Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин

Прощальные обнимания, лобызания, добрые напутственные слова друг другу. Правда, слез умиления я тогда на лицах афганцев не заметил, да и чепчики в воздух никто не бросал.

Тем не менее, предварительные переговоры прошли весьма успешно, и мы имели моральное право гордиться собой.

Наступила пора возвращаться в Кандагар.

Когда мы тронулась в путь, нафары Мамад-хана открыли беспорядочную стрельбу в воздух из всех имеющихся у них стволов. Один только Мамад-хан не стрелял. Он молча стоял посреди пыльной дороги, скрестив на груди свои жилистые руки, и с прищуром смотрел вслед уходящей колонне.

Часть пятая. Прощальные «гастроли»

Глава 30. Обстановка резко ухудшается

Двадцатого марта в Афганистане наступил «Навруз» — мусульманский Новый год. А коли так, то на работу мы опять не будем ездить целых три дня. У афганцев праздники, значит у нас выходные дни. У нас праздники — выходные дни у афганцев. Одним словом — круговорот пустоты в природе.

Лично для меня первый день праздников был примечателен тем, что на работу все-таки пришлось поехать. Мы едва собрались позавтракать, как с КПП городка прибежал посыльный, который и сообщил мне «приятную» новость, о том, что за мной приехал «Ландкрузер» командующего. Ну, надо же, такая великая честь. Неужели в городе или на постах обороны произошло ЧП? Хотя, по логике вещей, все должно было произойти с точностью до наоборот. Если бы в городе произошло что-либо из рук вон выходящее, Мир Акай наверняка не стал бы гонять в «кампайн» свою машину.

Накануне вечером и практически всю ночь лил сильный дождь. Словно сама мать-природа напоследок решила очиститься от скверны, накопившейся за истекший год. А рано утром тучи разом разбежались в разные стороны, и умытое солнце заиграло своими яркими лучами, отражаясь ими в многочисленных лужах.

Сколько раз мне приходилось ездить в город, и возвращался обратно, но я никогда не видел такого количества людей, сколько их было на улицах Кандагара в тот праздничный день. То ли оттого, что после проливного дождя воздух был свеж и чист, а жара спала, то ли оттого, что в городе не было видно ни одного советского солдата, но именно в этот день я впервые увидел кандагарцев совсем в другом ракурсе. Нет, ничего в их внешнем виде особого не произошло, но вели они себя намного раскованней обычного, а лица их источали радостные, светлые улыбки. И словно не было на этой земле никакой войны.

В центре города, в непосредственной близости от ворот «Идго», афганцы еще накануне установили высоченные качели и небольшие карусельки. И вот теперь, когда наступил этот праздник обновления, «аттракционы» стали местом массового паломничества горожан. Кандагарская молодежь, стоя на широких досках качелей сразу по несколько человек, методично раскачивала их, взлетая к небу, с тем, чтобы уже в следующее мгновение рухнуть вниз, к земной тверди. Если следовать народному поверью, впервые услышанному мной в Кандагаре, именно во время катания на качелях душа человека очищается от скверны житейского бытия и становится намного чище.

А в это самое время, маленькие дети-несмышленыши с радостным визгом катались на малюсеньких карусельках, сделанных их обычных жердин. Бородатый мужик, по всей видимости — ответственный за детские «аттракционы», стоял возле вертикальной карусели, и, перебирая руками жердины, раскручивал её вместе с сидящими в люльках детьми. Тут же, буквально в нескольких шагах от импровизированного «Луна-Парка», полуголая малышня бегала по лужам, умышленно падая и кувыркаясь в дождевой воде. Шум, гам, веселье. Наиболее пронырливые торгаши, подогнавшие свои передвижные ларьки к месту развлечений, бойко торговали фруктами, жвачками и охлажденными напитками.

Одним словом — праздник.

Не успел я войти в кабинет Мир Акая, как он сразу же поволок меня в офицерскую столовую. До обеденного перерыва было еще далеко, но праздничное застолье там было уже в самом разгаре. Когда я вошел в столовую, начальник политотдела — Гульдуст произносил пламенную речь, поздравляя всех присутствующих с наступившим праздником. И хотя из спиртного я на столах так ничего и не увидел, лица у большинства из сидевших за столами людей, были отнюдь не трезвыми. По всей видимости, еще до начала официальных торжеств, многие из них слегка «усугубили» в своих служебных кабинетах. И где только черти раздобыли в Кандагаре спиртное. Наверняка кишмишовкой опять баловались. Приучили мы их на свою голову пьянствовать, и теперь, только преждевременная смерть отучит их от этой «вредной» привычки.

Поскольку на тот момент я был самым главным царандоевским мушавером в провинции, пришлось и мне держать слово. Был весьма краток. Поздравил всех с праздником и пожелал наступления скорейшего мира на многострадальной афганской земле. Последние слова здорово задели за живое почти всех присутствующих, и бурно выражая свои эмоции, они полезли ко мне с объятиями. Стало быть, всем им эта война тоже осточертела. Каждому хочется пожить мирной жизнью, от которой они давно уже отвыкли.

Мне почему-то захотелось выйти на свежий воздух. Спазмы перехватили горло и охлажденный «Спрайт» не лез в глотку. Видимо от предчувствия приближающегося дембеля я стал таким сентиментальным. Чуть что подобное случается, не могу с собой совладать, и слезы начинают душить откуда-то изнутри. Возможно, это ещё и от сознания того, что сам не мало горя принес этим людям. Поди, разберись теперь, на чьи головы падали многочисленные «шуравийские» бомбы и ракеты, посланные по моей наводке. Подсоветный Аманулла конечно же догадывался, что мой неподдельный интерес ко всей поступающей из «зеленки» информации, имеет свое продолжение в её реализации. Уже потом, когда возвращавшиеся из «зеленки» агенты или их связники с ужасом в глазах рассказывали об очередной трагедии, что там разыгралась, Аманулла да и остальные подсоветные, понимали, откуда ветер дует. Может быть, именно поэтому они всё чаще стали укрывать от меня большую часть информации. Возможно, делали они это в надежде на то, что всё это им зачтется после ухода советских войск из Афганистана. Наивные люди! Они свое дело уже сделали, и если к власти прорвутся «духи», всем им однозначно поотрезают головы. И кто знает, сколькие из тех, что сейчас сидят на этой импровизированной пирушке, останутся в живых. Кто-то погибнет завтра, а кто-то через год. Но, скорее всего, у всех, кто честно служил этому режиму, участь одна — преждевременная и очень страшная смерть.

Вот, от этих самых мыслей посетивших мою голову и стало мне невмоготу в том душном помещении.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});