Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Она отстранилась, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица.

Как стремительно бледнеет кожа. Как лоб покрывается крупной испариной.

Как глаза наполняются осознанием, пониманием и неподдельным ужасом.

Будто разговаривая с самим собой, Гордеев отчаянно прохрипел:

— Черт подери! Что я наделал? Мне нужно… я… ЧЕРТ ПОДЕРИ!

Сорвавшись с места, он, точно обезумевший, рванул в сторону «Газели», на которой они приехали. Однако и трех метров преодолеть не успел. Догадавшись о его намерениях, Зарутский остановил Андрея словами:

— Позже, сопляк! По своим делам свалишь позже. Эта тачка нам еще нужна!

Нехотя, но друг остановился. Лиза же вновь сосредоточилась на Пашке.

И вновь ощутила предательское жжение в глазах. На Соколовского было больно смотреть. Сломленный. Ссутулившийся. Погруженный в тревожные безрадостные мысли, он не поднимал ни головы, ни взгляда. И это стало для нее последней каплей. От сочувствия на душе стало очень-очень горько.

Он стоял гораздо дальше своих лидеров. С основной массой людей.

В толпе, но один, как бы странно это ни звучало. С трудом понимая, что творит, поддавшись исключительно зову своего сердца, Лиза медленно двинулась в его сторону. А оказавшись рядом, вымучила из себя нервную улыбку, обратившись к нему по имени:

— Пашенька?

Он встрепенулся от неожиданности и уставился на нее пустым, почти безжизненным взглядом:

— Рыжая?

Несколько мучительно долгих секунд они напряженно таращились друг на друга. Молча. С плохо скрываемым сожалением и чувством полнейшей безнадеги. И с каждым новым вдохом у нее за ребрами ныло все сильнее. Ей даже представить было страшно, какие эмоции сейчас испытывает Пашка. И каких усилий ему стоит это показное безразличие ко всему происходящему. Ее самообладание дало-таки критический сбой. Из глаз хлынули слезы. Тихонько всхлипнув, она обняла его так крепко, как только смогла. Шумно выдохнув, Соколовский в ответ тоже стиснул ее что было мочи.

— Ты – не он! — яростно рычала Лизавета, пытаясь достучаться до него. — Не он! Слышишь? НЕ ОН! Никто не вправе тыкать в тебя пальцем и обвинять в том, чего ты не делал! Пусть все ваши «праведники» сперва свои грехи сосчитают! Или тупо катятся к дьяволу со своим ценнейшим, но никому не нужным мнением! А ты – замечательный человек. Отличный друг. Сын. Брат. Мужчина. Ты дорог нам. Всегда помни об этом. Пожалуйста, помни!

Пашка медленно отстранился и задумчиво протянул:

— Что ты творишь, а? Заставляешь меня впервые в жизни завидовать другу!

Лиза нервно хихикнула, стыдливо растирая по лицу соленую влагу.

— Уезжай, — произнесла абсолютно серьезно. — Тебе не нужно быть здесь.

— Не могу. Я должен.

— Мы оба понимаем – у твоего отца очень мало шансов! — возразила она более настойчиво. — А это значит, что тебе придется стать свидетелем…

Замолчала, старательно подбирая более щадящие слова. Что само по себе было непросто. В итоге, тяжело вздохнув, девушка продолжила:

— Ты даже не представляешь, на что себя обрекаешь! А я – знаю. Если останешься, вынужден будешь жить с этой болью всю свою жизнь. Ты не сможешь забыть. И равнодушным остаться тоже не сможешь. Поэтому я очень прошу тебя – не упрямься! Забирай Андрея, и оба уезжайте!

Соколовский призадумался на некоторое время, а потом сдержанно кивнул:

— Только если старшие сочтут это разумным и уместным.

— Считай, что сочли! — незамедлительно отреагировал дядя Боря. — Уматывай!

Но ни Пашка, ни Гордеев покинуть «место встречи» не успели. Как раз в этот момент толпа расступилась, и все увидели Шмеля (закованного в наручники) в компании шести вооруженных конвоиров. В ту же секунду у Андрея словно башню сорвало. Зарычав не своим голосом, он угрожающе ринулся в сторону Соколовского-старшего, на ходу извлекая из кармана острый складной нож.

Глава 70

«Нет! Господи, нет! Молю, не дай ему оступиться!»

Лиза оцепенела от ужаса, будучи не в состоянии сделать даже крохотный шаг. Ноги налились свинцом, и точно приросли к земле. Ей казалось, словно она кричит, что есть мочи надрывая глотку. На деле же, вынуждена была бездействовать, и молча наблюдать за всем происходящим со стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Теперь мотивы Андрея стали ясны, как день. Его желание сопровождать ее. Небывалое упрямство и несговорчивость. Он ехал сюда исключительно из-за Шмеля. С одним единственным желанием – свести счеты. Отомстить за семью. И находился уже в нескольких метрах от своей цели, напрочь игнорируя оружие конвоиров, направленное в его сторону. Ему было плевать. Гордеев пер напролом, как танк. Как чертова бездушная машина.

«Они убьют его! – осознала, балансируя на грани истерики. – Если не сдержится, если нападет на Шмеля до суда… его убьют!»

Цепляясь за последнюю соломинку, Лиза схватилась за ремешок от фитнес-браслета, угрожая сорвать его с себя, и угрожающе закричала:

- Не стрелять! Никому не стрелять!

Только вот, сопровождающие Шмеля люди не имели ни малейшего представления о том, кем она является. Не говоря уже о липовых бомбах.

Они видели в Андрее угрозу своей миссии, и действовали соответственно.

Отчаяние затопило душу. Заволокло разум. Ужалило прямо в сердце.

Чувствуя, что задыхается, она со всей дури вцепилась в плечо Сокола.

И каким же сумасшедшим было ее облегчение, когда Гордеева наконец остановили люди из личной охраны Аркадия Михайловича.

Когда в последний момент обезоружили, и скрутили его, точно маленького беспомощного ягненка. Цепляясь за последние крохи самообладания, Лиза послала свекру благодарную улыбку. Тот лишь угрюмо кивнул в ответ.

А вот Андрей, напротив, рассвирепел от их инициативы. Особенно, когда Шмель зашелся в приступе нечеловеческого безумного хохота, и сипло прокаркал:

- Ты на кого быкуешь, выродок? Кого на перо посадить вздумал? Меня? Меня, бл*дь? Да кишка у тебя тонка! Ты такой же слабак, как и папаша твой!

- Сука! – взревел Гордеев, безрезультатно пытаясь вырваться. – Не смей порочить его память своими погаными речами! Убийца! Чертов убийца!

- Пока все верно! – глумился тот, словно наслаждаясь болью Андрея. – Я…

И тут он заметил их. Пашку и Лизу, стоящих рядом друг с другом.

Заметил, и резко замолчал, напряженно сглатывая. Бездействовать и дальше было нельзя. Медленно приблизившись к Соколовскому-старшему, она горько усмехнулась, распознав жгучий страх в его бегающих глазах.

- Помнишь, что я сказала тебе, когда ты убил Даню? Помнишь?

Мужчина молчал, и тогда Лизавета закричала, не сдержав злости:

- Кивни, если помнишь!

Секунда. Другая. Наконец, он выполнил ее просьбу.

Но она все же повторила свое обещание, с ненавистью выплевывая слова:

- Я буду рядом, Шмель! Я буду рядом!

Переключив внимание на Андрея, Лиза попросила немедленно освободить друга. Тем более, безоружным он уже не представлял угрозы для окружающих. Но ответы на вопросы ему все еще требовались. Потому он и предстал перед своим кровным врагом, гордо расправив плечи.

- Может оно и к лучшему! – заявил до неузнаваемости изменившимся голосом. – Руки об тебя марать, и жизнь свою коверкать – то еще удовольствие! Но я хочу знать, за что? За что ты заживо сжег моих родителей? Что тебе сделал мой отец? В чем провинилась моя мать?

Соколовский снова расхохотался, а после ядовито выплюнул:

- Твой драгоценный папочка сделал из меня настоящее посмешище! Превратил в рогоносца! А я его – в живой факел. Все честно!

- Чего? – ошарашенно.

- Да, он с завидной регулярностью нырял под юбку к моей жене! – пояснил Шмель. - А мамаша твоя, тупорылая, даже не догадывалась об этом. И так, к слову, я до сих пор не уверен, что Вика – моя дочь. Новость дня, мелкий ублюдок: возможно ты кувыркаешься со своей сестрой! Как тебе такое?

Гордеев застыл, явно шокированный его словами. Побледнел. Стиснул кулаки. Но Лиза была не в состоянии морально поддержать друга.