наверно, могли бы убедить ее выслушать мои оправдания.

Сильно сомневаюсь, что она захочет с вами разговаривать; она, как я видела, была весьма разгневана, а уж если она рассердится, переубедить ее трудно, и ненависть ее долго не проходит.

— Но раз вы к ней так близки, — сказал он, — я уверен, что вы могли бы смягчить ее своими мольбами, описав, как нежно я ее люблю и как почитаю.

— Да, это в моих руках, — сказала дуэнья, — но что вы мне дадите, коль я уговорю мою госпожу?

— Все, что попросите, — сказал он, — и ежели вас интересуют деньги, то человек я не скупой, и для тех, кто мне помогает, ничего не жалею.

— Как видите, я еще молода, — сказала дуэнья, — и не потеряла надежду выйти замуж; но для этого мне надобно хоть какое-то приданое; надеюсь на вашу щедрость, на то, что вы вознаградите меня за услугу и поможете моему счастью.

— Исполните мою просьбу, — сказал он, — и я обещаю дать вам пятьсот эскудо, чтобы помочь в нужде, а дабы вы не сомневались, что обещание я сдержу, принесите письменные принадлежности, я тотчас напишу вам записку на эту сумму.

Донье Виктории было любопытно, чем все это кончится; она поспешно принесла бумагу, чернильницу, перо и положила все на поставец, чтобы дону Педро было удобно писать. В порыве галантности он поставил свою подпись на чистом листе, доверив дуэнье самой вписать названную сумму; ей же только этого и надо было; поблагодарив за оказанную милость, она пообещала быть усердной посредницей и обнадежила дона Педро, что очень скоро он вновь будет в милости у ее госпожи; влюбленный кабальеро, поверив ее словам, откланялся. В это время вошел Альберто, донья Виктория рассказала ему обо всем происшедшем, и он был удивлен, сколь успешно движется интрига, задуманная, чтобы помешать браку. Дама велела ему над подписью дона Педро написать брачное обязательство и проставить число одного из тех дней, когда он был на вилле, да и свидетелей указать. Альберто повиновался, стараясь как можно лучше подделать почерк дона Педро и взяв за образец подпись, — он в этих делах был большой мастер, писец незаурядный.

В тот день дон Хуан де ла Серда не застал своего севильского друга дома и отложил встречу с ним на следующий день. А донья Брианда решительно сказала донье Виктории, что ни за какие блага не согласится на этот брак, хоть бы и осталась в девицах, да кстати открылась дуэнье, рассказав, что, прежде чем зашла речь об этом сватовстве, за ней ухаживал некий весьма знатный кабальеро по имени дон Санчо де Лейва и она, питая к нему нежные чувства, уже начала было дарить его своей благосклонностью; однако настояния отца, желавшего выдать ее за дона Педро, вынудили ее повиноваться его воле; теперь же, узнав о лицемерии дона Педро, она склонна снова вернуть дону Санчо свое расположение. Донья Виктория слушала с величайшей радостью — это сулило ее замыслам верный успех, и, чтобы укрепить его, она уговорила донью Брианду ободрить дона Санчо.

— Он сильно на меня обозлился, — сказала донья Брианда, — но ежели я пошлю ему письмо, не сомневаюсь, что гнев его пройдет и он снова будет у моих ног.

Мнимая дуэнья вызвалась вручить письмо, только попросила дать ей карету и указать, где живет дон Санчо; донья Брианда была очень довольна, что дуэнья с таким усердием ей служит, тем паче в деле, столь приятном ее сердцу, и, чтобы не откладывать, она приказала дуэнье поехать в этот же вечер к дону Санчо и отвезти письма. Донью Викторию нельзя было упрекнуть ни в лени, ни в тупости, — она тут же отправилась, но не к этому кабальеро, а в нанятый ею дом, велев вознице вернуться: она, мол, дальше пойдет пешком в сопровождении Сантильяны, которого выдавала за отца. У себя дома она написала два письма — одно дону Хуану де ла Серда с приглашением прийти к ней, другое, с таким же приглашением, дону Санчо, указав адрес, по которому ей было приказано поехать. А пока доставляли письма, донья Виктория, сняв платье дуэньи и надев нарядное платье знатной дамы, уселась на эстрадо и в обществе служанки принялась ждать этих двух посетителей. Вскоре явился дон Санчо де Лейва, не знавший, кто его вызвал, ибо подпись на письме ничего ему не говорила. Едва он уселся и перемолвился с доньей Викторией несколькими любезными фразами, как доложили, что дон Хуан де ла Серда вышел из кареты и поднимается к ней. Тогда она сказала дону Санчо: