Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин

Вот, от этих самых мыслей посетивших мою голову и стало мне невмоготу в том душном помещении.

Дабы не смущать своих подчиненных, Мир Акай тоже вышел на улицу и оглянувшись по сторонам, заговорщицки произнес:

— Пойдем ко мне.

Намек я понял с полуслова. Да и как тут было не понять, не маленький всё-таки.

Под бананы и апельсины уговорили вдвоем с ним бутылку «Столичной» пакистанского разлива. Спиртного у командующего больше не было, и я предложил ему поехать к нам в городок, пообещав раскрутиться в честь праздника на полную катушку. Но Мир Акай от моего предложения отказался, мотивируя тем, что сегодня ему еще надо быть в губернаторстве, где тоже запланированы кое какие «мероприятия». Я особо и не стал настаивать на своем предложении, отметив только про себя: «Нам же больше достанется».

Поблагодарив командующего за радушный прием, я собрался, уж было укатить в свои родные пенаты. Тем паче, что Мир Акай опять предложил к моим услугам свое авто. Но, как в таких случаях говориться: «Свинья грязи найдет». Вот и я тоже, нашел этой «грязи» в виде стакана вонючей кишмишовки, которой меня угостил Хаким. И где только он это дерьмо раздобыл? Уж, не из ишачьей ли мочи она сделана? Пить пришлось через силу, затаив дыхание, дабы не ощущать всей мерзопакостности этой вонючей гадости. И как только это зелье пьют афганцы?

От выпитого мне почти сразу же стало дурно. Не объясняя Хакиму ничего, я выскочил из его кабинета, и помчался вглубь двора. Через минуту все съеденные мной апельсины и бананы, в виде бурой массы обильно пропитанной еще не окислившимся спиртным, мирно покоились в пыли, недалеко от нашей «мушаверской».

Не-е, откровенно я сегодня не в ударе. Пора завязывать с этими праздниками. Сейчас бы только до кровати добраться. Я извинился перед Хакимом, что не могу больше составить ему компанию, и, взяв служебную машину уголовного розыска, укатил в «компайн».

Еще не успев основательно задремать, я сквозь сон услышал звуки разрывов реактивных снарядов. По всему было видно, что «духи» решили основательно подпортить нам праздник, выпустив по советническому городку с дюжину осколочных эрэсов.

О том, что «духи» имеют такие намерения, я знал еще накануне, но, увы, изменить ничего не мог. В связи с наступающим праздником на все «упреждающие» артудары и БШУ было наложено временное табу. До первого выстрела со стороны «духов». А поскольку «духи» начали первыми, с нас это табу автоматически снималось. Гаубичная батарея, располагавшаяся у въезда в городок, лениво гавкнула несколько раз всеми тремя орудиями, после чего воцарилась полнейшая тишина. Вот только надолго ли?

Накаркал, однако.

В этот день «духи» еще неоднократно посылали к нам свои «гостинцы». Один такой «подарочек» упал на плоскую крышу дома, в котором жили наши переводчики. Ракета угодила в груду колес снятых с подбитых грузовиков и БТРов. Начался пожар. Рискуя попасть под осколки очередной ракеты, мы бегали вокруг дома, пытаясь потушить огонь водой, выплескивая её на крышу из ведер. В конце концов, мы догадались выстроиться в «живую» очередь, и, передавая ведра с водой, друг другу, наконец-то справились с огнем.

Копоть от сгоревшей резины плотным слоем лежала на наших потных лицах. Мы смотрели друг на друга и безудержно ржали, размазывая при этом потеки пота, отчего наши чумазые лица становились еще грязнее и смешнее. К вечеру «брандмейстерские» мероприятия закончились внеплановой баней, и причитающимися к такому благому делу «посиделками» за рюмкой чая.

Остальные два праздничных дня «духи» также не оставляли нас в покое. Правда, на этот раз всю мощь своего огня они перенесли на город и находившиеся там военные и стратегические объекты, но, тем не менее, несколько ракет и мин, упавших на территорию нашего городка, и выбивших стекла в нескольких виллах, основательно подпортили всем настроение. К тому же были сорваны полуфинальные игры в волейбол, приуроченные к этим праздничным дням, и их проведение пришлось перенести на более поздние сроки.

Праздники миновали, и город зажил своей привычной жизнью. «Аттракционы» исчезли также незаметно, как они появились накануне праздника, и теперь, ничего не говорило о том, что буквально еще вчера на том месте стояли смех и веселье. Все эти реалии кандагарского бытия-перевертыша на меня произвели весьма удручающее впечатление. Если бы собственными глазами не видел того, что происходило в городе на праздники, никогда бы не поверил, что такое вообще может быть.

Реалии жизни оказались куда хуже, чем их можно было ожидать.

На второй день после окончания праздника Мир Акай уехал к Мамад-хану, подписывать итоговое соглашение о дальнейшем сотрудничестве и таким образом, в активе царандоя должна была появиться очередная «галочка» о состоявшемся факте перехода на сторону госвласти еще одной «договорной банды».

Однако не срослось.

Недалеко от уездного центра Тахтапуль, машину командующего попытались таранить ехавшие на БМП исматовцы. Уходя от неминуемого лобового столкновения, водитель командующего круто вывернул руль вправо, и, кувыркаясь, машина свалилась в небольшую пропасть, а исматовцы покатили на своей бронемашине дальше, даже не остановившись. Видимо они были на все сто процентов уверены в том, что Мир Акай с водителем погибли, и факт случившегося можно было списать на банальное ДТП.

Но коварным замыслам Муслима Исмата не суждено было осуществиться. В том, что эта авантюра была придумана именно им, я и не сомневался. По счастливой случайности Мир Акай и водитель остались живы, но «Ландкрузер» после такой катавасии превратился в груду искореженного металла, не способного к самостоятельному передвижению. Подписание окончательного соглашения с Мамад-ханом тоже было сорвано, и когда оно теперь произойдет и произойдет ли вообще, было под большим, жирным вопросом.

О том, что произошло в Тахтапуле, я узнал буквально на следующий день. Приехав как обычно на работу, я не застал там Мир Акая. Дело привычное, поскольку он и раньше частенько отсутствовал на своем рабочем месте, и всякий раз на то у него были весьма веские причины. Но на этот раз после того, как я уже вышел из здания, мой взгляд случайно выхватил легковую машину, стоявшую в глубине двора под тенью двух раскидистых чинар.

Ё-моё! Да ведь это же бурубухайка Мир Акая. Её ярко-красный цвет я не мог спутать ни чем, поскольку в Кандагаре такая машина была в единственном экземпляре. Теперь это действительно была «бурубухайка», в прямом смысле этого слова. Складывалось такое впечатление, что какой-то пьяный великанище скомкал её словно жамульку своими огромными лапищами. Это была уже не машина, а грустная пародия на неё. У нас в Союзе про такой хлам говорят однозначно: «Восстановлению не подлежит».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});