Меч Кайгена - М. Л. Вонг

да, к, кхм, деревне кузнецов. Наши союзники из Яммы начали там устанавливать свое оборудование.

— Свое… оборудование? — медленно повторил Такеру.

— Их оборудование, — сказал переводчик на диалекте Широджима, и Такеру холодно посмотрел на него.

— Ямманки проводят важное судебно-медицинское исследование для нашего императора, — сказал Сонг. — Вы и все в этой деревне будете им помогать.

— Конечно, генерал, — сказал Такеру, хотя это был первый приказ, от которого он замер.

Ямманки могли быть союзниками Кайгена с Келебы, но они все еще были чужаками, а деревни, древне и изолированные, как Такаюби, не любили, когда чужаки лезли в их дела. В этой деревне просто присутствие людей не из Кайгена, как Кваны, вызывало шум.

— Я так понимаю, что ваши люди уносили тела в это здание?

— Только тела наших, — сказал Такеру. — Тех, чьим друзьям и семье нужно их похоронить. Мы ждали финов с соседней горы, чтобы похоронить их.

— Понимаю, — сказал полковник Сонг, — но нам понадобятся все тела в деревне кузнецов — кайгенцев и ранганийцев.

Последовала пауза.

— Вы… что? — сказал Такеру без эмоций.

Переводчик то ли хотел проявить презрение, то ли плохо выполнял работу, но сказал:

— Полковник сказал: «Все тела, кайгенцев и ранганийцев».

Такеру все еще глядел на Сонга.

— Не понимаю.

— Вы направите своих людей принести тела всех, кто был убит во время атаки, ямманкам. Это включает тела, которые они по ошибке принесли сюда, — он кивнул на накрытый труп Мамору. — Если остались только части тела, им понадобится все, что можно собрать.

Мисаки не винила Такеру за шок.

— Я сказал то, что вас запутало, Мацуда?

— Вы хотите, чтобы я забрал мертвых у их горюющих семей? — голос Такеру был без эмоций, как обычно, но он был и пустым.

— Это воля императора.

— Простите, сэр. Я просто… — Такеру стал запинаться в кайгенгуа, который он редко использовал. — Я не понимаю.

— Полковник говорит: «Это воля…».

— Ты тупой? — рявкнула Мисаки на переводчика. — Он знает фразу «воля императора». У нас есть телевидение, — получив шанс показать легкий кайгенгуа после многих лет разговоров на диалекте, она должна была радоваться, но скалила зубы, произнося звуки. — Научись читать ситуацию, придурок.

Все трое мужчин уставились на нее.

«О, Мисаки, ты дура».

— Чо, можешь идти, — сказал Сонг через миг. Смущенный переводчик поклонился и ушел, полковник повернулся к Такеру. — Ты сказал, что управляешь этой деревней. Ты можешь сдержать свою жену?

— Да, сэр. Простите, — сказал Такеру и встал между Мисаки и полковником. — Она страдает от шока и сотрясения мозга.

— Уверен, все вы сильно пострадали, но радуйтесь, зная, что это все на благо империи.

— Конечно.

— Теперь мы понимаем друг друга, и я скажу своим солдатам собирать тела, — Мисаки ощутила, как ее мир стал разбираться, полковник повернулся к Мамору и опустил на него ладонь. — Мы начнем с этого.

— Это Мамору, — сказал Такеру, когда полковник Сонг поманил своих мужчин. — Это мой сын, — в его тоне не было протеста, но что-то было. Мисаки должна была верить в это. Он не мог позволить это.

— Хорошо, мы начнем с вашего сына.

— Да, сэр, — Такеру клонился и забрал меч в ножнах от Мамору, солдаты подняли тело. — Слава Кайгену. Долгой жизни императору.

Гнев пульсировал в Мисаки, вел ее вперед.

— Нет, — прорычала она сквозь зубы. — Вы не можете…

Казу двигался поразительно быстро, поймал ее за талию раньше, чем Такеру или солдаты заметили ее наступление.

— Нээ-сан, нет! — прошипел он, оттаскивая ее.

— Пусти! — Мисаки вырывалась, но Казу держал ее, оттаскивая. Нами, когда ее младший брат стал таким сильным? — Они не могут этого сделать! Не могут…

Джийя Такеру обрушилась на нее, ледяная волна пробежала по крови и костному мозгу. Ее муж не тронул ее — он едва двигался — но удар поразил ее. Все знали, что сильный теонит мог подавить мощью слабого, нейтрализовав его силу, но Мисаки еще не ощущала джийю, которая была настолько сильнее, чем ее.

— Мацуда-доно! — голос Казу был очень далеко, звучал испуганно.

Мисаки смутно ощущала ньяму мужа, намного холоднее ее брат, она вклинилась между ней и Казу, окутала ее, как воды ледяного озера, сомкнувшиеся над ее головой. Ощущение так ее оглушило, что она не понимала, что происходило, пока холодные руки Такеру не опустили ее на колени на опаленный татами. Она была в доме, в комнате, где отдыхал Котецу Каташи.

Дети кузнеца и ее дети сжались вместе на ближайшем футоне.

— Он не может вернуться, — пытался объяснить рыдающему Нагасе и своим младшим Ацуши.

— Почему? — осведомилась его младшая сестра, Наоко.

— Люди не возвращаются из Лааксары. То есть, бывает порой, но… — Ацуши поежился, притянул Наоко ближе. — Не в хорошем плане. Они не возвращаются… как они. Он другие, плохие.

— Мой брат не плохой, — сказал Нагаса.

— Точно, — согласился Ацуши, — или не был таким. Потому мы не увидим его снова.

— Хорошо, что вы смогли сохранить хотя бы меч, Мацуда-доно, — сказал Каташи Такеру.

— Было бы глупо его потерять, — сказал Такеру. — Это отличное оружие.

— Оружие героя, Мацуда-доно, — сказал мечник. — Оно должно храниться в вашей семе для будущих поколений, чтобы им владели и восхищались. Его имя должны гордо повторять с такими, как Курокори и Кумокей.

— У меня моего сына нет имени.

— Конечно, есть, Мацуда-доно, — сказал Котецу нежным гудящим голосом. — Его хозяин и творец подарил ему имя. Это Маморикен, — он кивнул на меч, — Защитник.

Мгновение на лице Такеру трепетало что-то, почти похожее на эмоции. Почти. Мисаки гадала, почему попытки найти эмоции на лице того мужчины ощущались как попытки ухватиться за паутину, пытаться вспомнить сон…

— Спасибо, Котецу Кама, — Такеру поклонился.

Он не успел покинуть комнату, замер рядом с Мисаки, опустился на корточки перед ней и прошептал:

— Твое поведение было позорным. Ты останешься тут и будешь молчать, пока не сможешь вести себя подобающе. Понятно?

— Конечно, сэр, — Мисаки изобразила тихий голос Такеру и акцент Широджимы. — Слава Кайгену. Долгой жизни императору.

Если он собирался ее убить, пусть делает это сейчас. Похоже, потеря близких членов семьи не означала для него ничего. Но он не поднял на нее руку. Он просто опустил ладонь на ее плечо, словно подтверждал, что она останется.

— Тебе плохо, — сказал он. — Отдыхай.

Он ушел, как в день первого выкидыша Мисаки, как он делал всегда. Она смотрел ему вслед, желая, чтобы он ударил ее.