Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь - dmitry

Я определенно чувствую себя лучше. Это мне показалось или облака чуточку рассеялись? Действительно ли на дорожке передо мной — пятна света и тени? Я продолжаю идти в сторону красивого старинного административного здания в конце аллеи — оно ярко-желтое, с темно-бежевой лепниной. Неожиданно натыкаюсь на странную группу людей: девочки восьми-девяти лет в белых колготках и балетных пачках, а на головах — причудливые маленькие белые шапочки; несколько девочек постарше, тоже в балетных костюмах, и несколько взрослых с видеокамерами. Увы, все они уже переобувают свои балетки; я явно пропустила главное выступление, но наблюдать за тем, что происходит после него, тоже было очень приятно.

Да, солнце действительно пытается выглянуть, и ему все лучше это удается. Вдруг обнаруживаю, что иду вдоль изгороди. По ту сторону — прекрасный, роскошный ботанический сад! Никогда раньше во время своих странствий на него не наталкивалась — и вот я уже в Боннском университетском ботаническом саду, раскинувшемся вокруг желтого здания. Какое открытие! Древние деревья с грациозно ниспадающими ветвями, едва касающимися буйно заросших лужаек. Каналы и прудики, обсаженные изящными старинными деревьями, обиталище диких уток, чьи зеленые головы сверкают в солнечных лучах (да, солнце уже светит вовсю). На клумбах — самые экзотические растения, все они ухоженные, около каждого — табличка с названием. Вот участок для трав, посреди которого — прекрасный розарий. Ярко- розовые розы расцвели первыми, они уже в полном цвету и начинают осыпаться, их лепестки падают на траву рядом с красными розами, цветки которых только-только начали входить в полную зрелость. За ними растут оранжевые, и их бутоны приоткрылись лишь настолько, чтобы можно было увидеть их потрясающий цвет. Я прохожу по каждой аллее сада, и по темно-зеленым, усаженным величественными деревьями, и по ярким, разноцветным, рядом с цветочными клумбами посреди сада, и, когда я возвращаюсь в «Курфюрстенхоф», на душе у меня прекрасно.

И еще я напоминаю себе, что передо мной открыты другие пути. Я должна помнить про визуализацию и медитацию, потому что в последнее время опухоли вели себя очень спокойно — от них не исходило никаких голосов, образов или эмоций. И все же только после прогулки по ботаническому саду я почувствовала, что смирилась со своим положением. Что ж, так обстоят дела. Надо делать все, что в твоих силах, и принимать то, что происходит. Ничего нельзя предсказать, ни за что не надо цепляться, нет смысла мечтать об одном исходе и испытывать ужас перед другим — все это рождает лишь страдания. Жизнь прекрасна, Кен, мой возлюбленный, просто взгляни, как прекрасны эти розы!

На обратном пути из Бонна мы остановились в Кельне и Аахене, чтобы посмотреть старинные соборы, — и это было последнее, что мы видели в Европе. Но тоскливая меланхолия уже поселилась в наших душах.

В Аахене нам нечем было заняться, особенно если учесть то, что магазины в Германии по субботам закрываются в два часа (кроме первой субботы каждого месяца). Мы устали жить в Германии, и очень хотелось домой, особенно сейчас, когда не планировалось никакого лечения. Нам стало тоскливо, и эта тоска только усиливалась от той еды, которой нас кормили. Меня немного развлекли две увиденные нами вывески — «BAD ACCESSORIES» и «SCHMUCK U. ANTrQUlTATEN»[110], но ненадолго. Мы оба устали без конца ходить и рассматривать витрины. Периодически я начинаю задумываться о смысле жизни, особенно в такой ситуации, когда периоды предельной сосредоточенности на лечении перемежаются пустым временем, которое надо чем-то занять, и при этом ситуация такая, что работать мы не можем. Надо сказать, вопрос не слишком оригинальный. Тем не менее мое стремление жить настолько сильно, насколько это возможно, и продолжает усиливаться, словно бы оно скрывается где-то на клеточном уровне, даже тогда, когда из-за моих умозрительных мудрствований у меня опускаются руки и ьчэндннь гп жкщн. Стоя перед алтарем Девы Марии в кафедральном соборе Кельна, после того как мы зажгли свечи и присоединили их к уже горящим, танцующим, колеблющимся рядам, я подумала о том, что моя любовь к жизни обычно всплывает неожиданно, как это бывает, когда я вдруг получаю удовольствие от созерцания клумб с розами или слушания птиц, отчаянно состязающихся в пении. Но сегодня даже такие моменты казались тусклыми и не могли пробиться сквозь мое уныние. Ранее, этим же днем, я сказала Кену, что нам приходится бороться с приступами дурного настроения чаще, чем тем, у кого есть дети, потому что дети постоянно втягивают тебя в жизнь, наполняют ощущением неограниченности возможностей и надеждами на будущее, даже когда ты понимаешь, что сам ты можешь все меньше и меньше, тело становится слабее, и ты начинаешь воспринимать жизнь более «реалистично».

В тот момент в церкви, встав на колени перед рядами свечей, мерцающих в мягком сумраке, я думала о том, что в жизни имеет смысл только то, что помогает другим людям. Одним словом, служение. Такие вещи, как духовный рост или просветление, кажутся не более чем абстрактными понятиями. Идея максимального развития своего потенциала тоже кажется эгоистической банальностью, если только она не заставляет создавать что-то такое, что помогает облегчать страдания (как это часто происходит). А как же быть с красотой, моими художественными занятиями, творчеством? Что ж, по крайней мере сейчас, они кажутся мне не особо важными, за исключением разве что искусства, украшающего священные места вроде этого собора. Человеческие отношения, связь между людьми, подлинная любовь ко всем формам жизни и всем божьим созданиям — вот то единствен- ное, что важно. Самая трудная и главная моя задача — держать сердце распахнутым, перестать обороняться, быть открытой для боли, чтобы и радость тоже могла проникнуть вовнутрь. Значит ли это, что я буду тратить меньше времени на искусство и больше на работу с людьми, больными раком? Не знаю. Пока что книга, которую я пишу и в которой содержит- ся информация, быть может, полезная для тех, кто сталкивается с такими же испытаниями, кажется мне более ценной, чем расписные тарелки. Хотя я и допускаю, что когда-нибудь достигну точки равновесия, где будет место и для радости, и для красоты, когда облака рассеются, а дух воспарит...

Отъезд наш происходил в атмосфере лени и роскоши: мы ехали на поезде-экспрессе компании «Люфтганза». Когда садишься на этот экспресс в Бонне, они берут у тебя багаж и заботятся о нем до прибытия на конечный пункт, а еще, если захочешь, кормят роскошным обедом с шампанским. Мы уже в пятый раз проезжали по этому участку Рейна, но теперь у меня наконец был путеводитель, где было немного написано обо всех замках — а их немало, в путеводителе упоминаются двадцать семь, — увенчивающих собой мысы или охраняющих путь вдоль реки. Там есть Драхенфельс, самая популярная среди туристов гора в Европе (да, мы с Кеном там были, а Кен возвращался туда еще много раз и один раз взял с собой Вики); сейчас ее изнутри закрепили бетонными блоками после того, как она начала разрушаться из-за горных разработок. Пфальцграфенштайн — крепость, возникшая в 1327 году на острове посреди реки; Эренбрайтштайн — крепость, первоначально воздвигнутая в X столетии для контроля над местом, где сливаются Мозель и Рейн; узкий участок Рейна, где находится Скала Лорелеи, обитель волшебницы, башня высотой в сорок метров; замок Гутенфельс, воздвигнутый около 1200 года, с виноградниками, расположенными на неприступных каменных террасах и каскадом спускающимися со стен до речной долины...

Должна сказать, это путешествие вниз по Рейну было прекрасным. Не меньше всего остального мне понравились личные садовые участки, возникающие то тут, то там на земле, прилегающей к железной дороге, земле, которую иначе никто не использовал бы. Где-то их всего один или два, в других местах оказываются пространства с тридцатью участками или даже больше, и на каждом — сараи или рабочие пристройки, или маленькие летние домики, кресла, выставленные на солнце, грядки с овощами, которые мне так хотелось бы научиться узнавать; есть и участки, почти целиком отведенные под роскошные цветники. Как я хотела бы, чтобы сегодня был не вторник, а суббота, — тогда можно было бы полюбоваться на людей, которые возятся на своих крохотных участках, раскиданных тут и там вдоль дороги и похожих на пестрые лоскутные покрывала, устилающие большие пространства.

Когда мы проезжали мимо Драхенфельса, я пересек проход, сел у окна и стал любоваться крепостью, пока она, десять минут спустя, не исчезла за линией горизонта.

ГЛАВА 19. С Т Р А С Т Н А Я  Б Е З М Я Т Е Ж Н О С Т Ь

Программа Келли—Гонзалеса основана на одном простом предположении: пищеварительные энзимы растворяют любые органические ткани, в том числе и опухоли. Следовательно, повышенные дозы энзимов, принятые вовнутрь, должны растворять опухоли. Это во многом доказано научно. И действительно, в спортивной медицине энзимы уже несколько лет используются для растворения пораженных или поврежденных тканей. Таким образом, основная часть программы Келли заключается в том, чтобы принимать большое количество таблеток с энзимами поджелудочной железы — по шесть раз в сутки (в том числе один прием ночью). Энзимы нужно принимать в перерывах между пищей, на пустой желудок — в противном случае они не попадут в кровь, чтобы заняться раком, а будут просто переваривать пищу.